– Ну и как же ты меня нашел? Если все так сложно?

– Понимаешь, доппельгангер, по крайней мере неопытный, иногда приносит в чужие сны часть своего мира – ну это понятно, сон-то ведь становится общим, что-то бессознательно строит, и по этим конструкциям можно отследить, откуда он. Не всегда, конечно, только если очень-очень повезет. Я проанализировал наши сновидения и прибыл сюда, хотя искал довольно долго. Думал сначала, что это Соня. Ладно-ладно, заинтересовался я ей, признаюсь, но у меня были подозрения – как раз совпадали детали мира. Думаю, ну, может, принимала другой облик, да я и в облике не был уверен – как можно быть уверенным в образе доппельгангера? Если он спонтанный, он вообще может в любом обличье заявиться, сам того не осознавая. Я даже сам… а впрочем, это не имеет значения. Но когда тебя увидел там, в клубе, меня словно молотком по темечку ударили, клянусь. И сказать не могу, как понял это – но ты так смотрел на меня, какие-то мыслеформы я улавливал… короче, это точно ты. А когда вы с Соней начали говорить о снах и поездах, я окончательно уверился.

– Откуда ты? – вяло спросил Антон – язык едва ворочался во рту, точно его хозяин был чудовищно, невообразимо пьян. Спасский даже сумел слезть со стола и доползти до соседнего с Имсом кресла.

Они сошли с ума. Они все просто сошли с ума. Или это очередной сон – что там обычно делают, чтобы проснуться? Щиплют себя? Смотрят на часы? Вспоминают, как все началось? Часы шли, как обычно, и Антон прекрасно помнил, как все началось – как он оказался на этой кухне. Просто проснулся, пошел выпить кофе, закурил, увидел под балконом Эмиля, впустил его и теперь слушает ужасающие бредни, понимая, что связался с опасным психом, а может быть, и маньяком. Только вот поделать с собой ничего нельзя – как и во сне, он не хотел Эмиля отпускать. Как примагнитило.

– Я? – Эмиль вертел в руках пустой стакан и щурился на солнце, то прикрывая глаза, то открывая их – ловил радужные зайчики на свои длинные рыжеватые ресницы, удивительные для такого крупного опасного мужика. – Из будущего. В общем, из параллели. Не такой далекой, ничего страшного, не бойся. В масштабах Вселенной так вообще из соседнего угла.

– А почему я должен бояться? Это же ты себе вообразил какую-то параллель. А скажи мне – все промышленные шпионы с приветом, или ты во всем такой исключительный?

Эмиль перестал любоваться игрой солнца, прищурился прицельно уже на Антона и осторожно поставил стакан на подлокотник кресла. Потом внезапно сделал рывок, схватил Спасского за руку, дернул на себя и тут же поднялся сам, чтобы посмотреть глаза в глаза, оказаться близко-близко.

– Ты не понял меня, мой милый наивный мальчик, – мягко сообщил он. — Я пришел за тобой, и тебе придется пойти со мной.

Глава 5

Придет время, когда ты решишь, что все кончено. Это и будет начало.

Луис Ламур

Вот теперь Антону стало впервые по-настоящему страшно. Это было первое чувство, которое он сумел отследить в том потоке, что хлынул в его сердце и голову – вполне понятный, рациональный, нормальный страх перед встречей лицом к лицу с абсолютным безумцем.

Только сейчас до него дошло, что Эмиль – плохой, очень плохой парень, да похоже, что с по-настоящему плохими парнями Антон до него никогда и не сталкивался. Сейчас все в его лице и положении тела Спасский оценивал иначе – оценил и вдруг ставшие совершенно прозрачными, стеклянными, совсем без выражения глаза, и кривую ухмылку, и сжатые челюсти, и обозначившиеся желваки. Однако все же больше всего пугал взгляд: Эмиль будто видел перед собой не живого человека, а лишь неожиданное препятствие, которое намеревался разнести в пыль. Это была не ярость и не ненависть, а какое-то странное, брезгливое удивление и абсолютное отсутствие всякого сочувствия, точно Антон смотрелся в старое, забронзовевшее зеркало.

Но под страхом шевелилось другое чувство, и уж его-то никак нельзя было назвать рациональным – словно бы глухая стена, на которую Антон тоскливо смотрел долгие-долгие годы, вдруг растаяла и открыла линию горизонта. И теперь туда, в этот образовавшийся разлом, можно было шагнуть – и идти вглубь и вглубь. И это меняло все. Все оценки и ожидания, надежды и страхи, все смыслы и все убеждения. И в чем-то это чувство до того походило на торжество и предвкушение, что Спасский ужаснулся уже самому себе.

Если бы было хоть одно, хоть одно доказательство, что Эмиль – не безумец и то, о чем он говорит, действительно существует…

Антон не взял бы с собой даже пальто.

– Доказательства, – улыбнулся вдруг Эмиль, да так заразительно, так живо, показав неровные зубы, а от стеклянного взгляда не осталось и следа – в глазах заплясали черти. – Ну какие же доказательства? Ты ведь только увидел меня – и уже все знал где-то в глубине души. В том деле, куда я тебя хочу вовлечь, рациональность – и необходима, и недостаточна, Тони.

– А что, там у вас всех телепатии учат?

– Ну, немножко, – по-прежнему щербато улыбаясь, кивнул Эмиль. – Я же шляюсь по чужим снам, да еще имитатор. Даже не телепатия, простая проницательность. У тебя все на лице написано, принц-потеряшка.

– Ты ко мне относишься как к малышу… зачем же тогда я тебе нужен?

– Ты и есть малыш – вон как обижаешься, и ревнуешь, и в смятении весь, и так поверить хочешь… И требуешь от папочки железных гарантий, что смерти нет и жизнь всегда будет слаще конфеты. Мне с тобой еще долго возиться придется, но главное – ты пока только второй такой. И я не могу тебя отпустить, иначе тот первый… понимаешь?.. тебя завербует, если отыщет. А он-то отыщет, уж точно. Да и вообще ты мне нравишься: такой трепетный, глазастый, тонкий… и пахнешь вкусно. Ха-а, посмотри на свое лицо, Тони! Спокойствие, мой друг, спокойствие...

Спасский заставил себя принять невозмутимый вид и подошел к кофеварке. В конце концов, может быть, дело в том, что утро они начали с виски? Может быть, этим объяснялся горячий туман, в котором сейчас все плавало?

– А что за лев с единорогом? – спросил он.

– Герб моего рода, – невозмутимо ответил Эмиль. – А та картинка, которая тебе снилась, ну то есть мне снилась, а ты в мой сон залез, – это наш родовой замок.

– Родовой замок? – поднял брови Спасский.

Час от часу не легче. Нет, точно псих.

– Ну да, – небрежно подтвердил Эмиль. – Красивый, правда? Но другой, мне, правда, больше нравится – он более древний, средневековая крепость. Тот, что ты видел, – такой нарядный, барочный, он как игрушка, но в нем нет особой тайны, что ли. Я его всегда как музей воспринимал.

– Есть и второй?

– Есть. Арундел. Его еще до Вильгельма Завоевателя заложили, ну первоначальный замок, я имею в виду… В одна тысяча двадцатом, что ли…

Антон молча смотрел на заполнявшуюся кофе чашку, и что-то бешено вертелось в его мозгу. Он хорошо знал историю, особенно историю средних веков Англии и Франции, это было его пунктиком в школьные и университетские годы. И, конечно же, Арундел… ему о чем-то говорило, просто кричало это название. Действительно, что-то из средних веков, еще до завоевания Англии норманнами, что-то величавое и суровое, из старинных саг, грозные серые башни на зеленом холме, красный флаг с белым рисунком…