Я выхожу на улицу, туда, где не прекращает падать снег и ощущение защищенности исчезает окончательно.

У ворот школы стоит Макс и курит какие-то длинные, типично женские сигареты, отдающие ментолом. Из-под шапки торчат волосы, на сером, обмотанном вокруг шеи шарфе остается пепел.

При виде меня вчерашний знакомый приветливо махает рукой. Жаль, я надеялась, у него здесь подружка. Хотя, по здравому размышлению, здешние нимфетки слишком юны для него, он-то явно закончил или заканчивает институт.

— Чего хотел? — грубо, конечно, но как есть.

— Поболтать, — выкинув сигарету, Макс тут же достает новую, вертит в худых пальцах, но не прикуривает, — только ты и я.

— Звучит как предложение озабоченного и не сильно трезвого типа. Учти, ты не в моем вкусе, — расставляю все точки над й во избежание недоразумений.

— Не переживай, мне малолетки тоже не интересны, я УК уважаю, — фыркает он, — поговорить надо. Завалимся в кафе, ладно?

— Не-а.

— Я плачу, — не успокоился парень.

Такая настойчивость достойна награды, не могу же я отказать страждущему в разговоре. Да и проголодаться уже успела, хотя, спать хочется куда сильнее.

— А ты у нас богатенький буратино? — вручаю навязчивому молодому человеку рюкзак. — Ладно, идет.

Ближайшее кафе в нескольких улицах от школы, в нем нельзя нормально перекусить, зато кофе там предлагают просто отменный. Макс честно тащит мой баул всю дорогу, и успевает выкурить четыре сигареты.

Заткнув уши наушниками, привычно пытаюсь отгородиться от мира музыкальным фоном: сначала Нирвана, потом перехожу на Тарью Турунен, которую сменяет неизвестным образом затесавшийся в плейлист Моцарт с его Реквиемом. Символично.

В кафе нет посетителей и играет приглушенная ретро музыка. Официантка с подозрением косится на ободранных и промокших клиентов, но ничего не говорит, пока мы устраиваемся за угловым столиком.

Макс заказывает обычный экспрессо, но я экономить чужие деньги не собираюсь.

— Почему ты решил пообщаться именно со мной? — прихлебывая кофе по-ирландски, заедаю его мерзким сахаром. Выбранное тирамису стоит нетронутым.

— Ну, как же, — удивляется собеседник, — мы же вроде товарищи по несчастью, в какой-то мере, избранные, столкнувшиеся со сверхъестественным. Думаю, мои друзья решили бы, что это прикол, глупый розыгрыш, или сочли жертвой белой горячки и отправили бы меня в психушку.

Пожимаю плечами: для таких моментов и нужна Сеть с ее анонимностью и толпой разномастных чудиков. Там всегда можно раскрутить на сочувствие, по крайней мере, я лично видела жалующуюся на похитивших ее пришельцев дамочку, и ей отвечали.

— В общем, мне больше не с кем откровенничать, — спокойно завершает он.

Общие тайны связывают, но у меня нет уверенности, что то, что с нами произошло — тайна.

— Это ты так думаешь, — тихо произношу в ответ, ковыряя ложечкой десерт.

— О чем ты?

— Мне почему-то кажется, что мы совсем не особенные и точно не единственные.

Не охота идти домой, не охота думать. Вспоминаю, что никого из своих друзей в школе не видела. Ладно, Мишка и Лена, они известные обалдуи. Но то, что там не оказалось и Аньки — странно: в последнее время она не пропускает уроки и с похмелья — готовится к сдаче ЕГЭ.

На мои звонки приходит равнодушный ответ «абонент недоступен», беспокойство не унимается, и я решаю проведать безголовую подругу. Живет Аня рядом, ехать на другой конец города не надо, да и дел-то на пять минут: забежать, поздороваться и со спокойной душой пойти домой.

Но план-минимум остается невыполненным: на мой стук в дверь никто не отвечает.

Конечно, Анька могла остаться у Славика, могла переночевать у друзей. Да мало ли, по какой причине ее нет дома. Не в первый же раз.

Стучу снова и снова, ибо «стучащему да отворят». Ничего, терпения у меня хватает.

Поэтому, когда из-за двери доносится слабый Анькин голос, мне хочется ликовать.

— Эй, давай открывай, — мне нужно проверить, что с ней все в порядке.

— Уходи.

Что-то подруга не сильно гостеприимна, что вполне можно объяснить тем, что мой визит не дал ей доспать.

— Вот откроешь дверь, и уйду, — обижаться глупо.

— Нет.

— Ань, что случилось?

— Ничего. Просто уходи, хорошо? — кажется, она всхлипывает. Неужели это та же железная Анька, которая только кривила губы, сломав руку, молчала, похоронив любимую бабушку, сжимала кулаки в ответ на претензии подъездных бабок-сплетниц?!

— Расскажи, что произошло, — только уверенности, что хочу знать, у меня нет.

Анька с другой стороны двери захлебывается плачем и смехом, как я вчера, переходит на вой. Так могла бы выть потерявшая стаю волчица или очнувшийся оборотень, загрызший кого-то из близких. Ассоциации мне не нравятся, остается надеяться, что так развлекается подсознание, а не начинает действовать интуиция.

Аня замолкает и наступает тишина.

Сижу, прислонившись спиной к двери на мерзком заплеванном полу, и чувствую, что произошло что-то непоправимое. Догадки, которыми я поделилась с Максом, сбылись как дурное пророчество, бедой пришли в мою реальность.

Пусть это будут выдумки, пусть Аньку бросит ее парень или ее кота задавит пьяный водитель. Дурно желать зла друзьям, но в стремлении обменять зло малое на большое — что плохого?

— Как ты там?

Она, Аннет, с другой стороны, я чувствую это, хотя не слышно ни дыхания, ни каких-либо звуков, доказывающих присутствие подруги.

— Я сожрала Славика, представляешь? — совершенно спокойно отвечает Анька.

Еще как представляю, подружка, еще как.

— Я его любила, — сознается она, — знаешь, плевать на все, но мне казалось, это настоящее. У меня ведь было много парней, но Славка — особенный, с ним хотелось прожить всю жизнь, и чтоб долго и счастливо, как в сказках.

От откровений остается горькое послевкусие, как от Русалочки Андерсена. Не выношу грустные истории, в этом смысле ужасы честнее, они не предполагают и не предлагают правильного и доброго завершения.

— Тогда зачем? — давлюсь словами.

— Не знаю. Я просто проснулась и увидела, как бьется синяя жилка у него на шее. От него так одуряющее пахло кровью, что я не удержалась, — несмотря на пережитое, в тоне чудится наслаждение.

Значит, не только оборотни, но и вампиры. И что самое примечательное, еще вчера один кровосос был вполне живым человеком и по совместительству моим другом.

— Впусти меня, — требую.

— Нет. Не хочу.

— Почему? Ты голодна? — в квартире упырь, а я жажду с ним пообщаться. Неужели последние события повлекли за собой необратимые изменения в моем мозгу?

— Иди, Славка, погуляй, это не твое дело и в сочувствии я не нуждаюсь, — обрезала Анька. Вот стерва.

Бью по железной двери ногой со всего размаху, пока не выскакивает соседка и не начинает орать о том, что у нее больной и маленький ребенок только что заснул, и что я «нехорошая гулящая девка».

Я посылаю ее к черту, она меня в ответ еще дальше. Переход на личности и маты чуть не заканчиваются дракой, но в коридор выглядывает упомянутый больной ребенок, мальчик лет девяти, и женщина успокаивается. В результате, тетка заявляет, что еще раз, и она вызовет милицию. Показываю ей средний палец, и мы расходимся с миром.

Что-то сегодня на меня все орут, что за день-то такой?

Анька, и не подумавшая влезть в скандал, презрительно замечает, что умнее быть надо.

— Слушай, а свет на тебя действует? — мне внезапно приходит в голову, что если оборотня удалось пристрелить обычными пулями, то для Ани все не так плохо. То есть, плохо, конечно, но…

— Заинтересовалась практической стороной дела? Молодец, — саркастично буркнули в ответ, — от света моя кожа покрывается волдырями, как я убедилась, по глупости открыв шторы, но ждать дальнейшего развития событий не стала, серебро не влияет — на мне сейчас серебряные сережки, с чесноком не экспериментировала. Что-то еще?