— Здесь… — ткнул он пальцем в треугольник обозначенный карандашом, — Находится монастырь. Сооружение дремучее и по слухам заброшенное, но монахи там есть. Были туда ходоки, но место хоть и доступное, сам монастырь отыскать сложно. А здесь, — указал он чуть восточнее метров на двести. — Монастырское подземелье. Попасть в него возможно только через сам монастырь. Ну как это сделать, не мне вам рассказывать. В случае удачного похода, уходить нужно вот этим путём — провёл пальцем Миша меж красных линий на карте. Не вздумайте идти другой дорогой, найдёте массу проблем. Ну да не мне вам объяснять, дело сложное, сами понимаете.

— Понимаю, — снова лаконично ответил парень.

— Вот здесь, — взял Миша в руки и развернул уже на половину стола очередную «простыню», — план-схема помещений подземелья. В принципе никаких лабиринтов как в сказках. Ваша цель вот эта комната, — указал он на самый дальний угол от начала монастыря. — Здесь найдёте всё, что требуется. Комнатушка не особо большая, но что там, я не знаю, так что возможно придётся поискать. Ну, на этом собственно всё… Здесь ещё документы ваши, Игорь Николаевич Дубков. Хотя я более чем уверен, что вы далеко не Семён. А теперь будете ещё и не Игорь, — усмехнулся Миша. — Со слезами на глазах отдаю в ваше распоряжение свой старенький УАЗ. На нём доберетесь до границы, ну а там и до точки. Не волнуйтесь, машина в полном порядке, не подведёт. Как доберетесь до границы, оставьте автомобиль в тупике, поймёте в общем по местности. Дальше только пешком. И прошу, обращайтесь с техникой бережно, она мне очень дорога! На этом мне более нечем вам помочь, кроме как проводить. Кстати переоденьтесь пока. В сумке ещё есть компас, не забудьте, спрей перцовый, провизию в машину загрузим. Парадокс, да? В век высоких технологий идти по бумажным картам и пользоваться компасом… Здесь ситуация деликатная: те кто ходил, приметили, что техника в тех краях будто с ума сходит, отказывается работать, а то и вовсе батареи в одно мгновение садятся ни с того ни с сего.

Открыв ворота одного из сараев, на свет явило себя чудо советского автопрома годов восьмидесятых не позднее. После недолгих манипуляций под капотом, Миша сел за руль, несколько раз безрезультатно крутанул стартером и на пятой попытке завёл двигатель. Клубы белого дыма заволокли автомобиль плотным облаком. Спустя минуту всё рассеялось, выхлопная труба больше не чадила.

— Давно не ездил, полгода уже, — засмеялся Миша, — Но за ним следили! — Серьёзно подытожил он.

Семёна мучил один единственный вопрос — почему заказчик, имеющий у себя в «друзьях» довольно серьезных людей, сделал заказ именно ему? Что-то здесь было не так. Ведь буддийские монастыри всегда открыты для любого человека, насколько было известно. Проникнуть в подземелье не должно составить труда. Заказчик вместо того, чтобы отправить своих проверенных людей и по максимуму удешевить процесс, отдаёт заказ ему, соглашается на баснословные деньги. Семён конечно мог поинтересоваться у Миши всеми подводными камнями этого дела, но знал по опыту, что если чего-то тебе не говорят, значит не стоит и спрашивать. В любом случае стоило готовиться к худшему. Если водят вокруг, да около, посему дело — дрянь.

Тряска на старом уазике длилась уже часа четыре. По прикидкам граница должна скоро быть. Последние минут двадцать троил двигатель, сначала с перерывами, а потом и постоянно. Семён мысленно молился, лишь бы доехать как можно дальше. Уазик отказывался разгоняться более шестидесяти километров в час. Съехав с трассы на грунтовку, скорость пришлось убавить до минимума, насколько позволяло дорожное полотно.

Свернув с хорошо накатанной грунтовки у крупного валуна, о котором ранее говорил Миша, как об ориентире, Семён попал на еле катаную лесную колею, порядком заросшую травой. Видно было, что по ней редко ездили. Ветки деревьев нависали прямо над лобовым стеклом. Дорога постоянно извивалась максимально круто в разные стороны, что, не успев выкрутить руль влево, тут же приходилось быстро крутить его вправо. Утешало то, что местность была каменистая, и грязи как таковой не было, так что продвижению ничего особо не мешало.

Спустя минут сорок, выехав из густого леса на открытую местность, путь преградила шустрая узкая речка, больше похожая на крупный ручей, усеянный большими камнями. Это была так называемая граница. Дальше автомобиль стоило оставить и двигаться пешком. Хотя иного выбора у Семёна не оставалось. На том берегу начинались горы, густо заросшие лесом. Дорога, по которой он только что приехал, делала резкий поворот и уходила вправо вдоль берега.

— Ну что, бывай… Любуйся тут природой, а мне нужно идти дальше, ты уж извини, — похлопал Семён по капоту железного коня и, вытащив из салона рюкзак с вещами и провизией, не медля, отправился в путь.

Перебраться на тот берег удалось не замочив ноги, тому способствовали частые крупные валуны, по которым он и прошёл без проблем.

Идти предстояло около трёх километров на юг, а затем у следующей небольшой реки километров десять на восток. Тут же пришлось достать Компас и свериться.

Взобравшись на первую сопку, Семён дошёл до противоположного склона и, вскарабкавшись на высокое дерево, огляделся. Кругом был сплошной хвойный лес, а вдалеке виднелось несколько голых проплешин.

Вместе с пришедшим закатом солнца, пришла и тоска. Семён сидел на уступе небольшого утеса берега речки, на которую вышел ещё часа три назад. Сколько успел, прошёл вдоль берега в нужном направлении и обустроился на ночлег.

На душе было противно и тоскливо. Вечер в одиночестве среди дремучих гор и лесов навевал хандру и лёгкую панику. Семён в последние годы часто ходил в походы, в основном в центральной части России, но бывало, при случае выбирался на северный Урал. Он давно заметил, что чувство одиночества обостряется обычно по вечерам в подобных местах.

В такие моменты казалось, будто ты никто и звать тебя никак… Величие природы давило на сознание, молчаливо давая понять — кто на самом деле здесь хозяин. Семён сразу же вспоминал изречение — «Человек — царь природы» и, усмехнувшись, тут же добавлял — «Вот только природа об этом не знает…». Он считал, что в такие моменты натура любого человека оголяется, и он становится тем, кто есть на самом деле. Одиночество — одно из главных условий понимания себя.

Настелив побольше елового лапника, Семён положил сверху полиуретановый коврик, свернулся в позу младенца и постарался уснуть. Требовалось хорошо выспаться и максимум завтра к вечеру быть на месте. Как утверждал Миша, монастырь заметить будет несложно, если идти правильной дорогой. Некоторые из его построек стоят на вершине утёса. Главное же здание ближе к низине. Обдумывая возможные дальнейшие действия, он постепенно уснул.

Семён мягко ступал по толстому ковру мха, иногда останавливаясь и прислушиваясь к окружающему миру. Тело было полностью голым, только невидимая толстая шкура ощущалась вместо одежды. Мысли немного путались, хотелось жутко есть. Парень пытался оценить окружающую обстановку, но никак не мог сообразить, кто он и что вообще делает? Было чувство, будто в нём сейчас жили две сущности — его собственная и чья-то ещё. Чем сильнее он силился осмыслить происходящее, тем быстрее это осмысливание теряло свою важность, становилось всё равно. Вскоре и вовсе все мысли исчезли, оставив лишь одно чувство голода.

Внезапно повеяло страхом. Семён его ощущал везде: в воздухе, в деревьях, земле, в нём самом. Он понимал, что не должен бояться и никогда не боялся в жизни, но сейчас это чувство окутало весь разум.

Парень замешкался, заметался из стороны в сторону, лихорадочно соображая, что делать и вдруг понял, что боится не за себя.

Тот, кому он был нужен — испытывал боль. Эту боль Семён чувствовал каждой клеткой своего организма. Его мозг буквально разрывало на части от бессилия, от невозможности чем-то помочь. Что было сил, он закричал на весь лес, но из горла вырвался какой-то непонятный звериный рёв, полный отчаяния.