– Подожди, – сказал он, – прежде чем ты сделаешь свой следующий шаг, я хочу, чтобы ты кое-что понял. Представь себе реку, только наоборот. Абсолютно неподвижная гладь воды, настолько неподвижная, что любое, даже мимолетное движение просто противоречит её природе. И в силу этой неподвижности её невозможно ни переплыть, ни перейти, ни перелететь.
Как и у любой другой реки, у неё есть два берега. Один из берегов похож на дохлую тушу, кишащую червями. Это мир человеческий. Всё, что происходит в нём – возня, единственной целью которой является шлифовка биологического кода из поколения в поколение. Черви суетятся, стараются урвать как можно больше мертвечины, чтобы их дети, такие же черви, могли суетиться ещё быстрей. Такова суть биологического существования в человеческом мире, и люди далеко не исключение из этого правила. Природа червей – суета и движение, поэтому подавляющее большинство их даже не замечает реку, не говоря уже о другом её береге. Да это им и не нужно. Ни река, ни другой берег не несут никакой пользы. Они бесполезны, а, следовательно, излишни.
Но иногда появляются среди людей единицы, которые вдруг в силу каких-то причин осознают существование реки и того берега. Одних это пугает, и они ещё глубже после таких проблесков зарываются в мертвечину, чтобы как можно быстрее забыть о реке. Другие же начинают искать способ её перейти. Некоторым из них посчастливится найти мост. Природа моста находится в гармонии с природой реки, и чтобы ступить на него нужно знать Волшебное Молчание. Когда-то давно были те, кто открыл для себя это Молчание. Некоторые из них навсегда исчезли на том берегу, другие же остались на мосту, чтобы помочь другим ступить на него. Поэтому, когда ты подходишь к мосту, тебя там встречает человек-невидимка, который и есть Великое Молчание. Он помогает взойти на мост. С другой стороны моста ждёт Август к. Он помогает сойти на тот берег.
Так вот, Денис, Аббатство – это люди Моста. Они помогают перейти реку. Они встречают того, кто сумел найти мост, и переводят его на тот берег, охраняя и заботясь о нём во время пути. Это не тайная организация и не организация вообще. Дело в том, что, достигая определенного уровня, сознание понимает, что оно не одно… Поверь, я не знаю, как тебе объяснить… Так вот, Мария Кон уже буквально занесла ногу над мостом, когда её схватили хищники. Поэтому Аббатству так важно, чтобы твоя охота удалась, потому что хищники, как и ты – существа этого берега.
– Это всё философия, – сказал санитарный инспектор, выходя из машины, – а мне нужны факты, имена, явки.
– Тогда пойдём.
Стоило им пересечь невидимую черту, отделяющую Аббатство от внешнего мира, как на смену пустыне пришёл совершенно иной мир, буквально излучающий жизнь. Всюду, куда ни глянь, буйствовала яркая, сочная растительность, сквозь которую вела одна единственная дорожка, посыпанная гравием. С обеих сторон от дорожки росли удивительной красоты цветы, а чуть поодаль высились деревья, упирающиеся своими кронами в звезды, настолько они были высоки. Из их крон слышалось птичье многоголосье, а дорожку то и дело пересекали звериные тропы. Настоящий райский сад, предоставленный самому себе. Ни стен, ни ворот видно не было, они буквально исчезли, стоило войти внутрь.
– А люди здесь водятся? – спросил Паркин, после того как, пройдя несколько километров, они не встретили никаких (кроме самой дорожки) следов человека.
– Здесь не принято болтать, – ответил Белый Кролик, – особенно всякую чушь.
Они продолжили путь в абсолютном молчании.
Примерно к полудню, в Аббатстве можно было ориентироваться только по солнцу, так как часы здесь просто сходили с ума, путники вышли на большую поляну, поросшую невысокой травой. Несмотря на столь долгий путь, во время которого они ничего не съели и не выпили даже по глотку воды, не было ни усталости, ни жажды, ни голода. Санитарный инспектор чувствовал себя так, словно он слегка размялся после утреннего сна.
На поляне, прямо на траве лежала Мария Кон. Она была без одежды, и выглядела так, словно спит. На её лице было выражение умиротворения. Чуть поодаль стояло несколько человек. Их было около 10, точно санитарный инспектор сосчитать не мог, как не мог и запомнить или даже разглядеть их лица, несмотря на то, что он был совсем рядом от них. Облик этих людей был для него тайной, – понял санитарный инспектор. Люди стояли молча. Примерно через равные промежутки времени они по очереди подходили к телу Марии и клали возле него какую-нибудь еду. Это были злаки, фрукты или овощи. По большей части сырые.
Положив еду, они тихо говорили: «Плоть к плоти», – и тихо возвращались на своё место.
Попрощавшись с телом, они пошли прочь, так и оставив на траве окружённое едой тело, к которому из леса устремились звери и птицы.
– Плоть – это всего лишь чья-то еда, – пояснил Белый Кролик. – Плоть к плоти. Здесь принято говорить только о том, что можно выразить словами. Об остальном говорят лишь одни спекулянты.
Спекулянтами были все те, кто якобы знал ответы на извечно остающиеся открытыми вопросы: кто мы, откуда, куда направляемся и зачем, что было раньше, и что будет позже, в частности, после смерти… Санитарный инспектор сам не любил этих знаек, спекулирующих на человеческой глупости и желании заполучить чуть подслащенную философскую пилюлю в виде всепрощающего господа бога или венца творения. Человеческое, слишком человеческое…
За поляной вновь начался лес, откуда внезапно вынырнул дом. Санитарный инспектор и Белый Кролик зашли вслед за всеми внутрь. Там уже стояли накрытые столы. Все сели за столы и без церемоний принялись есть, сохраняя безмолвие. Приборов было ровно столько, сколько и людей за столами, включая санитарного инспектора и Белого Кролика.
Среди всех выделялся мужчина, буквально светившийся внутренним светом. Набравшись решимости, санитарный инспектор обратился к нему с вопросом:
– Извините, что тревожу вас в такое время, – начал он.
– Чего ты хочешь? – ответил тот, и посмотрел на инспектора глазами, наполненными покоя и чего-то такого, от чего у инспектора заныла душа. Эти глаза словно были входом туда, куда душа инспектора даже не мечтала попасть.
– Помоги мне найти того, кто это сделал, – сказал ставшим вдруг хриплым голосом санитарный инспектор.
– Спроси об этом Мастера Света.
– Мастер света – это тот, кто хранит Послание, – шепнул на ухо Паркину Белый Кролик.
Открыв для себя Аббатство, а оно, похоже, существовало, всегда, по крайней мере, столь же долго, сколько и так называемые объективные законы природы, эти редкие люди поняли, что кроме всего прочего Аббатство – это ещё и обиталище Послания, которое, как и всё здесь, исходило ни от кого и предназначалось для никого. Послание было повсюду, каждый атом, каждое дуновение ветра рассказывали обо всём на свете, вот только никто или почти никто не мог услышать их откровения.
Послание было похоже на пиршественный стол, ломящийся от всевозможных яств, а тот, кто устроил пир, и был Мастером Света.
На пир были приглашены все, но большинство людей об этом даже не задумывалось. Другие крадучись приближались к столу и хватали что-либо из миски с объедками для собак и свиней. Схватив первое, что попадалось им в руку, они, следуя своим инстинктам, убегали прочь, в свои темные норы, чтобы там уже жадно сожрать доставшийся им кусок. Таковы были люди озарения: писатели, художники, поэты, учёные…
Правда, появлялись среди людей и те, кто мог кое-что расслышать или понять. Так Лао-Цзы услышал историю ДАО у пролетающего мимо сухого листа, Ньютон, узрел частичку физической картины мира, сумев понять, что ему поведало яблоко… Но это были лишь части Послания, которое все ещё ждало того, чей слух достаточно тонок, а сознание велико, чтобы вместить всё Послание в целом.
Встреча с Мастером Света должна была произойти в потаенной реке, в которой вместо воды был жидкий свет, медленно текущий из бесконечности в бесконечность. Эта река была матерью времён, а свет… Об этом санитарному инспектору не посчитали нужным сказать.