- С-сглупил я, - повторил, судорожно вдохнув.

Если честно, Богданыч жутко стремался, что он щас слезу пустит, тут от баб рыдающих спасу нет, а что с парнем делать, ваще непонятно.

- Конечно, сглупил. Нормальные пацаны космонавтами стать мечтают, а ты в гомосеки подался. Голову поверни, ага, на свет двинься, - Богданыч коснулся набухшей на виске длинной ссадины.

- Я адвокатом мечтал, как П-плевако...

- Чшшш, не трясись, промыть надо. Ты и есть адвокат. В ушах шумит, башка болит?

- Нет, вроде... Я корпоративный юрист.

- Одна хрень.

- Бог-дан. Не надо...

- Все-все, потерпи, Господь терпел и нам велел.

Женя отстранился, опершись на раковину.

- Че наврал-то, что свободен, словно птица в небесах?

- Не врал, - Перемычкин сверкнул глазищами.

- Стесняешься монстра своего?

- Отстань!

- Да я не пристал еще. Куда пошел? Когда скажу, тогда и пойдешь.

- Нет ничего, честно. Мы случайно познакомились в одном клубе...

- Ты охуел мне про свои голубые дали рассказывать?!

- Я...

- Хоть с козой ебись, хоть с козлом! Понял? Понял, спрашиваю?!

И вышел, чтобы не видеть, как Перемычкин зажимает уши ладонями в нелепом, детском жесте.

Вообще Богданыч мужик был мирный. Люди, один вид которых способствует разрешению конфликтов, часто спокойны и миролюбивы. Поэтому за свой левый выпад Мамонтову стало стыдно прежде, чем он добрался до офиса. Хотел извиниться, но Перемычкин бегал от него теперь резвее прежнего и в столовой не появлялся, Богданыч даже в тот суши-бар позорный заходил, ни черта. Чем питался-то? Впрочем, не хлебом единым... вот Женя точно. Был он малость не от мира сего. Богданыч шел как-то по коридору и заметил возле лифтов Тамару с Перемычкиным, Тома что-то говорила, а Женя улыбался, тихо так, легко, одними уголками губ, и лицо аж светилось, как на этих, блин...на иконах. У Богданыча была одна от деда, с Борисом и Глебом, что ли. Мамонтова эта мягкость Женина, кротость сраная взбесила так, что он даже испугался. Вот с такими, блять, безответными, что угодно сотворить можно, хоть башкой об стену долбануть, хоть засосать прилюдно. Богданыч подышал глубоко носом, как перед боем, успокаиваясь, подойти хотел, но Перемычкин увидел его и шмыгнул в лифт. Зато Тамара сама подошла, и Богданыч, плюнув на все, пригласил ее погулять после работы.

- Сволочь ты, Богдан, в курсе?

- Че?

- Хрен через плечо! Что ты ему наговорил?! Он только оттаивать начал, а ты!

- Че я?

- А я знаю, че?

Короче, вышел разговор слабоумной с глухонемым.

В ленивых кошках-мышках с Перемычкиным незаметно пролетела неделя.

- Пятница! - провозгласил Миша Белковский, заглядывая в кабинет к инженерам. - С пятницей!

- А что? - неожиданно отозвался Порох. - Поехали, мужики, отпразднуем.

- Что праздновать-то? - не понял Богданыч.

- Пятницу! Ты, Мамонт, на своей барже забыл все священные праздники. Я зачетную харчевню на Китае знаю.

- А кормят в твоей харчевне? - оживился Корольчук.

- Поят!

- Я б пожрал, Любка озверела вконец, забастовку устроила, живот ссохся.

- Лева, а кто проект визировать будет? - спросил Богданыч.

- Ты, я, юрист, Галина Семеновна и Ротштейн, а че?

- Мамонт, ну ты с нами? - Порох звонил куда-то. - Ага, девушка, столик забронировать на...

- Недолго, устал как собака.

- На троих! Часов в восемь.

- Ребят, так я это... с вами? - уточнил Белковский.

- Ты? На четверых, девушка! Четверых!

- Ох ты, шесть уже! - Корольчук вскочил.

- Ты куда?

- У Надежды Федоровны вино обещал забрать до шести. И документы на печать Нине... Мужики, давайте в семь на первом.

На том и порешили.

Машина Корольчука промерзла, разве что сидения льдом не покрылись.

- Че ты ее в гараж не загнал, аааа... Мой нижний бюст!

- Ща, ребятки, согреемся.

- Белковский, а почему лучший продажник без колес?

- Да какие колеса с такими дорогами? А на встречи беру корпоративную.

- Поедем потихоньку, с Богом. Вот же метет! Порох, скока там баллов яндекс выдал?

- Сто десять...

- Ну не беда, я окольными, по-партизански...

- Остановись-ка!

- Ты чего?

- Остановись, - Богданыч открыл дверь.

- Мамонт, ну тока нагрелись!

- Перемычкин! - парень, жавшийся на остановке, замотал головой. Не обознался, значит. Богданыч свистнул.

- Чего? - Женя нагнулся, нос у него был красный, а ресницы намокли от снега и слиплись.

- Залезай! Да залезай, кому говорят, - Богданыч втянул Перемычкина внутрь и захлопнул дверь. - Езжай.

- Че за фигня? - Порох оглянулся.

Миша подвинулся, втроем на заднем сидении было тесновато.

- Мамонт, ты че?

- Ниче, перетереть надо.

- С этим?

- С этим. Остыньте.

- Переохладились уже, - Порох врубил радио.

<i> - ...а ты вот, Сережа, знал что эротические фантазии обладают обезболивающим эффектом?

- Да, Маша, да, дорогие радиослушатели, это вам не картинки рассматривать, это фантазировать! Честное слово, жутко хочу узнать, о чем вы фантазируете в этот славный пятничный вечер? </i>

- Богдан...

- Поговорим.

- Я не хочу.

- Надо, Федя, надо.

- Ну говори!

- Кто ж говорит на трезвую и на голодную? Расслабься, когда еще пожрешь в хорошей компании? Чай не пидоры твои, а замечательные сплошь люди, да, Миша?