— Блин, — только и ляпнул он, опрокидываясь на спину.

Костя несколько раз открывал рот и захлопывал его обратно, не находя подходящих слов. Он пялился в темный потолок, силясь понять, как же так сильно облажался. На потолке ответа не было, как и в его голове. Единственное, что через несколько минут придумал Костя, это спросить:

— Ты же на таблетках, да?

— Угу, — кивнула Марина. — А ты, я надеюсь, ничем не болеешь?

— Я? Нееет! Да я всегда с гондоном, — оправдывался Костя, как идиот.

— Оно и видно, ага, — заметила девушка с сарказмом.

— Что видно?

— Что с гондоном привык. Видимо, с ним чувствительность снижается, — опять поддела она.

— Ну да, снижается, — подтвердил Костик, совсем как-то растерявшись.

— Да-да, да-да, — опять закивала Маринка, хихикнув.

Бирюков психанул.

— Эй, Иванова, это что за намеки, а? — нахмурился он, приподнимаясь на локте, сосредоточенно вглядываясь в ее беззаботное лицо.

— Нет, нет, никаких намеков. Просто девки болтают, что ты гигант, а на деле как-то все шустро кончилось. Или ты руками обычно до смерти изводишь? Тоже неплохо.

Оценив раздутые ноздри и прищур Кости, Марина прикусила губу и стала тихонько сползать с кровати.

— Эээ, ну вроде у тебя все хорошо теперь. Я пожалуй…

— Стоять, — рявкнул Бирюков.

Маринка встать не успела, но от его рыка вздрогнула и свалилась с кровати. Костя тут же подхватил ее и закинул обратно, прижав своим телом и зафиксировав запястья девушки над головой. Иванова вытаращилась на него во все глаза, не без удивления осознав, что в такой безвольной позе она еще сильнее его хочет, особенно такого злющего. Марина никогда не видела Костю злым. Разве только тогда на улице, когда он назвал ее в сердцах шлюхой.

— Шутим? — выдохнул он ей в лицо.

— Да какие тут шутки? Всем спасибо, все свободны. Разве нет? — продолжала потравливать она его, сама не понимая, откуда в ней такая смелость.

— Нет, девочка моя. Я только начал, — и Костя потерся о нее, давая понять, что вполне готов снова.

— Ага, и я вот начала, но не закончила.

— Сейчас поправим, — пообещал Костя, ухмыляясь, как злодей из мультика, ущипнув Марину за сосок.

Ее тело моментально отозвалось, заставив девушку выгнуться, тихо пискнув. Костя отпустил ее руки, которые снова ласкали и гладили, пощипывали и растирали. Уже через пару минут Марина опять пылала, мечась по кровати, умоляя Костю. Но в это раз он не торопился, он полностью контролировал ситуацию. Его пальцы лишь изредка прикасались к набухшему бугорку, лишь слегка дразнили вход, не поникая внутрь. Губы ставили влажные метки на ее теле, а потом Костя дул на место поцелуя, заставляя Марину дрожать. Его зубы мимолетно царапали ее соски и чувствительную кожу шеи, живота, на запястье, под коленом. Через полчаса он превратил ее в дрожащее, похотливое, стонущее желе. Марина за это время по требованию Кости раз сто взяла свои слова назад, извинилась за насмешки и просила, просила, просила, чтобы он прикоснулся к ней там, погладил сильнее, вошел в нее, оттрахал ее.

Последняя формулировка просигналила Косте, что мадам дошла до нужной кондиции. Не предупреждая, он одним стремительным сильным движением проник в нее максимально глубоко. Марина не знала, что способна издавать такие звуки. Будь она чуть более адекватна, то, наверное, сравнила бы этот свой вопль с раненым вепрем или слоном. Но ее сознание допустило лишь мимолетную мысль: «Хорошо, что мы начали медленно, а то бы порвал к чертям». А потом она уже не думала, только искала, за что схватиться. Сначала спасала простынь, но она была быстро скомкана и уже не помогала фиксироваться на одном месте, поэтому Марина отползла к изголовью кровати, схватившись за резную спинку. Девушка растворилась в мощном темпе, который то наращивал, то чуть-чуть, саму малость, сбавлял Костя. Звуки смешались в ее голове и звучали каким-то набатом. Все сливались воедино: скрип матраса, стук кровати о стену и Маринкины стоны-крики, которые не желали проглатываться, как она не пыталась.

— Не сдерживайся, солнце, кричи, — посоветовал ей Костя, чуть спотыкаясь от прерывистого дыханья. — Ты охренительно сладко орешь подо мной, красавица.

И он поцеловал ее, чуть прикусив нижнюю губу, а Марина решила, что орать слаще, чем сдерживаться. Особенно, если ему это нравится.

— Ты только держись, — снова посоветовал Костя и закинул ее ноги себе на плечи.

И Марина держалась, как могла. Марина кричала. Марина кончала. Она едва успевала привыкнуть к одной позе, как Костя умелыми властными движениями переворачивал ее на живот, потом ставил на колени, снова возвращал на спину, заставлял сесть, встать, нагнуться, опять лечь, согнуть ноги в коленях, повернуться на бок, свести ноги. Марина беспрекословно подчинялась его указаниям, его опыту, его желаниям. Даже, когда он велел ей положить руки на грудь и ласкать себя, она подчинилась, хотя никогда такого не делала. И ей понравилось. А потом Костя лишь облизал ее пальцы, давая понять, что она должна сама прикоснуться к клитору. И снова все ощущалось так ново и остро. Особенно, когда он тихо, но так страстно хвалил ее: «Вот так, солнце. Тебе нравится? Правда, хорошо? Ты у меня умница. Я бы вечно смотрел, как ты себя ласкаешь и стонешь при этом. Да, малышка, вот так. Именно так. Черт, ты такая красивая, горячая, вся моя».

Марина тонула в этом шепоте, у нее кружилась голова от удовольствия, которое снова и снова разжигал в ней Костя. Она не считала, сколько раз кончила, просто отдавалась ему опять и опять, пока не почувствовала, что буквально обессилена. Она рухнула на кровать после очередного оргазма, не без удивления обнаружив, что Костя свалился рядом. Марина свела бедра, чувствуя, как по ним течет теплая влага.

— Слава богу, я думала, ты до утра не кончишь, — проворчала она в подушку.

— Ага, и тебе спасибо, дорогая. Ты тоже была великолепна, — фыркнул Бирюков, нашаривая одеяло, чтобы прикрыть их обоих.

— Да-да, спасибо, что завтра я не смогу встать с кровати, — продолжала припираться Иванова.

— Это сделано специально, чтобы мне завтра не париться со стояком самостоятельно, — подвигал он бровями, перевернувшись на спину и протягивая руку, приглашая Марину в свои объятия.

Стоит ли говорить, что Бирюков обычно просто падал и засыпал после секса, а не трындел языком, инициируя обнимашки.

— Очень дальновидно, — хихикнула девушка, пристраиваясь у Кости на груди.

Но Маринка была такая чертовски милая, еле живая, с ураганом в волосах и горящими от изматывающего секса глазами, поэтому Костя даже не подумал, что ведет себя как-то неестественно. Ему доставляло неописуемое удовольствие дразнить ее, нарываясь на скабрезные ответы, надутые губки, щелчки по носу, она даже разок куснула его за сосок, больновато так куснула. Костя в ответ дернул ее за волосы, а потом перевернул на спину, придавив сверху, чтобы пресечь дальнейшее насилие над своим телом. Он неприлично долго разглядывал ее лицо, не говоря ни слова. Затянувшуюся паузу нужно было разбавить каким-нибудь пошлым замечанием или дебильной шуткой, но он не придумал ничего умнее, чем сказать:

— Ты классная, — и поцеловал.

«Черт, нужно было просто поцеловать, — мысленно скорчился Костя. — Классная, пфф, выдал, блин».

Когда поцелуй кончился, Костя прилег рядом, понимая, что и Марина теперь изучает его. Тоже молча. Правда она при этом небрежно теребила волоски вокруг его соска, чуть царапая кожу ноготками.

«Интересно, она сразу сбежит, если скажу, что опять хочу ее?» — ухмыльнулся своим мыслям Бирюков, но тут же ему стало не до смеха.

— Кость, — позвала его Марина.

— М, — отозвался он.

— Я хочу сделать кое-что.

— Кое-что?

— Угу.

— Со мной?

— Да.

— И что же?

— Хочу сделать тебе минет, — призналась она, наконец, смело глядя при этом Косте в глаза.

Бирюков подавился воздухом в легких.

— Сделай, — каркнул он не своим голосом, ожидая подвоха. Редко какая девчонка вот так проявляла в этом деле инициативу. Чаще всего приходилось просить. Хотя вот Вика была исключением, и сейчас Костя не смог бы сказать, что приятным. Но это сейчас, а раньше…