– Понимаю… – с грустью, наконец, доходит до меня. – Соскучились…
Фая
Фая работает на мойке. Это одинокая, далеко не молодая женщина, которая живёт в типичной коммунальной квартире: на семь комнат – девятнадцать жильцов. Её несчастная судьба – это отдельная книга, в которой удивительным образом переплелись и озлобленность на человечество в целом, и надежда найти исцеление посредством обращения ко Христу, к церкви. Здесь замешано всё: и колдовство, и магия, и вера в Ксению Блаженную и Матрону Московскую…
Глядя на неё, я невольно вспоминаю Ф. Достоевского, а точнее, известные строки из его романа «Братья Карамазовы»: «Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей». Это сказано о ней.
Она рано осталась сиротой, и поэтому воспитывала её бабушка. Маму свою она «похоронила» заживо, поскольку функции матери закончились даже не начавшись: едва родив ребёнка, мать тут же, вновь упорхнула назад, в красивую жизнь. Дитя ей было серьёзной помехой. В общем, с раннего возраста и до самой пенсии, вся жизнь Фаины состояла из череды несчастий: трудное детство в пензенской области, самостоятельная жизнь в Средней Азии, затем переезд в столичный город, несколько неудачных замужеств, потеря работы, а затем и квартиры, виной чему служили мужчины, которым – по её словам – она доверяла всецело и без остатка. Одним словом – «козлы и суки».
Впрочем, доверчивой и наивной назвать её сложно. По её же собственному признанию, «маза» в огромной коммуналке, несомненно и всецело принадлежит ей. Несмотря на возраст, это ещё вполне бойкая и энергичная женщина. Наверное, именно про таких и говорят: «Не баба, а конь с яйцами». Жильцы не то, чтобы трепещут, но видят в ней достойного соперника и старого ветерана, тело которого сплошь покрыто боевыми житейскими ранами. Как в прямом, так и в переносном смысле.
Коммуналка представляет из себя завидный образец тараканника: если исходить из её слов, то – здесь собрался весь цвет отребья, начиная от проституток и заканчивая деградировавшим милиционером со своей сожительницей.
Странно: не имея даже полного среднего образования, Фаина с удивительной лёгкостью, короткими мазками, способна живописно набросать своему неискушённому слушателю, яркие характеристики, позволяющие как бы воочию представить себе всех обитателей этого клоповника.
– Знаешь, как танцует со своей этот ментяра? – начинает она мне описывать своего злейшего врага. – Я однажды случайно проходила по коридору на кухню, а дверь их была приоткрыта. Так вот: стоит, значит, этот сучара на месте, мошна висит до колен, а сам он только как бы слегка приседает и подёргивается, словно обосрался… Тьфу!
Однажды они крепко сцепились. Вот как Фая поведала мне об этом.
– Стою я, значит, себе на кухне, капусту на щи х##рю. И вдруг он… так, осторожно, по-ментовски, на цыпочках… по коридору. Просовывает свой тощий шнобель. Думает, я ничего не вижу. Ему же, суке, интересно – чего это я так притихла. Притаился за дверью и вынюхивает… вынюхивает, мусорок поганый.
Я с трудом сдерживаю себя, чтобы не рассмеяться. Тем временем Фая продолжает:
– И тут я резко так, х##к! – разворачиваюсь к нему и говорю: «Какого х#я тебе здесь надо?! Чего ты как п#дор, на цыпочках подкрадываешься?! Пошёл на х#й!
– Прямо так и сказала?
– А чё мне его бояться: у меня во втором отделении Лёшка работает – полковник – загрызёт его в два счёта. Так ты представляешь, что делает этот п#дарас?! Достаёт газовый баллончик и прыскает мне в морду! Так, я тоже, не растерялась: впихнула ему между яйцами, дверь на защёлку и, подбежав к распахнутому окну, ору «на всю ивановскую», во двор: «Милиция! Помогите!! Срочно вызовите милицию: грабят!!!»
И чё ты думаешь? Через десять минут приехали менты, а он обосрамшись сидит в своей каморке Сначала они хотели по-тихому, между собой, дело замять. Менты же, всё-таки… Но ты ведь, меня знаешь… Я – к участковому: «Сука – говорю ему, – я знаю, что ты трахаешься с Лизкой! Сказать жене?! И вообще, тебе до пенсии год остался. Ты хочешь до неё спокойно дожить?! Я тебе устрою движуху!» Обоссался: хочу, грит, Фаечка… Бля буду – хочу.
А я, в тот же самый день собралась и – в отдел по правам человека. Х##к – ещё и ксиву в МВД. Я же знаю, куда и как обращаться. В общем, с тех самых пор, ментяру этого совсем не слышно в доме: как я с работы, так он – юрк, в свою каморку и – тишина…
На некоторое время воцаряется пауза.
– Да-а… – наконец, протягиваю я, – если, ну хотя бы, десять процентов из того, что испытала ты, выпало на мою долю, я даже не знаю…
– Это что-о… – воодушевляется она с новой силой. – А ты хоть знаешь, сколько раз они пытались меня отравить?! Но я выжила. Наверное, Бог испытывает меня.
– Кто – менты? – не сразу соображаю я.
– Да нет, там собак и без того хватает. Да взять, хотя бы, эту Лизку с её дочерью.
Фая закуривает очередную сигарету и смачно затянувшись, продолжает:
– Бл#ди, на которых негде клейма ставить. И эта её писЮчка: целый день красится и ждёт клиента. Ха! Давно ли лапти сбросили? А уже считают себя столичными. В комнату не зайти – грязь несусветная… Боже мой, видел бы ты их с утра… Уродины, одним словом…
– Может быть, они где-то, всё-таки, работают? – пытаюсь я робко их защитить.
– Ага: передком они только и умеют работать… Недавно подсыпали мне что-то в кастрюлю. Думали, что коньки отдам. А я – рраз! – и через неделю дома! Они ох#ели… А я им и говорю: «Чё – не ожидали?! Меня сам чёрт к себе не берёт!» Ха-ха! Я ведь, тебе рассказывала, что у меня прабабка ведьмой слыла… Так, они теперь тоже на цыпочках: стоит мне только в квартиру войти… А уж, если нарежусь на выходных – пи#дец: никого в квартире не видно и не слышно… Ссат, меня, ссуки!
– Ну, ладно, – наконец не выдерживаю я – дай мне немного поработать.
– Да, что ты там всё пишешь? Х#йню какую-то… Дай, я тебе про жизнь свою расскажу… Такая книга получится…
– Не сомневаюсь… – соглашаюсь я с ней.
Я вновь склоняюсь над своими черновиками, но вскоре понимаю, что ничего путного уже не смогу написать.
– Эх! – в сердцах восклицаю я, отодвигая от себя листы…
– Чё эт, ты? – интересуется Фаина.
– Не умею искусственно выжимать из себя…– откровенно приходится сознаться в своём творческом бессилии.
– Ну и не пиши. Пошли, покурим. – оживляется она вновь. – Когда у меня не идёт, я тоже не пишу.
– Как?! – изумляюсь я – Ты тоже пишешь?
– Ну да: жалобы в Москву, на этих сук…
Наконец, наш рабочий день подходит к концу. Я прощаюсь со всеми и ищу глазами Фаю. Её нигде нет. Тут я вспоминаю, что не вынес мусор. Выхожу на улицу и вдруг слышу:
– Кись-кись-кись!
– Фая! что ты тут делаешь?
– Да вот, кошечку хотела покормить. Давеча, тут ходила беременной… родила, наверное. Такая хорошенькая, ласковая, всё трётся и трётся… жалко. Третий день, как куда-то запропастилась. Прямо, не знаю – что думать… Может быть, мне её с котятками к себе взять, а? Всяко лучше, чем одной-то…
О рачительности и бережливости
Повара попадаются разные…
В суровых условиях сегодняшней жизни, когда каждая копеечка, что называется, на счету, иные из моих коллег проявляют такие чудеса «экономии и бережливости», что просто диву даёшься. Как, например, Роман, с которым мне однажды довелось поработать бок о бок в одном из многочисленных заведений северной столицы.
Ресторанное производство, как известно, дело непростое и довольно специфичное. Тут, рассчитать и всё предусмотреть практически невозможно. А потому, не сделаю никакого открытия, если сообщу читателю о том, что по окончании рабочего дня, остаётся немало невостребованной продукции. Часть которой, как правило, идёт в переработку с тем, чтобы на следующий день пропустить в первую очередь. Правда, наряду с вполне сохранившимся и доброкачественным продуктом, имеет место, когда добросовестный повар вынужден выбрасывать или списывать отдельные ингредиенты и полуфабрикаты, как не подлежащие повторной проработке. Но это, конечно-же, в идеале.