2. Учитывая разницу в названиях населенных пунктов Восточной Польши, употребляемых поляками, русскими и другими нациями, в сообщениях для Польши употреблять польские названии, для России — русские и для других стран — названия, употребляемые в данной стране, Например, в сообщениях дли Германии, Австрии и Швеции называть Лемберг, а не Львов.

В тех случаях, когда населенные пункты известны только под русскими или польскими названиями, употреблять те из них, которые приводятся в официальных коммюнике или заявлениях. В неофициальных заявлениях и в газетных статьях пользоваться польскими названиями населенных пунктов.

3. Воздерживаться от сообщений о советских политических актах, имевших место в 1939 г. на территории Польши. Не помещать сообщений о будущем установлении советской власти на территории Польши, а также о деятельности союза польских патриотов.

4. О дивизиях имени Костюшко и Домбровского сообщать как о соединениях Красной армии, отмечая лишь их военную деятельность и не затрагивая их политической роли.

5. Употребляя термин «освобождение», связанный с захватом населенных пунктов русскими, следует вносить ясность, что под этим термином понимается освобождение населенных пунктов от немецких оккупантов.

6. Сообщения о конфликтах между польскими подпольными группами в Польше недопустимы…»

Эту секретную директиву Государственного департамента США тоже добыл один из советских военных разведчиков, действовавших в США. Скорее всего, сделал это резидент Морис.

Директива Госдепа по польскому вопросу была доложена Верховному главнокомандующему И. В. Сталину.

Учитывая просьбу Рузвельта, Сталин принял решение о встрече с Миколайчиком. К этой встрече он был готов. В целом можно сказать, что Верховному главнокомандующему была известна позиция президента США Ф. Рузвельта и премьер-министра У. Черчилля по польскому вопросу. Сталин имел в своем распоряжении несколько специальных сообщений начальника Главного разведывательного управления о разногласиях, существовавших среди лидеров польского правительства в Лондоне, и о противоречиях польских эмигрантов в британской столице с Комитетом национального освобождения, сформированным в Люблине.

Рано или поздно визит Миколайчика в Москву должен был состояться. Учитывая это и стремясь использовать Черчилля в качестве дополнительного фактора воздействия на Сталина, влиятельная группа лондонских поляков разработала специальный меморандум относительно отношения Англии к Комитету национального освобождения. Текст этого меморандума был передан Черчиллю. Один экземпляр этого текста добыла советская военная разведка. Сделал это подполковник Иван Козлов.

Через несколько дней полное содержание этого документа было доложено начальником военной разведки и И. В. Сталину. В специальном сообщении ГРУ по поводу этого меморандума указывалось: «24 июня 1944 года Черчиллю был вручен меморандум о желательных действиях англичан по отношению к Польскому комитету национального освобождения». В меморандуме указывалось, что «Комитет был сформирован на территории, на которую СССР не имеет притязания, но которая оккупирована советскими войсками, вследствие чего создание Комитета произошло с ведения советских оккупационных властей».

Обращает на себя внимание то, что советские солдаты и офицеры, которые изгоняли фашистов с польской территории, захваченной Германией в 1939 году, были уже в 1944 году однозначно названы польским правительством в эмиграции «оккупантами».

Далее в меморандуме отмечалось, что «Комитет, состоящий преимущественно из коммунистов, не называет, правда, себя правительством, но организационно построен как обычное правительство. Заявление Комитета о неправомочности эмигрантского польского правительства в Лондоне и его агентов в Польше вызывает опасение, что Комитет не только откажется признать польское подпольное движение, но намерен даже разбить эту организацию, преследовать ее членов».

Лондонские поляки зафиксировали в меморандуме свое отношение и к программам Комитета национального освобождения. «Объявляя свою политическую, экономическую и социальные программы, — говорилось в меморандуме, — Комитет заявил о своем намерении установить свои местные административные комитеты и перестроить государственный аппарат Польши».

Докладывая Сталину о содержании меморандума, начальник ГРУ сообщал, что лондонское правительство опасается того, что «создание Комитета на польской территории с согласия СССР указывает на намерение последнего подчинить польский народ правлению, не имеющему ничего общего с волей народа, что противоречит заявлениям Сталина о его желании восстановить независимую Польшу». В связи с этим, отмечалось в меморандуме. «польское правительство обращается к правительству Англии, гарантировавшему независимость и жизненные интересы Польши, с просьбой о совместном рассмотрении положения о независимости Польши и результате действий, проведенных при советской оккупации. Чем официальное советское правительство будет участвовать в этом вопросе, тем труднее будет для него отступать от политики совершенных фактов. В связи с этим окажется необходимым немедленный демарш английского правительства в Москве…»

В заключительной части меморандума настойчиво подчеркивалась необходимость повторения декларации Черчилли от 25 апреля 1944 года, а также тот факт, что «если английское правительство не будет реагировать на этот вопрос с самого начала, то в будущем ему будет значительно труднее выполнять свои обязательства по отношению к Польше, так как советское правительство, продолжая оккупацию польской территории, будет, по всей вероятности, все больше проводить такую политику, первым открытым проявлением которой явилось создание Комитета…».

Судя по содержанию этого секретного меморандума, можно сделать вывод о том, что У. Черчиллю не просто было выполнять обязательства, принятые лидерами трех государств СССР, США и Великобритании в конце 1943 года в Тегеране.

Давление оказывалось и на Ф. Рузвельта. Влиятельный американский дипломат, аналитик и советолог Джордж Кеннан[72] так описывал в своих мемуарах обстановку, в которой формировалось отношение американского руководства к советско-польским контактам после создания Комитета национального освобождения в Люблине: «Правительство в изгнании не могло не тревожиться по поводу такого оборота событий. Теперь и правительства стран Запада не могли не уделять внимания этой проблеме. Когда глава лондонского польского правительства Станислав Миколайчик встречался с Рузвельтом, тот, как и Черчилль, уговаривал польского премьера встретиться со Сталиным. Последний неохотно согласился на эту встречу. 27 июля Миколайчик вылетел в Москву, и в тот же день советские газеты объявили о заключении договора между советским правительством и Польским комитетом национального освобождения, согласно которому Комитету передавалось «полное управление всеми гражданскими делами во всех освобожденных советскими войсками районах». Это означало, что Сталин не собирается предоставлять правительству в изгнании никаких полномочий на территориях, контролируемых Красной армией…»[73]

Кеннан в это время находился в Москве. Он узнал о Предстоящем визите в Москву Миколайчика и составил донесение в Вашингтон следующего содержания:

«1. Русские достигли беспрецедентных успехов в военной области. Они уверены, что смогут без особых затруднений уладить дела в Восточной Европе, и вряд ли сделают значительные уступки полякам или нам.

2. Миколайчика пригласили в Москву лишь по настоянию англичан. В лучшем случае Сталин примет польского премьера при условии установления контакта с поляками, контролируемыми Москвой. Это означает, что Сталин не заинтересован в данном визите и ничего не ждет от него.

3. В Москве дали понять, что реорганизация Лондонского польского правительства — предварительное условие нормализации русско-польских отношений. Такой реорганизации не произошло.