Другое дело, что наверняка не эти обстоятельства были основной причиной решения о создании ДКР. Поскольку идея о провозглашении автономного образования возникла еще летом или осенью 1917 г., то есть задолго до Брестского мира, и получала все большую поддержку с активизацией устремлений Центральной Рады предъявить свои права и на регионы, не считавшие себя Украиной, можно предположить, что основные причины все — таки крылись в желании обезопасить себя от этих притязаний. И в основу споров о создании ДКР на всех организационных мероприятиях все — таки обсуждались не вопросы международного характера, а принципиальный вопрос модели устройства будущего СССР.

Помимо очень ценных воспоминаний Магидова существуют и другие свидетельства того, что Ленин поддержал ДКР. Так, харьковский большевик В. Заборенко в своих воспоминаниях пишет, что «по вопросу о Донецко-Криворожской республике тов. Артем вел переговоры с Москвой». И нельзя забывать, что даже Скрыпник, являвшийся принципиальным оппонентом этой идеи, вынужден был признать: «ЦК партии большевиков харьковским товарищам дал санкцию на организацию Донецко-Криворожской республики»[413].

И есть еще одно ценнейшее указание на это: воспоминания Елизаветы Сергеевой (до замужества — Репельской), жены Артема, которая также была активисткой харьковской большевистской организации и уже тогда сблизилась со своим будущим мужем. Она авторитетно утверждает: «Все серьезные и важные мероприятия Артем обязательно согласовывал с ЦК партии, лично с В. И. Лениным, слово которого для него было законом. Так, например, несколько раз он обсуждал с Владимиром Ильичом вопрос о целесообразности создания Донецко-Криворожской республики в данной ситуации. И когда в феврале 1918 г. республика была создана, Ленин горячо приветствовал председателя ее Совнаркома — Артема»[414]. Почему — то это очень важное свидетельство большинство исследователей упускает из виду. Возможно, оно им кажется «не вписывающимся в концепцию».

Подытоживая сказанное, можно сделать однозначный вывод: российская центральная власть большевиков и лично Ленин наверняка знали об идее создания Донецкой республики и даже поддерживали ее. Однако, судя по телеграмме Свердлова от 17 февраля и по реакции Сталина, ставшего в итоге могильщиком ДКР, споры о целесообразности этого образования в руководстве большевистской партии велись с первых дней существования республики, что свидетельствует о колебаниях властей, нечетко сформированном взгляде на будущее устройство советского государства. Подчеркиваем, именно в те дни в Петрограде велись горячие споры о том, по какому принципу будет строиться СССР — по принципу федерации национальных республик или же по принципу федерации регионов, составляющих единый хозяйственно — экономический комплекс. Отношение общероссийских властей к Донецкой республике колебалось в соответствии с постоянно менявшимся тогда видением на этот вопрос.

Что бы там ни было, а республика Донецко-Криворожского региона была создана. И ее, действительно, признало центральное руководство советской России. Об этом свидетельствует хотя бы телеграмма Ленина и Сталина Антонову — Овсеенко от 28 февраля 1918 г. (то есть она была послана на Дон через две недели после провозглашения ДКР): «Против автономии Донской области ничего не имею. Географические границы этой автономии должны быть определены по соглашению с населением смежной полосы и автономной республики Донецкого бассейна». Этот вполне официальный документ свидетельствует о том, что советские вожди не только признали Донецко-Криворожскую республику, но и поручили ей обсудить свои границы с соседями[415].

Вопрос о границах ДКР, на самом деле, оставался открытым. Как, собственно, и вопрос о границах УНР или любого другого самопровозглашенного государственного образования, возникшего в те дни на территории России (по словам казачьего атамана А. Богаевского, «эфемерные республики вырастали как грибы после дождя на развалинах родины»[416]).

Первоначально в ведении ЮОСНХ, хозяйственного органа ДКР, согласно положению об этом органе, были названы следующие границы его юрисдикции: «Губернии Курская, Воронежская, Харьковская, Екатеринославская, Таврическая, каменноугольный и антрацитовый районы Области Войска Донского и железорудный район Херсонской губернии»[417]. При формировании структур Донецкой республики ЮОСНХ должен был упорядочить свою деятельность под структуры и границы области, а потому из этого перечня выпали Курская и Воронежская губернии.

Уже на первом же заседании обкома ДКР возник спор о подведомственности Совета Бердянска, который входил в Таврическую губернию. До IV съезда бердянцы поддерживали контакты с ЮОСНХ и просили продолжить это сотрудничество. Однако на съезде было принято решение: «В район деятельности ЮОСНХ входят районы Советов, входящих в федерацию Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов Донецкого и Криворожского бассейнов». В итоге обком отказал бердянцам в их просьбе, пояснив: «Постановлено обратиться в Совет народного хозяйства с предложением ликвидировать свои отношения с Советами и предприятиями, не входящими в район ведения Совета народного хозяйства, поскольку это вытекает из постановления Съезда, и ввести в планомерную систему таким образом, чтобы это не отразилось на их хозяйственном положении катастрофически»[418].

Из этого замечания можно сделать однозначный вывод о том, что при создании Донецкой республики ее «отцы — основатели» не видели Бердянск и степные районы Тавриды своей составной частью. Однако тот же областной комитет постановил делегировать своего представителя для более детального рассмотрения просьбы бердянцев. И судя по тому что уже в начале апреля 1918 г. Совнарком ДКР публично заявил о принадлежности Донецкой республике степных районов Таврической губернии вплоть до Крымского перешейка, видимо, мнение тамошних Советов было учтено. И опять — таки диву даешься, когда слышишь заверения современных украинских историков о том, что им неизвестны документы о поддержке ДКР со стороны местных Советов региона. Случай с Бердянском показывает, что существовали просьбы местных органов власти о принятии их территорий в состав Донецкой республики.

В связи с тем, что в Донецко-Криворожскую область с момента ее образования в начале 1917 г. довольно спонтанно, порой по лоскутному принципу, включались различные рабочие Советы вместе с отдельными районами и населенными пунктами Области Войска Донского, очень сложно определить восточную границу ДКР — именно потому Ленин и поручал Донкривбассу вступить в переговоры с советской Донской республикой на предмет своеобразной «демаркации границ».

По этой же причине не спешили с объявлением своих границ комиссары ДКР, что порождало значительную неразбериху на окраинах. 21 февраля 1918 г. Центральный ревком Донбасса, расположенный на тот момент в Юзовке, телеграфировал в Харьков: «Харьковский Совет Народных Комиссаров Донецкого бассейна. Васильченко. Центральный военно — революционный Комитет Донецкого Бассейна просит вас поскорее сообщить, на какие районы и округа со строго очерченными границами поделена Донецкая республика, ибо незнание границы районов грозит большими организационными затруднениями»[419].

Ответом на подобные запросы стал разработанный в Совнаркоме ДКР план административного деления республики на следующие экономические районы: Харьковский, Екатеринославский, Верхнеднепровский, Луганский, Александровский, Павлоградский, Нижнеднепровский, Бахмутский, Александро — грушевский, Таганрогский, Ростовский, Мариупольский и Криворожский. Однако, как пишет Ревегук, «новое административное устройство в ДКР не было осуществлено до конца и деление на губернии и уезды сохранилось, за исключением территории собственно Донбасса, где были созданы районные и подрайонные административно — экономические единицы». Кроме того, в некоторых местностях районированием занимались самостоятельно и исходя из партийной конъюнктуры. Так был создан Юзово — Макеевский район, соединяющий шахтерские поселки и Екатеринославской губернии, и Области Войска Донского. По мнению некоторых исследований, подобные объединения были вызваны исключительно партийными интересами[420].