— Не знаю, — пробормотала Юлька. — Мне к урокам готовиться надо, да ещё тетради…

— Эта работа с книгами не навсегда. Подумай — завтра позвонишь. А теперь пошли. Хочу удостовериться, что в квартиру войдёшь живой и невредимой.

Юлька хотела фыркнуть. Но сочла за благо промолчать. В подъезде опять горели лампочки не на всех лестничных площадках.

И он правда довёл её до третьего этажа, дождался, пока она неловкими суетливыми пальцами найдёт в темноте прорезь замка и откроет дверь.

— Я подержу дверь, а ты спускайся, — виновато сказала Юлька, — а то у нас вечно лампочки вывёртывают. Тебе хоть до второго этажа лестница видна будет.

— До свидания, Юлия, — церемонно склонил Влад голову и повернулся к лестнице.

— Ага. До свидания, — сказала девушка.

Она уже прислушивалась к торопливым шагам снизу вверх. Странно. Понятно, что она и Влад не воспользовались лифтом… Но кто ещё бежит по лестницам?

Выглянув на лестничную площадку, она увидела, как Влад посторонился, пропуская кого-то. Потом на свету появился запыхавшийся незнакомый парень. Он только было завернул на лестницу к четвёртому этажу, как остановился и с тяжёлым вздохом обратился к ней:

— Девушка!.. Фуфф… Это какой этаж?

— Третий.

— А квартирные номера какие? Такая темень, ни черта не вижу… А, вот, вижу на соседней… Чёрт, опять не в тот подъезд!

Издав досадливый вопль, парень кубарем скатился вниз. Остановившийся, прислушиваясь к их разговору, Влад вновь посторонился и, кивнув Юльке, пропал в темноте. А Юлька забеспокоилась, как бы незнакомый парнишка — он ей показался даже симпатичным, поскольку не был преследователем, — не грохнулся с лестницы. Но вспомнила яркие фонари, светившие в подъездные окна, и успокоилась, закрыла наконец дверь на замок.

Мама смотрела телевизор. Юлька заглянула к ней.

— Привет. Это я. Дверь закрыла. Может, оставить открытой, пока папа не пришёл? В подъезде опять темно.

— Оставь. Позвонит — открою. Как прошёл вечер?

— В мечтах о горячей ванне. Ты с телевизором. Звонок услышишь?

— Услышу. А нет — так самому придётся открывать. Обещал ведь пораньше…

Что-то в коротком разговоре зацепило Юльку. Вскоре сообразила: мама ничего не сказала про звонок Влада, спросила о вечере так, будто он не звонил предупредить, что занятия отменяются. Наверное, напрочь забыла, что он звонил?..

Пуговицы халата не хотели застёгиваться под застывшими, ещё не согревшимися пальцами. Потому-то, заслышав звонок в прихожей, Юлька крикнула:

— Мам! Папа пришёл! Открой — я не могу!

Она услышала шутливое ворчание, после настойчивый вопрос, когда мама взялась за замок:

— Кто там? Миша, ты?

Затем щелчки отпираемого замка, какой-то хруст и шелест, негромкий говор.

Сгребая вещи и бросая всю кучу на кровать, чтобы потом развесить и разложить по полкам в шкафу, девушка предвкушала роскошный заключительный аккорд нынешнего вечера — ласковую тёплую воду ванны. Но полностью на предстоящем сосредоточиться не могла: мама дверь закрыла (папа вроде не пришёл), но странный шелест и суховатый шорох не умолкали. Интересно, что там?

— Юля, папы нет, — с недоумением в голосе сказала мама и поставила рядом с собой на пол огромный свёрток из хрустящей бумаги — свёрток, бывший ей по пояс. — Я думаю, это приходили к тебе.

Уловив, что свёрток, несмотря на величину, в общем-то лёгкий, Юлька за верхушку перенесла его на середину комнаты. Мама прошла вперёд и села в кресло.

— Не возражаешь, я тоже посмотрю?

— Нисколечко.

Развязав кокетливую ленточку, Юлька отогнула стороны свёртка и обомлела: зайчишка весело смотрел на неё, раскидав в стороны мягкие длинные лапы с нелепо надетыми на них кожаными перчатками. Ни о чём не думая, а только понимая, что улыбается глупейшим образом, девушка подняла игрушку и наконец исполнила свою давнюю мечту — обняла зайчишку и с наслаждением почувствовала его уютное тепло.

Мама подобрала упавшую с одной лапы перчатку, примерила.

— Юленька, ты мне ничего не хочешь рассказать? Или, может, квартиры перепутали? Не к соседке ли Наташе несли игрушку?

Наташа, очаровательная большеглазая девочка, училась в десятом классе. Громогласные компании в подъезде собирались именно из-за неё. И жила Наташа прямо над Юлькиной квартирой.

Предположение мамы не смутило девушку. Она блаженно улыбалась — примерно с тем же выражением, что и торчащая из-за её плеча мордашка.

— Нет. Это мне. Точно. Сегодня вечером я познакомилась с одним типом. Он меня жутко напугал и теперь вот так, своеобразно, извинился.

— Ну, раз ты так говоришь… — с сомнением сказала мама.

Посидела в нерешительности и ушла досматривать программу. А Юлька усадила зайца на её место в кресле, села рядом, положив одну лапу себе на плечо. Они сидели вместе в обнимку, пока девушка любовалась несколько великоватыми для своих рук перчатками.

Перед привычным вечерним посещением ванной комнаты она чмокнула зайца в нос и пробормотала:

— Ладно. Ты как извинение — это я понимаю. Но зачем тут ещё и перчатки?

И только в ванной, млея от нежно овевающих её тёплых струй, она по странной аналогии вспомнила: вот она стоит у ворот к Владу, вот пытается согреть озябшие пальцы.

«Извинение? Слишком притянуто. Подарок? За что? Не люблю быть обязанной. А вдруг потребует что-нибудь взамен? Да и не привыкла я к таким подаркам. Да ещё от мужчин… Ой, значит, он знает мой адрес! Откуда?! Тот парнишка!! Неужели ещё прижжет? Ой, не надо! Если я завтра натяну перчатки, а он увидит… Что теперь делать… Ведь холодно, а в них так уютно…»

Приготовление ко сну, привычный расклад вещей по местам всегда успокаивал. Сначала так и было. Но происшествия дня всё-таки не смогли её заставить забыть одной дополнительной подробности, которую она неукоснительно соблюдала с некоторых пор.

Итак, сначала засунуть будильник под кровать. Звонок сломан да и не нужен Юльке, встававшей по внутренним часам и лишь в последнее время просыпавшейся среди ночи не вовремя, — вот он, будильник и понадобился на всякий случай. Поколебавшись, Юлька посмотрела на ящики письменного стола.

Ещё вчера неожиданно подумалось: а что, если этими приготовлениями она только провоцирует ночные неприятности? Но и носить всё в себе тягостно. Доверишься бумаге — бессонница продолжается, зато уходит физический, чисто животный страх…Странно, что она всегда вспоминает об этом лишь вечером, перед сном.

Юлька вздохнула и разложила на столе чистые альбомные листы, рассыпала рядом цветные карандаши. Вот теперь всё. Она выключила торшер и, немного насторожённая, легла под одеяло.

–

На этот раз ей дали поспать подольше. Слишком близко к постели оказался новый в её комнате предмет — игрушка. Этот предмет задерживал Проявление. Задерживал, но всё же…

И вновь Юльку выбросило из сна.

Обрёванная, тоненько хныкающая, она пришла в себя под включенным торшером, с карандашом в руках. Поняла, наконец, что уже не спит, положила карандаш на стол и обхватила плечи, пытаясь справиться со всхлипами.

Одинокий фонарь среди оголённых деревьев в детском саду давал безразлично-белый свет. В двух домах напротив света нет вообще. Пустая распахнутость ночи испугала так, что пришлось поспешно задёрнуть шторы.

Судорожно вздрагивая, Юлька склонилась над столом. Этой ночью она заполнила рисунками три листа. У всех тварей развёрстые в кровожадном визге пасти. Торжество в предвкушении крови багровело в безумных выпученных глазищах. Не лица — морды во весь лист, ярко и выразительно раскрашенные. У одного основной цвет — фиолетовый с вкраплениями будто бегущего светло-жёлтого…

Юлька машинально поискала глазами фиолетовый карандаш. Уменьшенный почти вдвое, он лежал рядом со сломанной точилкой.

Вскоре все три листа отправились в папку, которая затем надёжно спряталась на дно третьего ящика, под материалами к пушкинскому вечеру.

Полтретьего ночи. Вторая стадия ночи — бессонница. Мельком глянув на заранее положенный около будильника роман Тургенева (перечитывала к уроку), Юлька присела на громко скрипнувшую в звонкой тишине кровать.