Вскоре меня представили шефу, который коротко побеседовав со мной, одобрил мою кандидатуру.

– Не бойтесь, всё будет хорошо: вот увидите – приободрил нас шеф на прощание. – Барная стойка уже заказана. Необходимое оборудование тоже доставят вам в ближайшие день-два. Полки уже готовы, завтра привезут. А пока займитесь товаром и уборкой подсобного помещения. Сроки поджимают, ребята. Ждать некогда: скоро ручеёк польётся и превратится в большую реку…

Боже! как он, оказывается, был прав!

Через неделю мы уже торговали вовсю.

Нескончаемые группы туристов, пройдя в сопровождении гидов по невыносимой 45-градусной жаре, неожиданно попадали к нам, словно в настоящий рай, оазис жизни среди раскалённых памятников древней старины. Они с жадностью набрасывались на холодные соки и прохладительные напитки, совершенно не подозревая, что последние лишь на короткое время утоляют жажду, через некоторое время вновь заставляя испить вожделенного напитка.

Почти все сотрудники ресторана имели высшее образование.

Как и в любом коллективе, не обходилось и без «паршивых овец» или откровенных жлобов, но, должен признаться, что и они обладали исключительными качествами, позволяющим им из любой ситуации «выходить сухими из воды». А это свидетельствовало о многом. И прежде всего, о поразительной изворотливости ума и удивительной интуиции.

Именно от таких вот людишек, пытались меня предостеречь мои первые наставники, когда я только-только начинал делать робкие шаги, осваивая эту довольно специфическую профессию. И я по сей день, благодарен старшим товарищам.

Амон являлся уникальной личностью во всех отношениях. При всём этом, он был прост и доступен, хотя, старался всегда держаться независимо и с достоинством. Одного его цепкого взгляда бывало, порой, достаточно, чтобы точно и безошибочно определить характер человека. Ироничность была неотъемлемой чертой его характера. От него исходила уверенность, чувствовалось, что он знает себе цену. Недостатком, пожалуй, было то, что он неохотно признавал свои ошибки, что, впрочем, свойственно почти любому человеку, и он не всегда мог принять иную (отличную от его) точку зрения по тем или иным вопросам.

Ему претило всякое тщеславие, но больше всего он не терпел в людях дилетантства и некомпетентности. Тут уж у него, что называется, появлялся охотничий азарт: глаза слегка сощуривались, уголки губ постепенно опускались в презрительной усмешке и только внешне невозмутимое спокойствие, позволяющее ничего не подозревающей жертве докончить свою фразу, красноречиво свидетельствовало о том, что он как тигр перед прыжком, весь напрягшись, находится в состоянии крайнего напряжения с тем, чтобы в следующую минуту наброситься и разорвать своего оппонента в клочья. Подобные моменты доставляли мне исключительное эстетическое удовольствие, а потому я бросал любую работу, с интересом предвкушая захватывающий поединок, результат которого был заранее ясен и предопределён.

Однако он никогда не кичился своими познаниями.

Достаточно трезво смотрел на жизнь и слишком рано понял, что интеллектуальный багаж – это совершенно не та вещь, которая может быть по достоинству оценена и оплачена в стране, где его угораздило родиться. Он не желал быть нищим учёным, довольствуясь исключительно духовной пищей. Аромат, исходящий от жареного шашлычка из молодого ягнёнка, да под хорошее сухое мозельское вино привлекал его гораздо больше. Он прекрасно усвоил, что жизнь даётся ему один только раз, а потому хотел жить полноценной жизнью, дышать полной грудью и распоряжаться своей собственной судьбой по своему усмотрению. Так, как жили его предки. А потому, проанализировав существующее положение дел и тщательно взвесив все «за» и «против», он бросил вызов этой системе, приняв правила игры. И… встал за стойку бара.

Нет, историю, философию и языкознание он не забросил. Просто, все это превратилось всего лишь хобби и приятное времяпровождение.

Итак, на некоторое время я стал помощником бармена. Забегая несколько вперёд, скажу лишь, что ученичество моё продлится ровно две недели, после чего мой статус уравняется с моими наставниками, и я останусь единоличным хозяином данного заведения.

Принимая во внимание рекомендации нашего непосредственного шефа, мои старшие товарищи безошибочно определяли – когда и кому можно предложить сухое вино или шампанское, а кому и покрепче, не опасаясь за последствия. Что и говорить: «школа шефа» была не чета сегодняшним дилетантам, умеющим подсчитывать только прибыли и «снимать бабки». Тут сказывалось глубокое знание психологии и безошибочная интуиция.

Иногда, ради прикола, мои наставники меня экзаменовали.

– Вот, видишь: эти двое сейчас обязательно сунут нос сюда. Можешь ли ты угадать – что они сейчас закажут? – испытывал меня Амон.

– По бокалу вина или шампанского – пытался угадать я, судя по тому, что это была молодая парочка.

– Нет, – уверенно опровергал мои предположения товарищ, – в лучшем случае они возьмут по чашечке кофе.

Парочка робко переступала порог нашего бара и, постепенно освоившись, парень осторожно осведомлялся:

– А можно пару чашечек кофе?

– Можно – удовлетворённо ответствовал довольный Амон, коротко бросив торжествующий взгляд в мою сторону.

Естественно, я был ошеломлён результатом. И таких «уроков» было множество.

– Послушай, Амон, – не выдержал я однажды, – а как определить – кто перед тобой стоит: обехеэссешник или нормальный человек? Ведь на лбу у него не написано?

– Эт-точно. – подражая Сухову, ответил друг, – и, тем не менее, есть один существенный признак.

– Какой? – раскрыв рот от удивления, с надеждой взгляну я на него.

– Сердце – коротко бросит мне Амон.

– Не понял? – сознаюсь я откровенно.

– Сердце! – повторит мой учитель и пояснит: – у тебя обязательно защемит что-то здесь (ткнув меня в грудь), если это окажется мент или обехеэссешник. Обязательно что-то кольнёт внутри, вроде иглы. Понимаешь?

Тогда, конечно же, я ничего не пойму. Однако подтверждение получу вскоре, когда оставшись совершенно один, вынужден буду признать правоту моего наставника. Кольнёт!

Порою экзамены затрагивали несколько иные аспекты.

– Ты себя считаешь образцовым торговым работником? – озадачивал меня вдруг Амон.

– Ну-у, не знаю, – робко тушевался я, – наверное, стараюсь быть таким.

– Хорошо, а давай предположим, что сюда зашёл твой отец: сможешь ли ты взять деньги с родного отца?

– Что ты? – искренне возмущался я, – за кого ты меня принимаешь?

– За кого угодно, – спокойно отвечал Амон, усмехаясь, – но только не за торгового работника.

Я так и не понял для себя: что скрывалось за этими словами – осуждение или восхищение…

Вскоре к нам заехал шеф и объявит:

– Так, ребята: поток туристов в гостинице возрос, а потому срочно необходима помощь: с завтрашнего дня, ты Амон переходишь в центральный буфет, а ты Саша – в валютный бар.

– А кто же останется здесь?! – чуть ли не хором спросим мы.

– Голиб. – решительно огласит свой вердикт шеф и, весело подмигнув мне, заключит: – Ничего, справишься.

Я был в откровенном замешательстве.

– Как же я справлюсь, – растерянно обратился я к Саше, когда Амон вышел проводить директора до машины, – я ведь совсем не знаю – как делать отчёт?

– Ничего, – подбодрит меня товарищ, – если что, я помогу тебе снять остатки.

– Какие ещё остатки?

– Потом объясню.

Через час зазвонил телефон, после чего Саша заторопился в главный корпус гостиницы.

Мы с Амоном остались одни.

Я заволновался. Мне было страшно.

– Не переживай, – заверит меня Амон и, наклонившись к самому уху, прошепчет – я помогу тебе снять остатки…

Пройдёт меньше двух недель, когда наконец-то до меня дойдёт это загадочное «снять остатки». К тому времени, наш проницательный директор зазовёт моих старших товарищей к себе в кабинет и строго-настрого накажет, не пытаться оказывать мне помощь.