На этот раз промолчал Шкарутин.
3-я рота под командованием младшего лейтенанта Шадчнева наступала на левом фланге батальона. Несколько отклонившись в темноте, она оказалась в седловине между высотами 180,9 и 146,6, на которую немцы, видимо, меньше обращали внимания. Во время общей атаки рота смяла передний край обороны противника и оказалась у него в тылу.
Под ногами телефонный провод. Гвардейцы режут его финками. Продвинулись метров на четыреста еще. По дороге от Сиротинской движется колонна танков. Рота залегла в овражке.
Но вражеские танкисты, не разобравшись в обстановке, видимо, приняли их за своих. Танки пошли дальше…
В это время и пробрался в роту заместитель командира полка майор Орлов, который до того находился вместе с капитаном Кузнецовым.
Шадчнев доложил ему обстановку.
— Первая и вторая роты лежат под огнем врага, — сказал Яков Матвеевич, выслушав младшего лейтенанта. — Вы в выгодном положении и должны их выручить. Надо бесшумно сблизиться с немцами и атаковать их с тыла. Наше «ура» будет сигналом общей атаки. Так мы договорились с комбатом…
Рота цепью беззвучно двинулась к косогору вправо. Вот уже замелькали головы, спины гитлеровцев. Увлекшись боем с нашими двумя ротами, они не замечали, что делается в их тылу.
Настроение у гвардейцев приподнятое: «Сейчас мы зададим вам, гадам!»
Шадчнев дал сигнал к атаке.
— За Родину, ура-а-а!
— Ур-ра-а-а! — послышалось из-за окопов противника.
Гвардейцы на ходу, не переставая кричать, ведут дружный огонь.
Началась свалка. Фашисты в панике заметались, побежали, бросая оружие. Гвардейцы преследуют их. Две роты ведут рукопашную в траншее. В ходу штыки, приклады, десантные ножи.
Ефрейтор Чаплыгин подбежал к брошенной 76-миллиметровой пушке, пытается открыть затвор, но не знает как.
— Сейчас мы ее приспособим, Саша. — Это ефрейтор Дудка. Он учился в Омском артиллерийском училище.
Ствол пушки разворачивается в сторону врага. Дудка наводит ее по стволу в стоящие поодаль автомашины. Заряжает и стреляет. Откатом ствола солдата сбивает с ног, но он быстро поднимается и кричит:
— Саша, давай снаряд!
Выстрел за выстрелом. Несколько машин уже горят. Немцы разбегаются от них, а ефрейтор палит и палит по ним, работая и за наводчика, и за заряжающего…
Общая атака с тыла и с фронта довершила дело. Гребень высоты был взят. Боевой приказ выполнен.
В немецких окопах бойцы обнаружили арбузы, помидоры и другую снедь, между делом позавтракали, что было очень кстати после напряженной ночи. Они и не заметили, как уже поднялось солнышко.
Комбат да и бойцы, однако, понимали: так просто со своим поражением гитлеровцы не смирятся. Поэтому батальон сразу же приступил к укреплению захваченных позиций. Подправили окопы и траншеи. Бронебойщики оборудовали окопы для противотанковых ружей.
Говорят, что к подвигу готовятся всю жизнь. Наверное, так оно и есть.
Читаю и перечитываю письма Александра Кузнецова домой, письма его матери и сестры, в которых они вспоминают о сыне и брате, разговариваю с однополчанами Александра, которые вместе с ним дрались на высоте 180,9. Читаю, слушаю рассказы, вспоминаю те фронтовые дни, словно раскручивая кинопленку в обратном направлении. Так хочется уловить тот момент в его жизни, с которого начиналось бессмертие…
Может быть, с того случая, когда он мальчишкой потребовал косу и вместе со взрослыми пошел на луг. Вначале, конечно, ничего не получалось. Коса будто нарочно ищет кочки да кусты, с каждой минутой становится все тяжелее и тяжелее, и ее едва держат руки. А с лица ручьями катится пот. Взрослые, видя этот непосильный труд, начинают беспокоиться: не надорвался бы малый. Но упорство преодолевает все. Прошло несколько дней, и за маленьким помощником потянулось ровное, чистое покосиво, разве только поуже, чем у взрослых. И сам он, не обращая внимания на кровавые мозоли на ладонях, улыбается росистому утру и яркому солнцу.
Или когда он взобрался на ретивого коня и помчался что есть духу?
Соседи качали головами:
— Ой, Степановна, свернет твой Шурка шею…
А может быть, в двадцать девятом, когда он, четырнадцатилетний мальчишка, приходит из школы домой и заявляет матери:
— Мы должны вступить в колхоз!
Для матери это было неожиданностью. Разговоры о колхозах ее даже пугали. Но младший сын был любимым. И потом она хорошо знала его характер: малый, а судит обо всем по-взрослому, и если что решит — не отступится. У него была какая-то особая вера в то, что писалось в газетах, говорилось уполномоченными из города на собраниях… И она, уже пожилая женщина, невольно поддавалась его убеждениям. Кузнецовы в селе Нокшино Великоустюгского района стали первыми колхозниками.
Так, может быть, это случилось именно тогда?
Пустое занятие. Будто кто-то задумывается о таком, вступая в жизнь! А у Александра вся она была еще впереди. И все решалось куда проще. И сложнее. Проще потому, что поступки подростка определялись влиянием взрослых и поведением сверстников: «Я тоже могу не хуже вас!..» Но у Александра очень рано появился и другой мотив.
Он очень любил мать. Знал, как трудно сложилась ее жизнь. Когда умер первый муж, ей было всего 23 года, а на руках уже трое малых ребят. Недолго жил и второй муж, Сашин отец. И от него осталось двое… А каково женщине-крестьянке с такой оравой управляться с хозяйством! Саше очень хотелось быстрее вырасти, чтобы стать настоящим помощником матери…
Скорее вырасти — мечта всех мальчишек. Но стать опорой — для этого надо быть сильным, уметь делать все, чтобы плечо твое не подвело. Вот он и брался за любую крестьянскую работу, старался сделать ее по-взрослому. И в колхоз мать сагитировал, чтобы ей легче жилось. Едва наступили в школе каникулы, он сел на трактор и все лето работал прицепщиком. Пусть знают, что Кузнецовы умеют работать…
Радовали Александру Степановну скромность младшего сына, его справедливость, умение понять и оценить хорошее. Один случай особенно памятен.
Саша дружил с девушкой. Вместе учились, часто их видели вместе и после школы. И вот как-то в сельский праздник идут они рядом и о чем-то увлеченно разговаривают, ни на кого не обращая внимания. Девушка красивая, статная, одета по последней моде. Он тоже высокий, стройный, русые волосы, серые задумчивые глаза. Только вот веснушки портят лицо. И одет в старенькое, ношеное-переношеное…
Смотрит на них мать, любуется и печалится. Вздохнув, говорит сыну:
— Саша, твоя девушка вся в шелках, а идет с тобой, не стесняется, что ты так одет…
Сказала просто по-матерински, по-деревенски.
Сын помолчал. Потом ответил:
— Знаешь, мама, ты не гляди на людей по тому, кто и как одет. Разве в одежде дело?.. Аня — девушка умная. Нам с ней интересно, мы одинаково думаем о жизни…
Детские мечты превращались в поступки. Поступки становились привычкой. Формировался характер. Александр был общительным и довольно восприимчивым, любил читать, размышлять.
С возрастом появились новые заботы. Чувство ответственности перед матерью перерастало в ответственность за судьбы Родины, привело в военное училище.
Узнав о намерении сына стать военным, мать встревожилась:
— А как же мы с Аней, Саша? Ведь одних оставляешь…
Старшие дети Александры Степановны отошли от дому, разлетелись, и она оставалась с двумя младшими.
— А ты посмотри, мать, какая международная обстановка, — ответил сын. — Война все равно будет, и, возможно, скоро. Так лучше я пойду на нее командиром, больше сделаю для Родины. — Помолчал и добавил: — И для тебя, мама… А вы с Аней не беспокойтесь за меня, я вас не оставлю.
Мать ничего не могла возразить. Она знала своего младшего. Не подумав, ничего не сделает, а решил — не отговоришь! Да и от чего отговаривать? От разумного? Хотя, как и любая мать, сокрушалась в связи с предстоящей разлукой. Беспокоило и то, что сын идет в армию.