На рассвете 21 ноября противник обрушил на штаб армии, находившийся в районе села Зайцево, танковый удар. Офицеры и генералы вступили в бой локоть к локтю с бойцами 20-го запасного полка. Особенно отличился начальник артиллерии полковник Л. А. Мазанов, уложивший десяток фашистов. Следуя его примеру, начальник оперативного отдела полковник Бусаров, офицеры штаба армии Остренко, Олешев, Лебедев, Губанов, Бурыгин, Петухов, Попов также показали пример доблести и отваги, уничтожив до двадцати гитлеровцев. А лейтенант Миненко из танка Т-34 подбил шесть немецких боевых машин. Враг был отброшен. Наступила маленькая передышка.

…Не доходя до штабной землянки, я увидел высокого, стройного человека, идущего мне навстречу. И скоро узнал полковника Георгия Ивановича Хетагурова. Обрадовался старому боевому товарищу. Оказалось, он назначен начальником артиллерии 30-й армии. Но поскольку эту должность уже занимал полковник Мазанов и справлялся с ней успешно, я решил попросить Георгия Ивановича возглавить штаб армии. Он охотно согласился, чем весьма помог нам. Начальником штаба работал полковник Виноградов, но ему было трудновато на этом посту (до войны занимался административной работой). Военный совет фронта утвердил наше решение.

Итак, с 21 ноября у нас новый начальник штаба армии — Г. И. Хетагуров. В первой половине ночи подвели итог боевого дня. Самым опасным было то, что враг вплотную подошел к Ленинградскому шоссе. Бреши в нашей обороне еще больше увеличились (на отдельных участках достигали шести километров). Да и с соседями (на правом фланге 31-я армия Калининского фронта, слева — 16-я армия) тоже тесного взаимодействия уже не было. В этой обстановке во что бы то ни стало следовало иметь резерв.

21 ноября в состав армии прибыла 8-я танковая бригада полковника П. А. Ротмистрова. Танков в ней было очень мало, зато люди дрались отлично. Позже бригада заслужила звание 3-й гвардейской.

Тогда же в полосе нашей армии появилась отходившая под ударами танков и авиации противника 58-я танковая дивизия 16-й армии, недавно прибывшая с Дальнего Востока. Командование Западного фронта передало ее в состав 30-й армии. Пока что мы вывели ее во второй эшелон.

22 ноября войска продолжали вести ожесточенный бой с танками врага, главным образом на левом фланге. Соседу слева было не легче. В тот день неприятель ворвался в Клин и начал теснить войска 16-й армии генерал-лейтенанта К. К. Рокоссовского [31]. Для помощи ей мы направили 107-ю мотострелковую дивизию и один артиллерийский противотанковый полк.

К вечеру гитлеровцев из города выбили. Но наутро они обошли Клин с северо-востока и юго-востока и снова ворвались в него. Хотя город входил в полосу 16-й армии, Военный совет нашей армии направил 58-ю танковую и 24-ю кавалерийскую дивизии, чтобы ударить немцам во фланг. Но выправить положение не удалось: силы были слишком неравны — немцы имели до ста танков против наших пятнадцати легких машин.

Всю ночь самоотверженно сражался, окруженный в городе, 70-й кавалерийский полк. К утру он прорвался к своим. Боевое знамя полка спас комсомолец Лаптев. Помощь полку оказал дерзкими действиями командир танкового взвода 58-й танковой дивизии лейтенант Балаев, уничтоживший в Клину двенадцать танков и орудий врага.

С потерей Клина между 30-й и 16-й армиями образовался восьмикилометровый разрыв. Закрыть его было нечем. По телефону прошу командующего Западным фронтом:

— Дайте хоть одну дивизию.

Генерал армии Г. К. Жуков отвечает коротко:

— У фронта сейчас резервов нет. Изыщите у себя. Стоять насмерть. Если что высвободится — направлю вам. — И кладет трубку.

А я свою продолжаю держать. Слышу другой голос:

— У аппарата Соколовский. Здравствуйте, товарищ Лелюшенко. Командующий фронтом говорит по другому аппарату. Что вы хотели еще доложить?

— Прошу, если нет возможности дать дивизию, дайте хотя бы противотанковый артиллерийский полк.

— Знаем ваше трудное положение, но у Рокоссовского положение еще сложнее. Что было под руками — направили ему. Держитесь. Комфронта вам, видимо, одну дивизию все-таки даст.

25 ноября мороз достиг тридцати градусов. Резкое похолодание сопровождалось сильным снегопадом, который затруднял движение войск. Однако враг, хотя и замедленным темпом, настойчиво продолжал наступать двумя танковыми группировками: одной — в направлении Солнечногорска, второй — на Рогачево — Дмитров. Сюда, на левый фланг 30-й армии, шли около двухсот немецких танков при мощной поддержке авиации.

Наша оборона с предельным напряжением сдерживала натиск противника. Однако он, маневрируя танками, мог в любой момент пробить в ней бреши. Как воздух нужны были резервы. Но где их взять? Пришлось «почистить» дивизионные и армейские тылы. Из личного состава хлебопекарен, складов, подразделений охраны удалось набрать восемь взводов по двадцати человек. Придали им по одному орудию, по сотне противотанковых мин.

Бой дошел до предельного ожесточения. Наши танкисты огнем, гусеницами и таранными ударами крушили врага; артиллеристы, презирая угрозу окружения, вели огонь бронебойными и осколочными гранатами в упор по наседающим фашистам; пехотинцы не отходили ни на метр, автоматным и пулеметным огнем отрезая неприятельскую пехоту от танков. Командир танкового полка полковник Егоров лично расстрелял бронебойными снарядами четыре вражеских танка. Мотострелковый батальон Шестакова уничтожил пять танков, четыре орудия и до двух рот вражеской пехоты. Начальник штаба полка капитан В. Калинин сразил четырех гитлеровцев, санитарка Катя Новикова — пятерых. Сражались боевые части, штабы, тылы, даже госпитали легкораненых. Все было брошено на защиту столицы.

И все-таки наше положение ухудшалось. 27-го пришлось оставить Рогачево. Я отдал Г. И. Хетагурову, возглавлявшему левофланговую группировку, приказ отходить на Дмитровский рубеж. С начальником артиллерии Л. А. Мазановым мы с трудом проскочили через узкий коридор, простреливаемый пулеметами противника, и чудом добрались до штаба армии.

В эти тяжелые часы в армию прибыло обещанное Г. К. Жуковым подкрепление — противотанковый батальон, имевший сто двадцать противотанковых ружей и артиллерийскую батарею. В то время это была серьезная помощь. В течение дня батальон уничтожил четырнадцать немецких танков. Три подбил военком батальона Петров. Вечером подошло еще подкрепление — отряд добровольцев из Москвы и Подмосковья. Большинство их прямо заявило: «Не вздумайте посылать нас в тылы! Пойдем солдатами защищать столицу». Я запомнил прибывших из Яхромы Анатолия Алексеевича Волкова, Николая Ивановича Сквознова, Анну Петровну Неженцеву, Анну Васильевну Оболенину, Леонида Николаевича Владимирова, Василия Николаевича Трунова, Ивана Михайловича Хрызина, Екатерину Георгиевну Романычеву. Вместе с частями Советской Армии они с боями дошли до Берлина.

…Вечером раздался звонок из штаба фронта. В. Д. Соколовский дал указание к утру 28 ноября перевести штаб армии в Дмитров. Взглянув на карту, я вздрогнул: это как раз против разрыва между 16-й и 30-й армиями. Там же вовсе нет войск! Но может, и не случайно командование фронта решило поставить штаб армии именно в Дмитров: мол, тогда уж командарм наскребет подразделения и закроет прорыв! Так оно и вышло.

Рассвет застал нас в Дмитрове. В городе было пустынно. Наших войск нет, только трехорудийная зенитная батарея стоит на площади возле церкви. А южнее города, уже на восточном берегу канала Москва — Волга, слышна частая стрельба танковых орудий. Выскочили на машине на окраину и видим, как вдоль шоссе ползет более двух десятков немецких танков. Перед ними отходит наша стрелковая рота.

Критическое положение! Противник вот-вот ворвется в Дмитров, а здесь штабы двух армий.

И тут, на наше счастье, на линии железной дороги Яхрома — Дмитров появился бронепоезд. Он с ходу вел огонь. Машинист то резко бросал его вперед, то так же стремительно уводил назад. Когда бронепоезд подошел ближе, мы с начальником связи подполковником А. Я. Остренко подбежали к нему. Я вскочил на подножку и постучал по башне. В броне его уже зияло несколько пробоин. Люк открылся, и в нем показался человек в кожаной тужурке, какие носят командиры-танкисты, но без знаков различия. Лицо его было испачкано мазутом.