Вскоре Настя прислала адрес сайта, где можно было заказать еду. Саша набрал себе всего понемногу с расчетом на весь день. Доставили менее чем за час. Как ни странно, но Геллер смог выкроить время, чтобы поесть еще до полудня. Смог отвлечься и на жидкий протеиновый перекус после обеда. Оказывается, дело было не в занятости, а в нем самом.

Прихлебывая из шейкера, Саша смотрел на ютубе видео по запросу "Рич Фронинг". Его одновременно пугало и завораживало то, что вытворял этот спортсмен. Через полчаса Геллер поймал себя на мысли: «Офигенно, тоже так хочу».

Но даже при таком обильном питании к вечеру накатила усталость. Саша поужинал дома, немного поработал, отчитался Насте о приемах пищи и самочувствии. Ее не было в сети, что огорчило. Хотелось поболтать. Вместо этого он созвонился с Костей, который уговорил ехать в деревню вместе, пораньше.

В одиннадцать Геллер уже был в кровати. Глаза закрывались сами, мышцы приятно ныли. Сон медленно затуманивал разум, прежде чем уснуть, Саша раз сто вспомнил, как к нему прижималось теплое девичье тело.

"Она страховала. Просто страховала", — уговаривал себя Геллер, но снова и снова вспоминал ощущения.

Это было так приятно, так хорошо. И… надежно. После развода он не раз ловил себя на мысли, что женщины существа ветреные, непостоянные. Жена изменила, коллега не желала забыть о его слабости, чтобы спокойно работать дальше. Даже Нестерова его бросила ради странной семейной терапии за тридевять земель. О какой надежности могла идти речь? Но для Насти, кажется, он мог сделать исключение — был готов довериться ей. Во всяком случае, в том, что касалось спорта.

Геллер выспался в субботу. Клуб в выходные открывался в девять, а не в семь утра, поэтому и тренировка была назначена на два часа позже. Он встал сам, без будильника, не спеша приготовил кашу, надавил сока из апельсинов. После фиаско на приседе немного ныла спина, но зато плечи почти перестали беспокоить. Радовало, что тренировка будет легкой, беговой, а предвкушение вечернего покера притупило тоску по сыновьям.

Но скоро все стало плохо, потому что Настя сменила план. Она отказалась от разделения на части, вписала бег в общую тренировку. Очень долгую, тяжелую, выматывающую круговую тренировку. Вместо того чтобы бежать в спокойном темпе длинную дистанцию, Саша вынужден был нестись, как угорелый, восемьсот метров. Настя следила, чтобы он бежал на пределе. Геллер понятия не имел, что может развить такую скорость. Он старался не думать о ногах, просто бежал. Его гнал страх, что если оступится, то его тело намотается на дорожку и будет крутиться до бесконечности. Ну, или в лучшем случае, он банально свалится и переломает себе руки-ноги-шею.

После такого спринта требовалось сделать по пятнадцать приседаний пистолетиком на каждую ногу. Это оказалось спасением. Геллер сроду не приседал подобным образом. Ему не хватало растяжки, координации, банальной силы. Поэтому он больше падал, чем выполнял. И это был своего рода отдых после бега.

Ну и на закуску — берпи. Много берпи. Тридцать берпи. Геллеру хватило десяти, чтобы сдохнуть, но Настя реанимировала его командным тоном, заставив включить какие-то потаенные резервы организма.

Почему-то Саша решил, что будет три круга. На последнем его уже выворачивало от вида дорожки. Настя заметила и немного снизила скорость. Правда сполна добрала на финише. Хорошо, что открылось второе дыхание и немного утихла тошнота. Даже начали получаться пистолеты. Но от них стала жутко болеть задница. Допрыгав берпи, Саша жадно присосался к бутылке с водой.

— Не напивайся, — бросила Настя небрежно, — Будешь булькать во время бега, а тебе и так не сладко.

— Чего? — не понял Геллер.

Он уставился на Настю так, словно у нее выросла вторая голова. Сокол игнорировала его шальной взгляд, хотя (по лицу было видно) едва сдерживалась, чтобы не засмеяться. Спокойно ответила:

— Еще два круга, Саш. И уже пора начинать.

Она мотнула головой в сторону дорожки, приглашая на очередной круг боли.

Геллер сначала пошел на исходную, как баран на заклание, а уж потом начал ныть.

— Ты же сказала, что три круга, — вяло возмущался он, разгоняясь.

— Я вообще не говорила. Ты сам так решил, — выдала Сокол и прибавила обороты.

Саша закончил. Ему было больно, мокро, совсем не весело, но мазохистское удовлетворение жгло гордостью душу. А может, это было обезвоживание, потому что он лежал на полу минуты три, не имея сил даже попить.

— Ты молодец, — похвалила Настя, сверкая лукавыми глазами, — Я думала, сдохнешь на четвертом.

— Ненавижу тебя, — честно признался Геллер, не оценив юмор.

— Это нормально, — хохотнула Сокол, — Когда захочешь убить, вспомни, что у тебя дети.

— Ха-ха-ха, так смешно, — скривил лицо Саша, поднимаясь, вытирая шею полотенцем, — Надеюсь, это все?

Он, конечно, не хотел выглядеть нюней, но на силовые подвиги резервов не осталось. Однако Настя сказала:

— Нет. Пойдем.

— Что? Ты шутишь? Как так? Дай хоть передохнуть минут пять.

Саша возмущался, но все равно шел за ней… в малый зал. Сокол прикрыла дверь, постелила коврик, наконец, взглянула на своего запыхавшегося растерянного клиента.

— Ну чего смотришь? Бери гирю, сейчас будем махи делать, потом приседания и походка фермера, — проговорила она.

Саша крякнул. Но! Пошел исполнять. И тут Настя рассмеялась.

— Господи, да я пошутила.

— Не смешно, — опять огрызнулся Геллер, но уже не так злобно. Ему полегчало.

— На коврик садись.

— Зачем?

— Я же говорила, что растяжка будет.

Саша раздраженно выдохнул.

— Полагаешь, я должен это помнить после всего..? — он указал пальцем на дверь, имея в виду все то безобразие, в которое его втянула Настя в большом зале, — Имя то свое не забыл, только потому, что ты сто раз в минуту повторяла: «Саша, еще. Саша, поднажми. Саша, давай».

Он собирался еще побухтеть, что растяжка — не мужское дело, что он не балерина, но… забыл. Мозги почти расплавились от бешеной гонки по кругу.

Сокол хихикала, наслаждаясь его тирадой.

— Ты забавный, — резюмировала она.

— Угу, клоун года просто.

— Ну не злись. Это для твоего же блага. Давай начнем. Снизу, ладно?

Она постелила рядом еще один коврик, села на него сама, вытянув ноги. Геллер косился на нее, подозревая подвох. И не зря. С растяжкой все было плохо. Едва он сложился в складку, коленки подпрыгнули и уперлись в лоб.

— Так не пойдет, выпрямляй. Тянись к носкам руками, пружинь, — командовала Настя, показывая, как надо, — Раз, два, три, четыре… на пятый счет фиксируемся.

И она изобразила.

Саша поглядывал на нее, корчась. Настя выполняла все так красиво, совершенно не напрягаясь. Она ложилась грудью на колени, выдыхала с тихим стоном, словно получала неописуемое наслаждение от процесса.

— Давай- давай, старайся, — подбодрила она, поднявшись с коврика, встав сзади.

Геллер старался, как мог. Но мог, конечно, не много. Настя положила руки ему на спину, стала считать, чуть надавливая, помогая.

— …два, три, четыре… и пять.

Она усилила нажим и не спешила отпускать. Геллер рефлекторно попытался выпрямиться, потому что боль в связках под коленями стала нестерпимой.

— Выдыхай, — велела Настя, не позволяя ему двигаться. Она прижималась к Сашиной спине, надавливая всем телом.

Он выдохнул. Боль чуть утихла, но накатили совсем другие чувства. Настя так крепко к нему прижималась. Саша, конечно, понимал, что она это делает, чтобы фиксировать его с максимальной силой, но все равно не мог не думать об интимности момента. О том, что у нее небольшая, но упругая грудь, например. Хотя, это мог быть эффект спортивного топа. Чтобы избавиться от собственных мыслей и тактично напомнить о дистанции, Саша нашел причину обраться к тренеру.

— Нааасть, — протянул он, — Я же мокрый весь.