Такой диагноз был поставлен Гитлеру его современником, психиатром, который несколько раз наблюдал фюрера, но не был полностью уверен в своих выводах. В 1948 году В. Ланге-Айхбаум диагностировал заболевание Адольфа Гитлера как «истеричное, психогенное ослепление, первопричиной которого должно было быть постоянное чувство страха, которое он испытывал на фронте».[123] Личный хирург фюрера Карл Брандт лечил тремор его левой руки — классический случай психогенного синдрома Паркинсона, который начал развиваться у Гитлера вскоре после покушения Штауфенберга. В 1952 году Бумке следующим образом охарактеризовал уровень образования Гитлера: «Он держал в голове множество фактов и данных, которые не были упорядочены, сведены в какую-либо систему и связаны между собой».[124] Не указывая прямо на Гитлера, но довольно ясно давая присутствующим понять, о ком идет речь, еще в 1932 году во время одной из своих лекций психиатр назвал фюрера «честолюбивым психопатом и шизоидным фанатиком». Подобным же способом он объяснял холодность и недоверчивость Адольфа Гитлера, равно как его фанатизм и жестокость.
Также представляют интерес данные из области психиатрии, которые содержат сведения о распространенности душевных заболеваний среди населения. Почти 5 % людей, живущих в индустриально развитых странах, страдают шизофренией, маниакально-депрессивным психозом, эпилепсией, дебилизмом и психопатией. Во время кризиса их маниакальные идеи имеют шанс завоевать популярность в обществе, а они сами могут прийти к власти. «В спокойные времена мы изучаем их, а в тяжелые — они тиранят нас», — предупреждал в своей лекции Эрнст Кречмер.
В традициях психоанализа принято объяснять отклонения в характере Гитлера событиями его раннего детства. Фюрера пытались понять, приписывая ему такие невротические симптомы, как Эдипов комплекс или чувство неполноценности. Однако все это, включая ссылки на привязанность к матери и жесткое отношение со стороны отца, звучит неубедительно. Нет и не может быть никакой связи между наказанием от руки отца и Холокостом. Гитлер не был невротиком. Его историческую роль нельзя свести к примитивной психоаналитической схеме: игры невротика с таким же невротическим народом.
Одна из первых попыток интерпретировать характер Гитлера по системе Зигмунда Фрейда была сделана Рихардом Лангером в 1943 году по заказу Управления Стратегических Служб США.[125] Вскоре в руки американских армейских психологов попала Паула, младшая сестра Гитлера, захваченная в Берхтесгадене. Ее самым подробным образом расспросили о брате, и Паула рассказала, что отец жестоко наказывал маленького Адольфа. В результате антисемитизм и агрессивность Гитлера объяснили как результат эдиповой ненависти к отцу.
Эрих Фромм еще более запутал дело, выступив с тезисом, что Гитлер имел склонность к некрофилии. «На лице Адольфа Гитлера застыла мина человека, который к чему-то принюхивается, о чем мы уже упоминали в нашей дискуссии о некрофилии, как будто он постоянно ощущал некий отвратительный запах; это прекрасно видно на многих фотографиях».[126] В качестве подтверждения якобы имевшейся у Гитлера склонности к некрофилии Фромм часто приводит цитату из мемуаров Шпеера: «Насколько я помню, когда на стол подавали мясной бульон, он называл его "трупным чаем", появление вареных раков он комментировал рассказом об умершей старушке, которую близкие родственники бросили в ручей как приманку, чтобы наловить этих тварей, если ели угрей, он не забывал упомянуть, что эти рыбы обожают дохлых кошек и лучше всего ловятся именно на эту приманку». Однако нет никаких доказательств того, что Гитлер действительно имел какую-либо склонность к трупам.
Намного более убедительно звучит другое объяснение, основанное на другом глубинном психологическом факторе — комплексе неполноценности, описанном Альфредом Адлером. Как пишет Алан Буллок, «огромную роль во всей политике Гитлера играло присущее ему сильнейшее чувство зависти, он желал раздавить своих противников».[127] 13 августа 1939 года Гитлер заявил итальянскому министру иностранных дел Чиано, что причиной начала второй мировой войны стало пренебрежительное отношение стран западной демократии к Германии и Италии, которых они отказывались воспринимать в качестве равноценных политических партнеров. «Этот психологический момент презрения был, пожалуй, наиболее худшим и тяжелым из всех факторов, влиявших на развитие ситуации».
Объяснение, согласно которому действия австрийца Гитлера вытекали из природных особенностей немецкого национального характера, нельзя признать состоятельным. Авторы, которые пишут о неврозе, присущем немцам со времен Лютера, забывают о том, что Гитлер был католиком и, будучи баварским солдатом во время первой мировой войны, прилежно посещал полевые молебны и службы. Все вышесказанное распространяется на попытки вывести психологическое объяснение зверств СС из жестокости германских народных сказок.[128] Смешно говорить о прямой психологической связи между печкой, в которую ведьма посадила Хензеля и Гретель, и газовыми печами крематория в Освенциме. Также нелепо ссылаться и на любимые Гитлером приключенческие романы Карла Мая, проводя параллель между жестокими сценами скальпирования индейцами поселенцев и порядками в немецких концентрационных лагерях.
Ключ к пониманию успеха и личности Адольфа Гитлера лежит в его личной религии, из которой он черпал невероятную по силе энергию. Был ли Гитлер религиозным человеком? Большинство современников были убеждены в этом. По мнению графини Марион Денхоф, фюрер нес на себе «отпечаток религиозности».[129] Причем этот отпечаток носил не только социально-христианский характер, свойственный Австрии, но вобрал в себя общенемецкие черты.[130] Как пишет Фридрих Хеер, Гитлер был убежден, что борьба за Германию носит религиозный характер и ее высшей целью является самопожертвование в интересах священной империи немецкого народа.[131]
8 детстве Гитлеру доставляло удовольствие представлять, как он станет священником. Летом 1924 года, находясь в заключении в Ландсберге-на-Лехе — тюрьме, фюрер заявил своему другу Рудольфу Гессу, что «если бы он чувствовал в себе способность к лицемерию большого стиля, то, возможно, стал бы священнослужителем и, скорее всего, достигнув высокого положения, реформировал и революционизировал бы церковь».
9 марта 1927 года, во время первого публичного выступления после освобождения из тюрьмы, держа речь перед собравшимися в цирке «Крона» приверженцами, Гитлер ничтоже сумняшеся сравнил себя с Иисусом. Он не колеблясь пошел на кощунство и применил в политической риторике евангелический мотив «Esse Homo», сравнив свою судьбу с Христом, блуждавшим по пустыне. Истолкование национал-социализма как политической религии является одной из самых старых попыток объяснить этот феномен, который своим экстремизмом напоминал эпоху детских крестовых походов или реформацию. В 1930 году Томас Манн интерпретировал национал-социализм как возвращение в первобытное время: «От этой природной религиозности, сущность которой заключается в оргастическом, вакхическом разгуле, очень многое перешло в современный неонационализм. Однако если подумать, во что обошелся человечеству расцвет культов природы с их рафинированно варварской гностикой и сексуальным развратом мистерий в честь Молоха, Ваала и Астары, можно только удивляться, с каким легкомыслием сегодня отрицается возможность возрождения чего-либо подобного».
В 1938 году Эрик Фегелин разглядел в нацистском движении «внутреннюю религиозность», которая воплощается в народе как «партикулярная церковь». В своих выступлениях Гитлер несет народу как бы «святую правду».[132] «Связь с популистской демагогией, целям которой блестяще служат даже саркастические насмешки, которые вместе с усиленной жестикуляцией политического миссионера придают его словам огромное убеждающее действие, особенно видна в глазах простых слушателей».[133]