Я сидела в лодке напротив Салема, щурясь от утреннего света. Коралловые проблески прочертили барвинковое небо.
Раньше он казался таким пытливым, пристально смотрел на меня. А теперь, похоже, он вообще не хотел и взглянуть на меня. Как будто я его беспокоила.
Что-то в моём понимании Салема не было полным. Я что-то упускала.
Полагаю, мне не помешает узнать Салема немного лучше, понять, что его цепляет.
Прямо сейчас он казался очарованным восходом солнца, пока мы плыли по спокойному морю.
Порыв ветра бросил мне волосы в лицо, и красноватый солнечный свет окрасил их в фиолетовый оттенок. Умиротворение. Я даже слышала песню моря, убаюкивающую нас.
Я отхлебнула кофе, и пар согрел мне лицо. Энджел дала нам его перед отъездом. Она также передала корзину горячих, намазанных маслом лепёшек вместе с каким-то предупреждением о том, что можно обжечься насмерть. Это была странная смесь утешения и ужаса.
Ей не нужно было продолжать предупреждать меня. К этому времени пророчества судьбы были ясны.
Я вздохнула и полезла в корзину, чтобы вытащить ещё одну лепёшку. Сделав это, я тут же поняла, какая же деталь не вязалась с общей зловещей аурой Салема. С его аурой «я злобный мучитель, который ни о ком не заботится».
— Как зовут твою кошку? — спросила я.
— Аврора, — рассеянно пробормотал он, по-прежнему глядя в небо.
Затем он сбросил оцепенение и наградил меня раздражённым взглядом. Как будто я только что выудила из него секрет.
— Если ты хочешь сжечь весь мир, зачем тебе кошка? — спросила я.
Салем пристально посмотрел на меня.
— Я не вижу никакой связи.
— У тебя есть холёная кошка, которой ты дал имя, и всё такое. Она ухожена, здорова, и явно любит тебя, судя по тому, как она тёрлась о твои ноги, — я постучала пальцами по своим коленям. — Но вот чего я не понимаю, так это зачем ухаживать за кошкой, если ты планируешь уничтожить весь мир? Ты любишь эту кошку.
— Не делай ошибки, думая, что я могу любить. Или что под всем этим я хороший, Аэнор. Я не такой. Я и есть Люцифер, — розовый солнечный свет блеснул в его глазах, когда Салем прислонился спиной к лодке.
— Я просто не могу себе представить, что у дьявола может быть кошка, — я нахмурилась. — Или, возможно, это как раз подходит.
— Позволь напомнить тебе, кто я такой, — Салем уставился на меня с яростью в глазах. Я почувствовала, как его магия грохочет вокруг меня, вибрацией отражаясь в моём сознании. Он снова это делает, чёрт бы его побрал. Я попыталась заглушить звук его магии мелодией, звучащей у меня в голове.
— Мне нужно знать. Я ищу то, чего хотел тысячелетиями, и мне нужно знать. Мы всё ещё направляемся к Мерроу?
— Да, — сказала я сквозь стиснутые зубы.
— И Мерроу знает, где находится клетка души?
— Да.
Он медленно освободил мой разум от магической хватки. Он выглядел взволнованным, как будто весь этот опыт беспокоил его так же сильно, как и меня.
Я отхлебнула кофе, не желая, чтобы он заметил, что напугал меня.
— Не волнуйся, Салем, я вовсе не считаю тебя милым. Я думаю, что ты зло до мозга костей, и миру было бы лучше, если бы ты погиб. Но я также думаю, что тебе нравится находиться в компании. И если ты заботился о кошке, то, возможно, ты не хочешь, чтобы твоя кошка умерла в аду, который ты создашь.
Лодка мягко покачивалась на волнах.
— Ты пытаешься очеловечить меня. Прекрати это, — золотой солнечный свет искрился в синеве его глаз. — Теперь ты слышишь Мерроу?
Я провела кончиками пальцев по воде, успокоенная песней Мерроу, плывущей по волнам.
— Да. Его песня стала немного сильнее. Есть идеи, как далеко мы от Маг Мелла?
— Всего в нескольких часах.
Я прищурилась, глядя на него.
— Не то чтобы я ожидала, что тебе будет не всё равно, но я хочу, чтобы ты знал: у меня есть дела поважнее, чем сжигать мир вместе с тобой.
— Ах. Да. Я уверен, что в этот самый момент ты могла бы вести блестящие беседы с Лиром, пока он блуждает, то отправляясь в царство смерти, то выходя из него, — Салем вытащил фляжку с бренди. — Он действительно умеет говорить или только ворчит и ломает вещи?
В его голосе звучала почти ревность, но он отвлёк меня от главного.
— Почему именно ты хочешь сжечь мир дотла, Салем? Что ты получишь от этого? Разве ты не можешь просто наслаждаться своим бренди, модными костюмами и особняком? Ты можешь соблазнить любую женщину, какую захочешь.
— Любую? — ему удалось наполнить это единственное слово океаном намёков.
По крайней мере, я снова отвлекла его внимание от неба, и он сосредоточился на мне.
Я выпрямилась.
— Разумеется, не меня. Но почему ты не можешь просто наслаждаться всем этим? Чего ещё ты хочешь?
Лёгкая улыбка исчезла с его губ.
— Я не могу наслаждаться ничем из этого. Я ничего не чувствую, Аэнор. Или, по крайней мере, я не… — он, казалось, спохватился и замолчал. Затем откинулся назад в лодке, опёршись локтями о борт, как будто чувствовал себя совершенно свободно. Ветер ерошил его волосы.
— Ты действительно думаешь, что сможешь убедить меня изменить свою натуру? — в его глазах блеснуло веселье. — Ты думаешь, что сможешь найти под всем этим милого дьявола? Что я должен быть доволен тем, что имею? Ты хоть представляешь, как долго я искал свою судьбу?
Я пожала плечами.
— Может быть, я чувствую, что ты хочешь большего, чем просто разрушения. Ты жаждешь чего-то другого.
— Так и есть. Но не любви, если ты об этом. Я не могу любить. И никогда не мог. Я чувствую животные порывы, ничего больше. Во мне нет ничего, что можно было бы искупить, Аэнор, — коварный изгиб его губ. — А теперь у меня есть идея. Возможно, пришло время тебе узнать меня настоящего, и я выведу тебя из заблуждения относительно этой пустой затеи.
— У меня ведь нет выбора, правда? Учитывая, что мы застряли в маленькой лодке.
— Я был вторым королём, правившим Маг Меллом.
— Я видела это во время своих исследований.
— Когда мы доберёмся туда, то обнаружим, что он полон всевозможного разврата. Пьянящее вино и еда, танцы и траханье. Это то место, куда фейри идут за сексуальным удовлетворением, чтобы воплотить свои самые низменные фантазии.
Это его королевство. Разве могло быть иначе?
— Не могу дождаться.
— Но когда-то это был идеальный рай для фейри. Танцы, пение, поэзия, соборы дубов, устремившихся к небу. Но мне этого оказалось мало. Мне никогда ничего не было достаточно, потому что я всегда чувствовал, что падаю. Я изменил рай. Я начал превращать его в логово беззакония и разврата, которое ты обнаружишь там сегодня. И за это добрые люди Маг Мелла меня изгнали. Но было уже слишком поздно, потому что как только пламя моего греха начало распространяться, оно вспыхнуло, как лесной пожар. Маг Мелл никогда не стал прежним. На протяжении многих лет я иногда возвращался туда, чтобы развлечься, но на самом деле мне это было не нужно. У меня были свои удовольствия на другом конце света.
Сначала низвергнут с небес, потом изгнан из своего царства.
— А почему тебе этого было мало?
— Я никогда не мог заполнить тёмную пустоту в груди, то чувство, будто я падаю, — иллюзия пламени лизала воздух вокруг него, отбрасывая зловещие тени под его лицом. — На небесах я был богом, лидером среди небесных существ. Я возглавлял проигравшую сторону в войне. И когда я пал, Аэнор, это ощущалось так, будто мою душу вырвали из моего тела, — в его глазах плясала ярость. — Я хотел заполнить эту пропасть борьбой, трахом и получением желаемого через контролирование всех.
Я сделала глубокий вдох.
— Ладно, значит, ты ужасен. Я всё равно не понимаю. Зачем сжигать мир сейчас? Объясни на пальцах, как для идиотки.
Салем поколебался мгновение, затем сказал:
— Я процветаю в огне, Аэнор. Когда меня изгнали из Маг Мелла, я скитался по миру, становясь всё более и более звероподобным. Я не мог насытиться мучениями других. Я бродил по земле, пока не нашёл ту маленькую пещеру близ Иерусалима, где каждую ночь смотрел на вечернее небо — мой бывший дом. Пустота грызла меня. Днём я наслаждался двумя вещами: соблазнением и смертью. Я создал ад на земле в месте, называемом Геенна[7], рядом с полем крови. Женщины предлагали мне свои тела. Другие просители сжигали своих близких, принося жертвы богу. Жертвы мне. Они убивали собственных детей, чтобы доставить мне удовольствие. Чтобы получить моё благословение. И мне это нравилось. Я становился сильнее от этого.
Тошнота распространилась в глубине моего живота. Он действительно был более извращённым, чем я думала.
Я на самом деле не хотела больше ничего слышать, но мне это нужно.
— И ты хочешь этого от всего мира? Это сделает тебя счастливым?
— Это был мой тёмный рай. Люди называют это геенной, некоторые — адом. Ты видела картины, сделанные людьми, витражи, изображающие адское пламя? Они размещали их в западных окнах церквей, чтобы ловить природные лучи сумерек. Это мой свет, моё пламя танцует на стекле, чтобы пугать людей. Это навеяно мною. Это моё наследие. Тысячи лет человеческие племена убивали друг друга, проклиная друг друга моим именем. Люцифер. Светоносный. Мучитель. Вот моё наследие.
Я обхватила себя руками, промерзая до костей.
— Почему люди приносили тебе жертвы?
Медленное пожатие плечами.
— Они считали меня Богом. А почему бы и нет? У меня были крылья и магическая сила. Я не стал разубеждать их в этом. И в конце концов, я был богом. Теперь я практически им и являюсь. Поэтому они сжигали своих людей в подношениях мне, надеясь завоевать мою благосклонность. В той пещере, где мы встретили твою мать, крики жертв эхом отражались от стен. Они использовали барабаны, чтобы заглушить вопли. Ты ведь слышишь их, правда? В моей магии? Но они не должны были заглушать крики ради меня. Я процветал от агонии. Вот кто я, Аэнор. Я мучитель.
Моя кровь превратилась в лёд.
— Да. Я слышу барабаны.
Салем одарил меня лукавой, невесёлой улыбкой.
— Я ревнивый бог. Если ты собираешься принести жертву, принеси её мне.