Все эти действия являются переосмысленными и трансформированными рудиментами ритуала проводов на «тот свет». При этом наблюдаются разные ступени трансформации ритуала. Различные формы обливания водой и сталкивания людей в воду, купания, знаков, пускаемых по воде и символизирующих посланников в божественный Космос, были рассмотрены выше; то же можно сказать и о голошении по покойнику. Ритуальное оплакивание входило как обязательный элемент в обряд проводов. Следует отдать должное Н. И. Толстому за выявление параллелей между белорусским троицким обрядом опевания куста с до дольскими действами.

Обряд этот до самого недавнего времени был не только почти не изучен, но о нем было известно очень мало, «кустовые» песни были в немногих вариантах в немногочисленных фольклорных публикациях (П. В. Шейна и др.). Это — весьма архаическая в основе обрядность, связанная, по всей видимости, с продуцирующей функцией: она направлена на предотвращение засухи, на обеспечение природы необходимой ей летней влагой. Предположение о том, что обрядность эта является одной из трансформированных форм ритуала проводов на «тот свет», а самый куст — знак человека, посланника в обожествленный Космос, уже было высказано мною в монографии о ритуале проводов на «тот свет»; ознакомление со специальной работой о кустовых песнях^{397} окончательно утверждает в этой мысли, и, надо надеяться, P. M. Ковалева и другие белорусские исследователи займутся обрядностью, связанной с кустом, при полевых исследованиях и получат необходимые данные для ее детального исследования.

Что касается восприятия укрытия в земле внебрачного ребенка, то здесь мы сталкиваемся с типичным для процесса трансформации ритуала проводов на «тот свет» в фольклорной традиции явлением смешения причинности и следствия в народном мироощущении. Происходит забвение основной сущности ритуала, как это было в случае трансформации проводов посланца в «проводы Масленицы», а затем — в «похороны Смерти Матрены». Восприятие оскорбления земли погребением внебрачного ребенка (как причины засухи) аналогично восприятию погребения в земле, на общем кладбище, самоубийц или умерших внезапной, противоестественной смертью (убитых ударом молнии, утонувших, неизвестных лиц, убитых или умерших при неизвестных обстоятельствах и т. п.) как причины засухи, или, допустим, несвоевременных заморозков. Трансформацией прежних ритуалов (отправление посланника путем потопления) объясняются такие действа, как бросание в реку вырытого для этого из могилы «заложного покойника». Следующая ступень трансформации — поливание водой вырытого из могилы «заложного», могилы «нечистых покойников» и т. п. действия, распространенные у разных славянских (и не только славянских) народов.

Что же касается младенцев, то здесь мы сталкиваемся с переосмысленным синтезом разновременных рудиментов ритуала проводов на «тот свет»: с трансформацией обычая зарывания в землю животного в засуху (или во избежание затяжных дождей), с одной стороны, и с переходом на младенцев ритуальных действ, происходивших с посланцами в божественный Космос, — с другой.

С подобного рода смешениями мы сталкиваемся в рудиментарных формах ритуала проводов на «тот свет» постоянно. Еще один пример — превращение такого элемента ритуала, как снабжение отправляемого на «тот свет» провиантом (горшком каши, караваем хлеба), в одаривание отправителей трансформированного обряда ритуальным печеньем в форме животных или птиц, а затем — просто предметами продовольствия для заключающего игровые действа пиршества. То же можно сказать о таких явлениях, как троицкое символическое оплакивание пучков травы или цветов или обыкновение ставить антропоморфное чучело в церковной ограде; как убиение и похороны лягушек, или убиение и вешание на деревья ужей в засуху. Все это — явления генетически одного порядка.

У русских ритуальные действа, связанные с переходным весенне-летнимпериодом, одним из важнейших моментов в кругообороте жизнедеятельности природы, обычно приурочивались к троицко-семицкой обрядности. В структуре их ритуал проводов на «тот свет» сыграл основополагающую роль^{398}. Чучело возле церкви в Троицын день — тот слабый отблеск прежнего сложного ритуала отправления вестника, в котором отразился знак человека возле святилища, замещенного церковью.

Оплакивание травы и цветов — рудимент, вобравший в себя синтез знаковых форм: ритуального убранства, ритуального причитания. Словом, в этом обычае восточных славян сохранилось гораздо меньше подробностей, чем у южных славян, где символика отправления посланника выражена более детально. Там пеперуда — додола предстает не только в виде куклы, но и в виде живых людей разного пола и возраста (в зависимости от сохранности архаического слоя в обрядности), в ритуальном убранстве гирляндами и венками из трав и цветов; ритуальные действа включают в себя похоронные причитания.

В убиении и похоронах лягушек (как и в бросании их в реку) мы видим еще один образец переосмысления ритуального действа вследствие утраты идеологической основы его и смещения причины и следствия. Представления о связи лягушек с небесной влагой, с регуляцией ее для правильной жизнедеятельности природы восходят к древним индоевропейцам и отразились в славянской фольклорной традиции^{399}. По всей видимости, представления о связи лягушек с небесной влагой имеют реальную основу в поведении лягушек перед дождем, в их предчувствии дождя. Все это нашло яркое выражение в индийском «Гимне лягушкам» (Ригведа VII, 103):