Артурка грызёт, вот, блин, сахар… было бы что хорошее…

И шар, жульё грёбаное, не унимается, расспрашивает:

– А всё-таки… как тебе удалось так хорошо сымитировать человека?

Надоело Артурке. Ни виджетов здесь, ни гаджетов, всё чувак в телеке наврал. Артурка тихонько назад перебрался, по мостику, может, на своём плато чего поинтереснее найдёт…

– Чш, тихо ты уже…

– Переводить?

– Я тебе так переведу, мало не покажется… чучелко… Осторожнее, бережно, бережно, что ты эту вилку в руках крутишь, ты не макароны жрёшь…

Ослышался Артурка, что ли…

Нет, не похоже, не ослышался, так и есть, голоса. Там, внизу, в глубине – голоса.

Артурка спускается. Осторожно. Тут, главное, не соскользнуть, соскользнёшь – уже не разобьёшься, будешь вечно падать и падать. В бездну.

– Вот так… Да куда ты её влево переводишь, вот сюда переводи! Во-от так… нормуль.

– А чего будет, парни?

– А не нашего ума дело… чего будет… чего надо хозяину, то и будет…

Артурка спускается, смотрит на дядек, а чего они делают, а чёрт пойми, чего делают. Время внизу разлиновано, по линеечке, и дядьки по этим линеечкам скачут, чего-то там творят…

Тут, главное, разобраться, дядьки добрые или злые. Если скажут – иди, пацан, играй, значит, злые. А если скажут – чего, интересно? – значит, добрые, может, разрешат тоже на линейке чего поделать…

Дядьки Артурку увидели:

– Парни, атас…

Смотрят на Артура. Странные какие-то дядьки, не добрые и не злые.

– Это оттуда, похоже…

– Да ясен пень…

– Привет. Тебя как звать?

– Ар… Артур.

– Ух ты, моё любимое имя… у меня тоже сына Артуркой зовут…

– А… а вы чего делаете?

– Помочь хочешь? Ну, айда… смотри, как интересно…

Артур идёт, странные какие-то дядьки, вроде добрые, да то-то и оно, что вроде, что-то не то…

– Вот, смотри, это тут время у нас…

Артур смотрит. Но не на время. А на кольт у дядьки в руке, на Артура направленный, это новенькое что-то, это…

Артур бежит.

– Парни, атас!

– Не на-а-а-адаа-а!

Артур бежит, карабкается на плато, вот, блин, встрял… Пришёл бы этот сейчас, тощий этот, который тогда Артура вытащил, да где его взять, он у себя там сидит, в хреноскопы смотрит…

Артурка выбирается на плато, ну всё, тут можно и дух перевести, сюда дядьки уже не доберутся…

Как же, щас-с, не доберутся, вот они, лезут на плато, да куда лезете, не ваша это земля, не ва-ша…

– Малой, ты чего такой? Да не боись, ты нас не так по…

Ага, держите карман шире, не так понял… всё так понял…

К дому бежит Артур, к дому, бли-ин, мимо полиции пробежал, надо было в полицию юркнуть, там бы точно не достали… Бегом-бегом, домой, чипсы рассыпал, голубям на радость, и в дом, к папке, папка всё может, он защитит…

Щёлк-щёлк, дядьки замок открывают, откуда у них ключ от дома… и папка из кухни выходит, кофе размешивает, ну уж папка-то дядькам задаст жару…

Входят дядьки злые. Смотрят на папку.

На Артура.

– Борис Борисович, вот… нарушитель.

– Чего нарушил?

– Ну как… видел… как мы…

– Ясно всё с вами… молодцы, молодцы, ребята… идите, работайте… всем премию. А с нарушителем разберусь…

– Па, а чего они там?

– А того они там…. Вертолёт хотел?

– Ага…

– Айда, выберем тебе… Только это, чур, сам за штурвал не сядешь, нос не дорос… Лётчика тебе какого выищем, счас один хрен в аэрофлоте сокращают всех…

Артурка так на месте и прыгает, вот, блин, офигеть не встать, это у всех в классе эти, фитюльки пластмассовые, которые по коридору летают, а у Артурки настоящий будет… вааще…

Зашибись…

2.3 Дорогие наши ученики, в этом разделе мы рассмотрим очень сложную структуру времени – трёхмерное шарообразное время, на поверхности которого расположены события. Они могут переходить одно в другое, пересекаться, замыкаться сами на себя. Более подробно трёхмерное время вы будете изучать в пятом классе, здесь мы рассмотрим только основы…

Корабли Колумба…

Войска Тамерлана…

Джордано Бруно…

Орфей…

Первый полёт первого человека в космос…

Архимед основывает Фейсбук…

Всё смешалось в бешеном переплетении событий…

– А можно, я вам на этаж подниму?

Миленький, а ты мне шторочки не повесишь?

– А у вас хлебнуть чего не найдётся, жара такая…

Да ты меня не любишь, не любишь, я тебя ненавижу!

– Да после первой встречи нехорошо…

А вам Ирочку? А Ирочка…

Вон пшли, ком-му сказал…

Ага, щ-щас. Пойдут они вон. Разбежались. Бегут и падают…

Не уйдут. Знаю, не уйдут, если уж вломились в дом, ворвались, так чёрта с два я от них избавлюсь, чёрта с два. И так уже давненько они у меня не были, то соседа сверху пугали, то соседа снизу, то соседа ещё где-нибудь, мало ли их…

А теперь до меня добрались.

А?

Кто?

Да сны.

Какие?

Да эти… самые. Нехорошие. Тревожные. Нет, не эти, после которых проснёшься с криком, сердце колотится, и как маленький, свет в комнате зажжёшь, потому что в темноте оставаться боишься… Это-то ещё полбеды, хотя тоже ничего хорошего. А такие сны, после которых ещё не сразу проснёшься, выволакиваешь себя из сна, по кусочку, выныриваешь, и как будто держит тебя кто-то снизу, тянет. Как бывает на речке, когда запутается за ногу дрянь какая-нибудь…

Ладно, не о том речь. Так вот. Сны. Дрянные сны. Конечно, если так посмотреть, ничего дрянного, только…

Это даже не мои сны. Сны каких-то предков, откуда-то из ниоткуда, как поднимаемся, идём по склону, по горе, вверх, вверх. Через войны, через революции, через крестовые походы и костры инквизиций, через безумные бойни и гекатомбы жертв, через колючие проволоки и газовые камеры.

Идём, поднимаемся, выше, выше, высылаем разведчиков – самых отчаянных, самых беспокойных, они уходят вперёд, возвращаются израненные, измученные, измождённые, рассказывают про паровые котлы и самолёты, адронные коллайдеры и плоские экраны.

Их выслушивают.

Обвиняют в ереси.

Жгут на кострах.

Идут дальше. Через холод и тьму, через битвы и заговоры, иногда – своими глазами во сне видел – так заблудятся в тумане, что повернут назад по оси времени, отсюда и появляются легенды про оживших мертвецов и яблоки, падающие вверх…

Сны…

Нехорошие сны…

Снится плато, наше плато, великое, светлое, блаженное, лучший из миров, чёрт бы его драл. Вижу в земле под плато что-то чёрное, клокочущее, оно тает, его всё меньше, меньше, и плато – чёрт бы его драл – медленно-медленно скользит вниз.

Оседает.

Проваливается само в себя…

…просыпаюсь – с бешено бьющимся сердцем, выволакиваю себя из сна, пусти-пусти-пусти, сон не пускает, держит зубами за ногу, штаны пижамные порвал, тварь…

Просыпаюсь, оглядываюсь: а я где, а я кто, а я что, а что тут качки борисовские делают, кто их сюда приглашал, а никто их сюда не приглашал, чего встали…

– Проснулся? – здоровый бычара смотрит на меня. – Айда с нами.

– Не-е.

– Чего не-е, хозяин велел, не-е…

– Не пойду.

– Ты чего, а?

– Чего-чего, три часа ночи, вот чего, так и скажите господину вашему и повелителю…

– Мужик, как тя там… вопрос жизни и смерти, чесслово… – бычара смотрит на меня умоляюще. Задним числом догадываюсь, что трогать меня хозяин не велел, а если головорезы меня не доставят, Борисов с них шкуры спустит и у камина своего положит…

Хочу сказать: плевать я хотел на вашего хозяина, не говорю. Одеться дайте, гады, выдумали, тоже… вообще жаловаться буду, выдумали… нобелевского лауреата… вот так…

Меня ведут в машину, кто-то бормочет, вон, в машине доспишь, аг-га, щас-с, сон как рукой сняло…

– Парень… как тя там… а это точно не ты? – шепчет бычара.