Пожелтевший холодильник в углу кухни, урчавший так громогласно, будто он мучался острым приступом несварения желудка, был лет на десять меня старше, как, впрочем, и практически любой другой предмет обстановки в этой квартире. Плита, шкафы, диван-кровать, ковер — суровые годы не прошли для них даром, и к каждому из них нужен был индивидуальный подход. Например, чтобы заработала плита, нужно было дважды повернуть выключатель до упора и обратно, а чтобы открыть шкаф, следовало надавить на правый верхний угол дверцы. Если бы я заметил все эти неполадки во время первого осмотра, я никогда бы не снял эту квартиру, но в тот момент мне важнее было получить крышу над головой, чем проверять дверцы шкафов, и хозяин квартиры, мистер Ф. Джамал (по крайней мере, именно это имя я пишу на счетах за квартиру), это прекрасно понимал. Судя по его вульгарным представлениям о дизайне интерьера, он, скорее всего, с отличием закончил школу домохозяев в Ричмонде. Все поверхности в квартире были некогда выкрашены дешевой белой эмульсионной краской, но неумолимое время и многочисленные жильцы-курильщики сумели довести их до бледно-оранжево-коричневого цвета. В комнате стояли только диван, обитый бархатистой желто-коричневой материей, в нескольких местах прожженной сигаретами, кофейный столик с кафельной столешницей у стены, на которой висел телевизор, и два небольших белых шкафа вдоль той стены, что напротив окна. Чтобы хоть как-то оживить эту безрадостную обстановку, я повесил над диваном мою любимую фотографию Агги, а в ванной — плакат с Одри Хепберн.

Я потратил целых две недели на поиски пристанища в Лондоне. Хуже, чем в эти две недели, мне было только один раз в жизни. Мне пришлось четырежды садиться в семь пятнадцать на поезд от Ноттингема до Лондона, а потом весь день таскаться по трущобным районам нашей столицы. В тот период я выучил два правила поиска жилья в Лондоне:

Из всех квартир, которые я осмотрел и вокруг которых не крутились бы торговцы наркотиками, только одна оказалась мне по карману: квартира 3 в доме номер 64 на Камбиа-авеню.

Она же — пункт 6: роскошная отдельная однокомнатная квартира, собственная кухня, ванная/душ.

Она же — роскошная квартирка, минус роскошь, на втором этаже полуразвалившегося дома эпохи короля Эдуарда в паршивом Арчвее.

Надо отдать должное мистеру Ф. Джамалу, он не рекламировал мое будущее обиталище ни в одной из газет бесплатных объявлений. Да и незачем было. О свободной квартире мгновенно узнавали представители крайнего звена жилищной цепи, и будущие квартиранты слетались, как грифы на падаль, — зачастую прежний съемщик еще и чемоданов вынести не успеет, а в квартиру уже вселяется новый жилец. Я узнал об этом таинственном домовладельце исключительно благодаря Тамми, девушке моего друга Саймона. Она рассказала ему о мистере Ф. Джамале после того, как я в подробностях пожаловался Саймону на свои трудности. Я осмотрел к тому времени девять адресов, все — полнейшие гадюшники «в пяти минутах ходьбы» от метро, но хуже всего была квартира в Кентиш Тауне. Хозяин квартиры опоздал на полчаса, к тому времени подошли еще пятеро желающих осмотреть это логово, хотя он обещал мне, что я буду первым. Ничего сногсшибательного — комната на двоих, совмещенный санузел, кухня. Он сказал собравшимся, что нынешний квартиросъемщик съезжать передумал, но он, хозяин квартиры, собирается поставить сюда еще одну кровать — не подойдет ли это кому-нибудь? Я с отвращением повернулся и ушел, но трое моих товарищей по несчастью отчаялись настолько, что остались. Тамми дала Саймону номер телефона мистера Ф. Джамала. Еще один звонок — и я уже подписывал контракт. Я хотел было поблагодарить Тамми за содействие, но мы с ней друг друга на дух не переносили, поэтому я не стал заморачиваться. Я счел, что это была вовсе не помощь, а способ таким вот оригинальным образом досадить мне.

Я открыл дверцу холодильника и заглянул внутрь. Лампочка не горела. Я подозреваю, она перегорела еще во времена первой посадки «Аполлона» на Луну. Мой взгляд поблуждал среди жалких останков продуктов — варенье, маргарин, кетчуп, открытая банка фасоли пятидневной давности, луковица — и обнаружил жестянку маслин. Я радостно улыбнулся самому себе.

Лежа в комнате на диване, я подцепил маслину из банки, пытаясь одновременно написать пальцем на спинке дивана свое имя. Но видны были только те линии, которые проводились против ворса, так что целиком разобрать, что я написал, было довольно сложно. Шло время. Я съел еще маслину и уставился в потолок. Прошло еще немного времени. Я съел еще маслину и попытался заглянуть в книгу. Снова прошло какое-то время. Я съел еще маслину, капля рассола упала с кончика вилки мне на подбородок и стекла по шее. И тут я решил, что настало время действовать. Я припомнил все, что мне срочно необходимо было сделать, и выбрал наименее неприятное — письмо в банк. Я вырвал из блокнота лист и написал на нем зеленым маркером, который стащил в школе:

Я громко хихикнул и уже собирался добавить: «PS. И не думайте, что я забыл, как вы мне здорово помогли, когда я в этом так нуждался», как вдруг заметил, что огонек на автоответчике мигает.

После плеера, я считаю автоответчик одним из величайших достижений человечества. Он позволяет вам быть в курсе последних тенденций вашей общественной жизни и в то же время отгораживает от ненужных звонков. Великолепно. Мои нежные чувства к этому техническому приспособлению вызваны давним сообщением, которое Агги однажды оставила на автоответчике моей тети Сьюзен, когда я присматривал за ее домом в Примроуз-хилл во время летних каникул по окончании второго курса. В то время тетя Сьюзен жила в Лондоне, где работала редактором в журнале «Женское царство» или что-то вроде этого, там еще печатали узоры для вязания.

Тетя Сьюзен, надо сказать, совершенно не похожа на мою мать, и мне с трудом верилось, что они вышли из одной утробы. Она была на двенадцать лет — почти на целое поколение — моложе моей матери, так что у нас с ней было значительно больше общего. Она терпеть не могла работать, первая на своей улице установила кабельное телевидение и обожала третий сезон «Черной гадюки»[14]. Она часто говорила, что никогда не выйдет замуж, потому что в этом случае ей придется повзрослеть. Но год спустя она все-таки вышла замуж, родила мою кузину Джорджию, оставила журналистику и переехала обратно в Ноттингем. А тем летом, о котором идет речь, она уехала в отпуск с моим будущим дядей Биллом и сказала, что я могу творить в ее доме все что захочу, при условии, что это не привлечет внимание полиции. К счастью для нее, я только смотрел фильмы, ел горячие бутерброды и выгуливал ее собаку Себхольма — занятия, вряд ли заслуживающие вмешательства сил местного полицейского управления. В тот день я тоже гулял с собакой, а когда вернулся домой, на автоответчике было сообщение от Агги: «Тебя нет дома! Это неправильно. А я хотела сказать, что ты мне сегодня снился. Мы были в поле, и играла музыка из „Поющих под дождем“[15]. Мы лежали на земле и смотрели на луну. Я хочу, чтобы ты знал, я всегда буду любить тебя. Всегда. Обещаю».