Однажды утром я случайно глянула на себя в зеркало и ужаснулась! Вместо моего лица на меня смотрело серое лицо старухи с запавшими глазами, и еще: эти красные пятна на шее… У мужа тоже были такие. Я испугалась.
Когда он пришел в следующий раз, я попросила его больше не тревожить меня. Но он был неумолим. Я плакала и стояла на коленях, но мой нежный, добрый молодой муж, силой толкнул меня на спину, грубо раздвинул ноги и как-то по звериному изнасиловал меня.
Ночи любви превратились в ночи ужаса. Он приходил, доставал меня из углов, где я пыталась спрятаться, избивал и изощренно мучил меня, распоряжался моим телом, как резиновой игрушкой.
Когда утром я приходила в себя, то, естественно, думала, что у меня галлюцинации, что это все от перенапряжения, в общем, я снова обратилась к врачу. Врач лишь прописал мне успокоительные микстуры и посоветовал сменить обстановку. Я уехала на курорт, оставив дом на попечение моей родственницы.
Кстати, у нас сложились самые замечательные отношения.
Правда, последнее время она интересовалась о наличии прямых наследниках и завещании, поэтому первые сомнения в ее честности возникли у меня еще до отъезда.
Итак, на курорте я поправилась. Никто не мучил меня ночами, я хорошо спала; в общем, через месяц я вернулась домой абсолютно здоровым человеком.
Доктор поздравил меня.
Но в ту же ночь явился разъяренный муж, исполосовал меня ремнем и насиловал полубесчувственную. Утром я снова обнаружила красные пятна на шее.
В то утро я поняла – это она! Она подсыпает мне какой-то галлюциноген, может быть наркотик, или еще что-то. Игра беспроигрышная: либо я сойду с ума и тогда – психушка; либо умру от истощения нервной системы. Потом она доберется до других наследников, моих детей! – Женщина заплакала.
– Мне не к кому больше обратиться, на Вас вся надежда! Я знаю, Вы человек деликатный, но я богата! Любые деньги! Помогите мне!
Она заплакала, прижимая к лицу ладони. Я соскочил со стола и принялся ее успокаивать:
– Ну что Вы, голубушка, что Вы! Не плачьте! Я берусь за это дело!
Я взялся бы за него даже без денег, ты же меня знаешь, Василий, я – человек сентиментальный и женские слезы на меня всегда действуют. Но моя посетительница не воспользовалась моей слабостью:
– Ах, нет, нет, пожалуйста! У вас же будут затраты! – женщина дрожащей рукой порылась в сумке, достала чековую книжку и снова посмотрела на меня, – Сколько выписать?
– Сударыня, – ответил я, – я человек не богатый, но я возьму с Вас только обычный тариф. – И я подсунул ей бумажки договора. Она мельком заглянула в них и чиркнула в чеке сумму. Оторвала, передала мне – опять этот умоляющий взгляд…
Я, не глядя, сунул чек в карман.
– Распишитесь, пожалуйста, так положено, – попросил я. Женщина подписалась под договором.
– Идите спокойно домой. Скажите племяннице, что у Вас вечером будут гости.
Потом я записал ее адрес, это в пригороде.
– Так Вы придете? – забеспокоилась она.
– Непременно! И ничего не говорите вашей родственнице о шкатулке.
– Да, конечно.
Я проводил ее до двери, и мы распрощались. Вернувшись в кабинет, я достал чек из кармана, и глаза мои округлились. Энтузиазм необходимый для распутывания этого дела заметно вырос.
До вечера я бегал, как угорелый. Оплатил все счета, договорился в телефонной компании, зашел в банк. Итак, я свободен! Я даже позвонил своей секретарше и велел ей приходить на работу.
Ближе к семи вечера, я заскочил к себе домой, надел свой выходной костюм и вызвал такси. Моя машина в вечном ремонте.
По дороге я купил цветов, бутылку хорошего вина, конфеты…
Около восьми вечера я был у дверей моей клиентки. Позвонил. Двери распахнулись. И я остолбенел! Ты знаешь, Василий, я кое-что смыслю в женской красоте… Но это!
Совершенство мило мне улыбнулось:
– Вы к тете? – спросила красавица.
– Э-э… Я? Да!
– Проходите, мы Вас ждем.
И я рассеянно переступил порог жилища королевы, или нимфы, или ведьмы. Как тебе угодно.
На встречу мне выбежала моя утренняя знакомая, она вся светилась от радости. И я вспомнил, наконец, о своих обязанностях.
Дамы провели меня в гостиную, где я сразу почувствовал разницу между обычным домом и домом, над которым поработал дизайнер; усадили за стол, приняли мои свертки, долго ахали, восторгаясь цветами; а я все смотрел на прекрасную племянницу и не мог оторвать глаз.
Высокая, но не слишком, божественно сложена, без этой нынешней костлявости. Полупрозрачный сарафанчик позволял разглядеть все ее прелести почти досконально. Она не носила бюстгальтер. Он ей не был нужен. Ее тугая грудь лишь волнующе вздымалась, не нуждаясь в дополнительных подпорках. Абсолютно идеальное тело! А кожа! Гладкая, ни морщинки, как будто тело затянуто чем-то бархатистым, с легким налетом загара. Движения, как танец, завораживают, зовут. Каждый жест можно записывать и заставлять повторять балерин… Не знаю… Воздушная, эффимерная; и в то же время теплая, зовущая плоть. С ума сойти!
Когда она сидела со мной рядом за столом и иногда касалась моей руки своими пальчиками, я чувствовал сладостную дрожь во всем теле. Истома блуждала по моим клеткам горячими волнами; приливы рождали желание.
Я захотел ее безумно!
Она хохотала, запрокинув голову, и ее длинные волосы цвета луны, колыхались у нее за спиной, в такт ее дыханию, поднимающему полушария ее грудей под легкой тканью.
Я сидел красный, как рак, вцепившись в ручки кресла с такой силой, что мог их раздавить!
О! Даже сейчас, когда я пишу все это, обессиленный и выпитый этой женщиной, я чувствую, как моя плоть опять восстает против меня и тянется к ней, требует ее.
Ужин прошел, как в бреду. Хозяйки о чем-то весело болтали, а я только кивал головой, как китайский болван. Я наблюдал за движениями ее губ, таких сочных розовых губ; и еще – ее привычка: высунет кончик языка, быстро-быстро, как змейка, и касается им верхней губы… Я готов был бить копытом и орать, как бешеный самец!
Как я ушел в тот вечер, я не помню. Как добрался домой, не помню. Я повалился на свою кровать и провалился в сон как в черную яму.
Меня разбудил звонок в дверь. С трудом поднявшись, я пошел открывать. На пороге стояла она!
Ты думаешь, я вспомнил о чем-нибудь? Нет, Вася, я схватил ее прямо здесь, на лестничной площадке и стал жадно целовать эти губы, плечи, руки, грудь! О! Как сильно бывает желание!
Она отвечала мне так же неистово. Я подхватил ее горячее тело и бегом кинулся в квартиру, не заперев дверь, ничего не спросив, и не сказав. Мы упали где-то на полу, между прихожей и гостиной. Я рвал на ней платье, и она помогала мне. Моя плоть буквально вырвалась наружу, я не успел коснуться замка на брюках, как уже овладел моей нечаянной любовницей. В голове моей поплыли звезды; маленькие взрывы накрывали меня, я яростно проникал в нее все глубже и глубже, так глубоко, что мне начинало казаться: мы – одно целое. Она стонала, она билась подо мной, обвивая меня руками и ногами, и судороги сотрясали ее тело. Я ликовал! Я плыл, меня несло на бешеном прибое безбрежного океана, он принимал меня, накрывая с головой. Сколько это продолжалось, не помню.
Кажется, мы потом что-то делали еще: мы смеялись, пили вино, что-то взахлеб рассказывали друг другу. В памяти всплывают еще струи воды, бьющие в ванну; и наши тела, сплетающиеся снова и снова в радужных пузырях какой-то розовой пены, пахнущей цветами и кровью.
Она куда-то уходила, а я, то ли спал, то ли ждал ее, в бреду, в горячке. Она возвращалась, и все начиналось сначала. Я любил ее, как не любил никого и вряд ли смогу полюбить. Но это не человеческая любовь. Здесь все – на грани смерти. Здесь кончается жизнь; только страсть, только бесконечный оргазм… Для этого нет слов, нет определения. Если бы я верил в дьявола, я бы сказал, что это – дьявольское наваждение. Но я тогда не верил в дьявола…
Очнулся я от телефонного звонка. Дико болела голова, во рту стоял странный привкус. Я потянулся за телефонной трубкой, мучительно силясь открыть глаза.