Продолжение освещения проблематики, затронутой в ТМ-3 (96) в декабре 2010 г.

12 октября секретарь Союза журналистов РФ Михаил Александрович Федотов (юрист, «правозащитник», министр печати и информации РФ в 1992-1993 г.) указом президента РФ был назначен на должности советника президента РФ и председателя Совета при президенте РФ по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека.

СМИ задачу «десталинизации общественного сознания» [1], о которой М.А.Федотов высказался в одном из своих первых интервью после назначения на названные должности, возвели в ранг главной задачи, которую М.А.Федотов намеревается решить. Однако сам М.А.Федотов в интервью радиостанции «Вести ФМ» (http://www.vesti.ru/doc.html?id=399432) опроверг такое воззрение, назвав главной задачей модернизацию российского общества, а «десталинизацию общественного сознания» поставил на третье место в перечне частных задач, в котором на первое место он поставил судебную реформу, а на второе - защиту детей. Тем не менее тему «десталинизации» СМИ прочно связали с его именем и предстоящей деятельностью Совета при президенте по правам человека, который М.А.Федотов возглавил.

21 декабря 2010 г. сайт Грани.ру сообщил:

«25 ноября Федотов заявил, что первое заседание президентского совета по правам человека в новом составе будет посвящено десталинизации. По словам Федотова, правозащитники потребуют полностью открыть советские архивы и провести суд над тоталитаризмом. Встреча президента Медведева с новым составом совета намечена на середину января.

По словам члена совета Сергея Караганова, слова «десталинизация» в повестке январского заседания не будет, тема заявлена шире - о национальном примирении и о памяти жертв тоталитарного режима. Общая тема обозначена для того, чтобы не сводить всё к культу личности генсека и подчеркнуть, что речь идёт о преодолении нацией пережитков прошлого, пояснил Караганов.

Президентский совет и правозащитный центр «Мемориал» разработали проект федеральной программы по увековечиванию памяти жертв репрессий, состоящей из 4 блоков. Первый - полное рассекречивание советских архивов. Предлагается снять гриф секретности со всех советских документов доперестроечного периода и упростить процедуру доступа к ведомственным архивам, следственным документам, архивам ЧК, ГПУ, ВКП(б), шифротелеграммам, попадавшим с мест в центральный аппарат, персональным делам граждан.

Второй блок программы касается мемориализации - поиска лагерных захоронений, установки памятников, создания полноценных музейных экспозиций. Третий блок - социальная защита пострадавших от репрессий. Их, по данным «Мемориала», около 800 000 человек - узников лагерей и их детей. По закону им полагается ежемесячная компенсация, но сейчас она поручена региональным властям. Правозащитники предлагают вернуть узникам федеральные гарантии выплат, а оставшимся в живых узникам лагерей (около 30 000 человек) размер выплат повысить и наделить их натуральными льготами - например, бесплатной медициной.

Четвёртое требование совета - дать политико-правовую оценку преступлениям тоталитаризма. Одним из вариантов может стать президентский указ с чётким перечнем преступлений и указанием на недопустимость прославления сталинизма [2].

Совет предлагает и судебное разбирательство преступлений режима. «Мы говорим даже не о преступлениях конкретных людей, - пояснил член совета Сергей Кривенко. - Надо оценить с правовой точки зрения блок нормативных документов: по коллективизации, по Катыни, по большому террору». Вердикт по фактам истребления целых групп населения, считают в совете, должны вынести Верховный или Конституционный суд.

В правительстве проект президентского совета оценивают осторожно. «Нельзя стирать историю страны. Один из наших приоритетов - борьба с попытками коверкать историю», заявил пресс-секретарь премьера Дмитрий Песков.

В 2009 году в День памяти жертв репрессий Дмитрий Медведев заявил, что оправдание сталинских репрессий под видом восстановления исторической справедливости недопустимо. Медведев отметил, что «никакое развитие страны, никакие ее успехи, амбиции не могут достигаться ценой человеческого горя и потерь». «30 октября - это День памяти о миллионах искалеченных судеб. О людях, расстрелянных без суда и без следствия, о людях, отправленных в лагеря и ссылки, лишенных гражданских прав за «не тот» род занятий или за пресловутое «социальное происхождение». Клеймо врагов народа и их пособников легло тогда на целые семьи», - сказал президент.

«Невозможно представить себе размах террора, от которого пострадали все народы страны, - добавил он. - Его пик пришёлся на 1937-1938 годы. «Волгой народного горя» называл Александр Солженицын бесконечный «поток» репрессированных в то время. На протяжении двадцати предвоенных лет уничтожались целые слои и сословия нашего народа. Было практически ликвидировано казачество. «Раскулачено» и обескровлено крестьянство. Политическим преследованиям подверглись и интеллигенция, и рабочие, и военные. Подверглись преследованиям представители абсолютно всех религиозных конфессий».

«Мы много внимания уделяем борьбе с фальсификацией нашей истории. И почему-то зачастую считаем, что речь идет только о недопустимости пересмотра результатов Великой Отечественной войны. Но не менее важно не допустить под видом восстановления исторической справедливости оправдания тех, кто уничтожал свой народ», - заявил Медведев» http://grani.ru/Society/History/m.184701.html).

Таковы намерения на будущее буржуазно-либеральных общественности и государственных деятелей. Однако прежде чем обратиться к рассмотрению перспектив «десталинизации», которая стала главной идеологической проблемой госвласти в постсоветской Россионии, обратимся к истории и литературе, чтобы понять дух политики: имперской ранее 1917 г., сталинской, россионской наших дней.

В отечественной истории есть два литературных персонажа и одна историческая личность, социологические воззрения которых, будучи властными над теми или иными сегментами коллективного бессознательного, во многом определили события прошлого и определяют перспективы России в XXI. Это - великий инквизитор Ф.М.Достоевского, великий комбинатор Ильи Ильфа и Евгения Петрова и монах псковского Спасо-Елеазарова монастыря Филофей (годы жизни ориентировочно: 1465-1542), первый идеолог доктрины «Москва - третий Рим».

О великом инквизиторе Достоевского большинство слыхало, но сюжета в подробностях не знает, а единичные интеллектуалы в своих исследованиях обращаются к этой теме чуть ли не со времён выхода в свет «Братьев Карамазовых». О великом комбинаторе знают практически все, но политических аналитиков и социальных философов он не интересует, хотя он - кумир и образец для подражания миллионов. А доктрина «Москва - третий Рим» вызывает интерес у некоторой части политиков и политически активной части населения всякий раз, когда альтернативные ей концепции при попытке их воплощения в жизнь в России заходят в тупик.

«Легенда о великом инквизиторе» включена Ф.М.Достоевским в роман «Братья Карамазовы». По её сюжету великий инквизитор обращается к взятому им под стражу Христу, снова мирно явившемуся во плоти среди народа Севильи в XVI веке:

«Реши же Сам, кто был прав: Ты или тот, который тогда вопрошал Тебя? Вспомни первый вопрос; хоть и не буквально, но смысл его тот: “Ты хочешь идти в мир и идёшь с голыми руками, с каким-то обетом свободы, которого они, в простоте своей и в прирождённом бесчинстве своём, не могут и осмыслить, которого боятся они и страшатся, - ибо ничего и никогда не было для человека и для человеческого общества невыносимее свободы! А видишь ли сии камни в этой нагой раскалённой пустыне? Обрати их в хлебы, и за Тобой побежит человечество как стадо, благодарное и послушное, хотя и вечно трепещущее, что Ты отымешь руку Свою и прекратятся им хлебы Твои”. Но Ты не захотел лишить человека свободы и отверг предложение, ибо какая же свобода, рассудил Ты, если послушание куплено хлебами? Ты возразил, что человек жив не единым хлебом, но знаешь ли, что во имя этого самого хлеба земного и восстанет на Тебя дух земли, и сразится с Тобою, и победит Тебя, и все пойдут за ним, восклицая: “Кто подобен зверю сему, он дал нам огонь с небеси!” Знаешь ли Ты, что пройдут века и человечество провозгласит устами своей премудрости и науки, что преступления нет, а стало быть, нет и греха, а есть лишь только голодные. “Накорми, тогда и спрашивай с них добродетели!” - вот что напишут на знамени, которое воздвигнут против Тебя и которым разрушится храм Твой. На месте храма Твоего воздвигнется новое здание, воздвигнется вновь страшная Вавилонская башня, и хотя и эта не достроится, как и прежняя, но всё же Ты бы мог избежать этой новой башни и на тысячу лет сократить страдания людей, ибо к нам же ведь придут они, промучившись тысячу лет со своей башней! Они отыщут нас тогда опять под землёй, в катакомбах, скрывающихся (ибо мы будем вновь гонимы и мучимы), найдут нас и возопиют к нам: “Накормите нас, ибо те, которые обещали нам огонь с небеси, его не дали”. И тогда уже мы и достроим их башню, ибо достроит тот, кто накормит, а накормим лишь мы, во имя Твоё, и солжём, что во имя Твоё (выделено нами при цитировании). О, никогда, никогда без нас они не накормят себя! Никакая наука не даст им хлеба, пока они будут оставаться свободными, но кончится тем, что они принесут свою свободу к ногам нашим и скажут нам: “Лучше поработите нас, но накормите нас”. Поймут наконец сами, что свобода и хлеб земной вдоволь для всякого вместе немыслимы, ибо никогда, никогда не сумеют они разделиться между собою! Убедятся тоже, что не могут быть никогда и свободными, потому что малосильны, порочны, ничтожны и бунтовщики. Ты обещал им хлеб небесный, но, повторяю опять, может ли он сравниться в глазах слабого, вечно порочного и вечно неблагодарного людского племени с земным? И если за Тобою во имя хлеба небесного пойдут тысячи и десятки тысяч, то что станется с миллионами и с десятками тысяч миллионов существ, которые не в силах будут пренебречь хлебом земным для небесного? Иль Тебе дороги лишь десятки тысяч великих и сильных, а остальные миллионы, многочисленные, как песок морской, слабых, но любящих Тебя, должны лишь послужить материалом для великих и сильных? Нет, нам дороги и слабые. Они порочны и бунтовщики, но под конец они-то станут и послушными. Они будут дивиться на нас и будут считать нас за богов за то, что мы, став во главе их, согласились выносить свободу и над ними господствовать - так ужасно им станет под конец быть свободными! Но мы скажем, что послушны Тебе и господствуем во имя Твоё. Мы их обманем опять, ибо Тебя мы уже не пустим к себе. В обмане этом и будет заключаться наше страдание, ибо мы должны будем лгать. Вот что значит этот первый вопрос в пустыне, и вот что Ты отверг во имя свободы, которую поставил выше всего. А между тем в вопросе этом заключалась великая тайна мира сего. Приняв “хлебы”, Ты бы ответил на всеобщую и вековечную тоску человеческую как единоличного существа, так и целого человечества вместе - это: “пред кем преклониться?” Нет заботы беспрерывнее и мучительнее для человека, как, оставшись свободным, сыскать поскорее того, пред кем преклониться. Но ищет человек преклониться пред тем, что уже бесспорно, столь бесспорно, чтобы все люди разом согласились на всеобщее пред ним преклонение. Ибо забота этих жалких созданий не в том только состоит, чтобы сыскать то, пред чем мне или другому преклониться, но чтобы сыскать такое, чтоб и все уверовали в него и преклонились пред ним, и чтобы непременно все вместе. Вот эта потребность общности преклонения и есть главнейшее мучение каждого человека единолично и как целого человечества с начала веков. Из-за всеобщего преклонения они истребляли друг друга мечом. Они созидали богов и взывали друг к другу: “Бросьте ваших богов и придите поклониться нашим, не то смерть вам и богам вашим!” И так будет до скончания мира, даже и тогда, когда исчезнут в мире и боги: все равно падут пред идолами. Ты знал, Ты не мог не знать эту основную тайну природы человеческой, но Ты отверг единственное абсолютное знамя, которое предлагалось Тебе, чтобы заставить всех преклониться пред Тобою бесспорно,- знамя хлеба земного, и отверг во имя свободы и хлеба небесного. Взгляни же, что сделал Ты далее. И всё опять во имя свободы! Говорю Тебе, что нет у человека заботы мучительнее, как найти того, кому бы передать поскорее тот дар свободы, с которым это несчастное существо рождается. Но овладевает свободой людей лишь тот, кто успокоит их совесть. С хлебом Тебе давалось бесспорное знамя: дашь хлеб, и человек преклонится, ибо ничего нет бесспорнее хлеба, но если в то же время кто-нибудь овладеет его совестью помимо Тебя - о, тогда он даже бросит хлеб Твой и пойдёт за тем, который обольстит его совесть. В этом Ты был прав. Ибо тайна бытия человеческого не в том, чтобы только жить, а в том, для чего жить. Без твёрдого представления себе, для чего ему жить, человек не согласится жить и скорей истребит себя, чем останется на земле, хотя бы кругом его всё были хлебы. Это так, но что же вышло: вместо того, чтоб овладеть свободой людей, ты увеличил им её ещё больше! Или Ты забыл, что спокойствие и даже смерть человеку дороже свободного выбора в познании добра и зла? Нет ничего обольстительнее для человека, как свобода его совести, но нет ничего и мучительнее. И вот вместо твёрдых основ для успокоения совести человеческой раз навсегда - Ты взял всё, что есть необычайного, гадательного и неопределённого, взял всё, что было не по силам людей, а потому поступил как бы и не любя их вовсе,- и это кто же: Тот, Который пришёл отдать за них жизнь Свою! Вместо того чтобы овладеть людскою свободой, Ты умножил её и обременил её мучениями душевное царство человека вовеки. Ты возжелал свободной любви человека, чтобы свободно пошёл он за Тобою, прельщённый и пленённый Тобою. Вместо твёрдого древнего закона - свободным сердцем должен был человек решать впредь сам, что добро и что зло, имея лишь в руководстве Твой образ пред собою,- но неужели Ты не подумал, что он отвергнет же наконец и оспорит даже и Твой образ и Твою правду, если его угнетут таким страшным бременем, как свобода выбора?» [3].