Сказанное означает, что есть определённое различие между основной массой представителей народа (цивилизации) и представителями ядра, выражающееся в особенностях личностной алгоритмики психики и характере взаимосвязей личностной и эгрегоров (разного рода коллективных психик).

Главное отличие состоит в том, что те, кто не принадлежат к ядру, пребывая в обществе своего народа (своей цивилизации) замыкаются на соответствующие эгрегоры и ведут себя в соответствии с их алгоритмикой и своим эгрегоральным статусом в этих эгрегорах. Если они оказываются в иных обществах, то они утрачивают смысл жизни своего народа (цивилизации), включаются в эгрегоры принявших их обществ и с течением времени адаптируются к их алгоритмике, обретая в них тот или иной эгрегориальный статус, работая на их смысл жизни.

Представители ядра, оказавшись в иных обществах, сохраняют связи со своими этническими (цивилизационными - соответственно типу ядра) эгрегорами и адаптируются к местному обществу только в тех аспектах, адаптация к которым не противоречит смыслу жизни, хранимому ядром; а наряду с этим они вносят в жизнь иных обществ, в их эгрегоры смысл жизни, хранимый ядром своего народа (своей цивилизации).

Идея, составляющая смысл жизни Русской цивилизации, это - идея справедливости в жизни общества, когда все живут по совести, т.е. все свободны, и никто не может стать поработителем и угнетателем других, какие бы должности он ни занимал и каким бы делом ни занимался. Может быть выдвинуто возражение, что эта идея свойственна всем народам.

Да, это действительно отчасти так. И потому П.Я.Чаадаев, В.Г.Белинский, Ф.М.Достоевский (в частности, его речь на открытии памятника А.С.Пушкину в Москве в 1880 г.) [12] имели полное право писать о всечеловечности русских и всечеловечности нашей культуры.

Но это же и совсем не так, поскольку в русском понимании справедливость - некий неотмирный - Богом предопределённый - идеал, который должен быть познан человеком и воплощён в жизнь этого мира. Реальная же жизнь может быть сколь угодно далека от этого идеала, что, однако, не делает этот идеал неправомочным, несбыточным, а только обличает греховность людей, не сумевших его осуществить. И, кроме того:

Только в русском языке слово «свобода» может быть интерпретировано как аббревиатура: С-овестью ВО-дительство БО-гом ДА-нное [13].

Устремлённость к этому идеалу нашла своё наиболее яркое выражение в одном из стихотворений М.Ю.Лермонтова:

«Когда б в покорности незнанья

Нас жить Создатель осудил,

Неисполнимые желанья

Он в нашу душу б не вложил,

Он не позволил бы стремиться

К тому, что не должно свершиться,

Он не позволил бы искать

В себе и в мире совершенства,

Когда б нам полного блаженства

Не дoлжно вечно было знать.

Но чувство есть у нас святое,

Надежда, бог грядущих дней, -

Она в душе, где всё земное,

Живёт наперекор страстей;

Она залог, что есть поныне

На небе иль в другой пустыне

Такое место, где любовь

Предстанет нам, как ангел нежный,

И где тоски её мятежной

Душа узнать не может вновь».

Об этом же и опера В.И.Бельского и Н.А.Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» (с либретто можно ознакомиться по ссылке: http://www.belcanto.ru/kitezh.html).

А в западном понимании справедливость - это безсовестное оправдание исторически сложившегося порядка вещей; оправдание прошлого как процесса, породившего это настоящее, и тенденций несущих в себе будущее. А откуда и как возникает «порядок», оправдываемый житейской мудростью мира сего; какая нравственность и этика в нём выражаются, - западных интеллектуалов не интересует… И с точки зрения философии оправдания этого порядка неправы все, кроме безупречного в своём «развитии» Запада. Предельным выражением этого воззрения стал действующий доныне (введён в 1870 г.) католический догмат о «непогрешимости» ^[14] папы Римского в вопросах веры и нравственности, когда папа определяет вероучение церкви, а не высказывает своё частное мнение как один из многих людей.

Это аморальное видение жизни наиболее яркое и последовательное выражение нашло в философии Г.Ф.В. Гегеля (1770-1831): в слепом игнорировании им праведности, которая представляет собой объективную данность и может быть востребована и воплощена в себе ВСЯКИМ человеком, если он того пожелает.

Праведности - как идеалу человеческой нравственности - свойственна определённая точка зрения, проявляющая Правду-Истину, и потому имеющая непреходящее - надъисторическое - значение, затрагивающая и всеобщее, и любое единичное.

Из отказа Гегеля праведности в объективности её бытия и проистекают оценки им прошлого «лишь с точки зрения тех диалектических коллизий, которые вели к созреванию “настоящего”, т.е. современности, некритически понятой как венец и цель процесса». «Гегель завершает философию истории идеализированным изображением прусской конституционной монархии, философию права - идеализированным изображением буржуазного правосознания, философию религии - апологией протестантизма и т.д.» (Э.В.Ильенков. Гегель. - Большая советская энциклопедия. Изд. 3. Т. 6. - С. 176). Гитлеризм - прямое следствие этой точки зрения: так за нравственную ошибку философии спустя столетие с небольшим Германия заплатила большой кровью и продолжает своё суверенное существование только потому, что России и в советские времена была свойственна устремлённость к торжеству справедливости.

Характерно и то, что у Г.Ф.В. Гегеля по существу нет ни прогностики, ни обсуждения целей (т.е. для чего надо заниматься прогностикой) и задач прогностики (т.е. в отношении каких явлений её необходимо вести), ни методологии решения задач прогностики.

На Западе задачу прогностики только спустя полвека после смерти Гегеля отнёс к компетенции философии истории Э.Б.Тайлор (1832-1917). В 1871 г. в книге «Первобытная культура» он ставил вопрос о «философии истории в обширном смысле, как объяснении прошедших и предсказании будущих явлений мировой жизни человека на основании общих законов»[15]. Но ни в одном из общеупотребительных учебников истории, социологии, политологии эта задача даже не упоминается, не говоря о том, чтобы их авторы входили в рассмотрение её существа и методологии решения - и, как следствие, умолчания о ней и во многом зомбирующего характера образования [16], исторически сложившиеся обществоведческие науки не предпринимают никаких действий к её решению. И это оказывает своё негативное воздействие на политику.

Однако общество России не только многонациональное, но и неоднородное в аспекте определённости цивилизационного смысла жизни.

В письмах К.Н.Леонтьева (1831-1891) В.С.Соловьёву (1853-1900) по поводу своих недоразумений с П.Е.Астафьевым (1846-1893), К.Н.Леонтьев признаёт:

«Вера у нас греческая издавна; государственность со времени Петра почти немецкая ^[17] (см. жалобы славянофилов); общественность французская; наука - до сих пор общеевропейского духа. Своего остаётся у нас почти только - один национальный темперамент, чисто психический строй; да и тот действительно резок только у настоящих великороссов, со всеми их пороками и достоинствами. И малороссы, и белорусы - со стороны “натуры”, со стороны личных характеров гораздо менее выразительны» (Письмо 9).