- Хоть бы предупредил, – ворчит Мика. – Клоун хренов.

Лина подходит к Фариду, привычным уже жестом прикасается к его лбу. Хмурится, качает головой.

- Я знаю, – не дает ей сказать Фарид. – Я знаю. Это потому что нас двое.

- И потому что часто! Фарид, тебе нельзя туда соваться в ближайшее время! Ты понимаешь?!

- Понимаю, – серьезно кивает Фарид.

- Это что – нам опять ждать тут неизвестно сколько?

- Есть хочешь?

- А вы, типа, не хотите? – Мика присаживается на корточки и начинает потрошить рюкзак. – Ну, насильно заставлять не буду.

- Да ты лопнешь, если одна все сьешь!

После того, как запасы Мики смели вчистую, народ разбрелся кто куда, в основном, расселись на камнях, в изобилии торчавших из стен оврага. София привалилась к плечу брата и тут же мирно засопела, Фарид о чем-то негромко переговаривался с Тагиром, Лина сидела, прикрыв глаза – то ли дремала, то ли думала. И только неугомонный Рокс отправился бродить по окрестностям. Живот приятно грела еда, а ногу – спрятанный в голенище унта нож, умыкнутый с кухни Михаила. Ручка у ножа неудобная, зато острый, следит Мишка за кухонной утварью. А ей как-то сразу стало спокойнее, не привыкла она с голыми руками по лесу шастать. А сидеть на месте стало совсем невмоготу. Розыски ее принесли неожиданный результат. В десяти минутах ходьбы через бурелом обнаружилась охотничья заимка. А это значит – крыша, укрытие от ветра, снега, дождя и иной непогоды. А внутри печка-буржуйка, спички, небольшой запас дров и кое-какие продукты: соль, сахар, макароны, чай. Но самое главное – укрытие и тепло.

- Хорош мерзнуть на улице! – Мика поспешила вернуться и обрадовать остальных своей находкой. – У нас теперь есть крыша.

- Где нашла? – удивился Миша, поднимаясь на ноги.

- Кто ищет, тот всегда найдет! Пошли за мной, тут недалеко.

И они пошли.

- Здесь у нас будет временный пункт наблюдения за врагом, – Мика деловито проверяет, как занялись уложенные в печь дрова. – Надо сюда инструменты принести, топор обязательно, продуктов, посуды чуть-чуть.

- Ты прямо в своей стихии, – усмехается Миша.

- Еще скажи, что я плохо придумала!

- Отлично придумала, – Михаил с наслаждением вытягивается на узком топчане. – Господи, как же я устал... Интересно, где там сейчас Мо?

После. Мо и Алия.

Все прошло гладко. Странно гладко и быстро. Не было тех боли и страха, о которых предупреждал Фарид. То ли дело было в том, что Фарид оказался в некотором роде первопроходцем, то ли в том, что у самого Мо уровень выше, но самостоятельно переместиться не составило ни малейшего труда. Он толком ничего не успел ни заметить, ни почувствовать – и вот перед глазами уже Алькин дом. Понятия не имеет, как это выглядит со стороны: будто он взялся из воздуха или упал сверху – он не знает и ему это неинтересно. Поднимет голову. Этаж второй, окна темны. Неудивительно, час ведь поздний. Ночь или – нет, делает поправку на часовые пояса, поздний вечер. Алька спит уже, наверное. Черт, да кого он обманывает!

Он барабанил в дверь, пока не поднял из теплых постелей заспанных соседей. Чтобы выяснить страшное, но подсознательно почему-то ожидаемое. Слушал словно сквозь вату рассказ соседки. Вчера увезли Алию Алиевну. Квартиру вскрывали с милицией, да. Как только она два дня в школу на уроки не пришла. В какой больнице? Так-то одна она у нас, ЦРБ. Но Алию Алиевну вчера перевели в железнодорожную больницу, она ведомственная, там оборудование лучше. Недалеко она. Вон по улице до конца, потом направо повернете, через два перекрестка налево и идите, пока не упретесь в больницу. Только не пустят вас, уже поздно. Наскоро кивнул соседям, пробормотал извинения и вниз по лестнице. Не пустят его? Да пусть попробуют. Алька жива. Жива, и он должен увидеть ее и узнать, что с ней!

Он шел по темным улицам с редкими островками света фонарей и еще более редкими прохожими. Отчего-то знобило, хотя на нем была теплая добротная куртка с Мишиного плеча, а на ногах – Мишины же ботинки на вязаные носки, в размере обуви они с Михаилом не совпали, по счастью, в большую для Мо сторону. А все равно изнутри медленно полз по венам и артериям холод, непонятно откуда, будто из сердца. Мо прибавил шагу.

В первый раз ему в полную силу пришлось применить свои способности Альфаира. Не мягко, почти незаметно, для того, чтобы обаять понравившуюся девушку. А прямо, даже грубо, добиваясь своего от дежурной медсестры. Но вышло, хотя на лбу выступила испарина – он никогда не делал такого раньше. Даже не знал, что умеет вот так – заставить человека, вынудить пойти против своего желания. В данный момент Мо не мог даже понять, как это у него получается и не собирался анализировать. Главное, что он добился желаемого и сейчас шел за хорошенькой медсестрой по коридору больницы. Реанимация. Он и не сомневался.

На пороге палаты замер. Зажмурился. Чем он прогневил судьбу, что двух самых дорогих женщин в своей жизни он видит теперь бесчувственными, с закрытыми глазами?! Выдохнул резко, открывая глаза.

- Я за Асафом Кутдусовичем, – пискнула за его спиной медсестра, на которую Мо перестал давить своей волей.

Видимо, этот неведомый Асаф – врач. Что ж, у Магомеда есть к нему пара вопросов. За жизнь. Или за смерть.

А разговор у них состоялся не за жизнь. И даже не за смерть. А за кровь. Но сначала Мо пришлось поработать. Асаф Кутдусович оказался довольно молодым, по виду – ровесником Мо, хмурым и нелюбезным брюнетом. Убеждать его пришлось и по-человечески, и по-альфаировски. Магомед совершенно взмок от усилий, чувствуя, как бежит пот между лопаток, как буквально встают от напряжения волосы на затылке. Подчинить доктора, хотя бы минимально и ненадолго своей воле, оказалось гораздо сложнее, чем проделать то же самое с медсестрой. На Асафа Кутдусовича совершенно не действовала фирменная улыбка, да и улыбаться Мо не хотелось. Пришлось действовать грубее, хотя Мо был уже на пределе своих сил. Помогло ему то, что и Асаф Кутдусович выглядел тоже уже порядком уставшим – непростой у него выдался день, видимо.

А потом Мо слушал негромкие слова, перемежающиеся паузами, когда врач заглядывал в историю болезни. Что-то про анемическую кому, распад эритроцитов, нарушение синтеза гемоглобина. Про вероятно наследственное заболевание и переливание крови, к сожалению, не давшее положительного результата. Пока не давшее.

Дальнейшее он потом вспоминал смутно, отрывками. Видимо, он прыгнул выше своего второго уровня. Или близко подошел к собственному пределу возможностей, которого он по-настоящему и не знал. Но он заставил затюканного тяжелым днем и давлением чужой воли доктора произвести прямое переливание крови. Без всяческих анализов на группу, резус и прочее. “Я ее брат”, – прямой взгляд в глаза врачу, подкрепленный давлением воли готового идти до конца Альфаира. Это в очередной раз сработало. Всегда Мо это умел? Или только сейчас научился вдруг? Удивляться и анализировать он будет потом.

Вместо положенных трехсот-четырехсот миллилитров Магомед настоял на восьмистах. Когда встал с кровати, его повело. Но был уверен, что сделал все правильно. Теперь у Альки есть шанс перенести путешествие. Лишь бы он сам смог.

Слегка дезориентированный Асаф Кутдусович ушел по своим ночно-дежурным делам, а Мо дал себя под ручку увести медсестре, чаю попить. Чай был очень вкусен – горячий, сладкий. Очень вкусным казалось и крошащееся в непривычно дрожащих пальцах печенье, и подтаявшая шоколадка с изюмом и орехами. Он прихлебывал чай, привалившись затылком к стене, что-то отвечал любопытной девчушке, которая, он был уверен, ранее называла свое имя, но он теперь не мог вспомнить – вот хоть убей. Отвечал преимущественно односложно или кивками, думая о том, что надо, надо собраться с силами. Вот только еще одну кружку выпьет. “Вы пейте, пейте, Магомед Алиевич, – потчует его медсестра. – Вам надо много пить, жидкость потерянную восстанавливать”. Он послушно пил. Целых три кружки. А потом под предлогом “сходить в туалет” вернулся в палату к Альке. Пальцы трястись перестали и получилось аккуратно вынуть иглу из руки сестры. Привычно подхватил женское тело на руки, разогнулся. Отнятые восемьсот миллилитров коварно ударили в ноги, подогнули колени, он чудом не упал, привалившись спиной к стене. Нет, только не на самом пороге, когда он почти все сделал! Но нет возможности собраться с силами, да просто самих сил нет, еще чуть-чуть – и он просто разожмет руки. Надо возвращаться сию минуту и будь что будет!