На работу я оформился. Получил статью для перевода, теперь пойду туда только 4-го августа — отнести готовый перевод, получить новый материал и зайти в кассу.
От статьи в ЛГ решил отказаться. Ну их. Что у нас за планы и размышления? Нету планов, а размышления больше о хлебе насущном. Перебьются. Честно говоря, лень было писать, да и некогда. Все в хлопотах.
Наташка готовится в МГУ на ВостЯз. Тяжко. Первый экзамен первого.
«Костер» вышли.
Пока всё. Целую и жму, твой Арк.
Привет Адке. Маме сейчас напишу.
Дорогой Аркашенька!
1. Имеет место некоторый сдвиг со сценарием. Его прочла главред студии мадам Головань. Сценарий ей дико не понравился. Произошел скандал между нею и Рохлиным. Она нападала, он отбивал атаки. Всё было совсем как на Курской дуге. Когда мадам растеряла все свои танки и понесла уже с Волги и с Дону («это же все про Чехословакию и Польшу написано!..»), Рохлин перешел в наступление сам и добился, что сценарий был пропущен на худсовет. Это большая победа. Худсовет будет на той неделе, ориентировочно — в среду. Лешка мобилизует общественность. Вокруг сценария назревает скандальчик. Ряд членов главной редакции, похвалив сценарий, срочно отбыли в отпуска. Ожидается, что на худсовете против будет выступать только мадам, остальные будут либо молчать, либо — «за». Посмотрим. Отпишу.
2. В «Неву» я не звоню. Не имеет смысла. Положение таково, что надо ждать истечения срока одобрения (середина августа). Меня, правда, не будет, но этим займется Саша.
3. Деньги из Детгиза получил — 950 руб. с копейками. Воспрял духом. Эдак, может, удастся продержаться до выхода ВНМ.
4. Лешка беседовал с Левиным из СовПиса (он друг их семьи). Прямо спросил его, есть ли шансы на опубликование УнС. Левин ответил: «Сейчас — практически нет никаких». По-моему, это лишний довод в пользу отнесения в СовПис ГЛ. Во-первых, можно будет там поговорить об УнС. Во-вторых, пристроить ГЛ — пусть полежит.
5. Звонил в «Костер». Обещали выслать по паре номеров тебе и мне.
6. Со статьей в ЛитГаз — правильно. Нечего сейчас там сотрудничать. Мараться только. Мне тут звонил Травинский — звал в поездку. Так он сказал, что надо продержаться с полгодика, а там все переменится. Многие считают, что с Нового года все станет по-другому и в лучшую сторону.
Вот пока и всё. Жди от меня еще одного письма.
Жму ногу,
твой [подпись]
P. S. Ленуське — поцелуи, а Наташке — ни пуха ни пера.
P. P. S. Между прочим, если бы ты успел к среде послать мне программку внешкольного чтения, где стоит ТББ, это было бы, по мнению Лешки, очень важно. Если даже не успеешь достать ее к худсовету — может пригодиться потом. Я тут просил маму, она много шуровала, но до Ленинграда, по-видимому, эта программа еще не дошла. Постарайся достать.
25 июля вышло интервью АБС в киевской газете «Комсомольское знамя» — то самое, которое просил в письме Никитин.
— Чем вы объясняете успехи фантастики в последнее время?
— Мы живем в чрезвычайно сложном, быстро изменяющемся и все усложняющемся мире. Проблемы, 20–30 лет назад казавшиеся совершенно фантастическими, вопросы, представлявшиеся детскими, наивными или чисто схоластическими, сегодня превращаются в насущные проблемы и неотложные вопросы. Литература существует для того, чтобы отражать окружающий мир в художественных образах. До сих пор она, прямо скажем, неплохо справлялась с этой задачей, но сегодня новый мир требует новых способов его отражения, требует освоения литературой новых тем, разработки новых художественных приемов. Классическая литература всегда была и остается сейчас чрезвычайно сильной при рассмотрении классических «вечных» проблем, но она пасует, когда ей приходится иметь дело с такими вопросами, как место человека во Вселенной; роль и сущность разума; проблемы космического человечества; проблемы возможных препятствий на пути прогресса. Этими вопросами занимается сейчас фактически только фантастика, разработавшая свои методы и систему своих художественных приемов, годных как раз для постановки таких проблем нового типа. Поэтому нам кажется: всё возрастающий интерес читателя к фантастике — это, попросту, есть всё возрастающий интерес к сложному миру, окружающему нас в нынешнюю эпоху гигантских социальных сдвигов и стремительно развивающейся научно-технической революции.
— Каковы, на ваш взгляд, истоки фантастики? Входит ли она в золотой фонд мировой литературы?
— Всё зависит от того, что считать фантастикой и что — золотым фондом. Впрочем, с фондом дело обстоит достаточно просто — это что-то вроде огромной полки, на которой выстроились всеми признанные произведения Достоевского, Шекспира, Л. Толстого, Пушкина, Диккенса, Фейхтвангера, Салтыкова-Щедрина, Гоголя, Франса и других великих. Труднее договориться о том, что такое фантастика. Теории фантастики не существует, и приходится быть субъективными поневоле. Мы, например, решили для себя называть фантастическим всякое произведение, в котором используется специфический художественный прием — вводится элемент чего-то необычайного, небывалого, почти невозможного или даже невозможного вовсе. Так что для нас народные сказки, «Одиссея», «Путешествия Гулливера», «80 000 километров под водой», «Остров пингвинов» и «Туманность Андромеды» — всё это фантастика, разная по целям и средствам, но — фантастика. Поэтому с этой точки зрения фантастика имеет, несомненно, богатейшую историю (ибо первыми литературными произведениями были мифы, сказки и легенды), и вклад ее в золотой фонд, очевидно, велик: и Достоевский, и Пушкин, и Франс, и Щедрин пользовались приемами фантастики, а Гоголя, например, французские фантасты считают попросту родоначальником этого вида литературы. В золотой фонд мы включили бы и Свифта, и Апулея, и Кафку, но понимаем, что такого рода действия могут вызвать определенное недоумение читателя. Поэтому поговорим теперь о произведениях, которые общепризнаны фантастическими. Настоящая фантастика замечательна тем, что улавливает основные тенденции настоящего и экстраполирует их в будущее, предупреждая, подготавливая мировоззрение, помогая медленно меняющейся массовой психологии приспособиться к изменению мира. Это новая литературная задача, чрезвычайно важная, и занимаются ею пока только фантасты. А потому, на наш взгляд, такие произведения, как «Борьба миров» и «Человек-невидимка» Уэллса, «Война с саламандрами» Чапека, «451° по Фаренгейту» Брэдбери, вполне заслуживают места в золотом фонде.
— А над чем вы работаете сейчас и что есть у вас в задумке?
— Мы только что окончили большую фантастико-приключенческую повесть «Обитаемый остров», продолжаем работу над сценарием фильма «Трудно быть богом», прикидываем, чем заняться дальше. В задумке — три новые повести, но говорить о них еще рановато.
Желаем читателям «Комсомольского знамени» приятного чтения!
Дорогой Аркашенька!
Итак, сценарий ТББ принят худсоветом объединения как законченный и рекомендован к скорейшей режиссерской разработке.
Произошло это в пятницу, а не в среду, как предполагалось. Присутствовало человек пятнадцать — режиссеры, сценаристы, редакторы, кинокритики. Пять или шесть человек прибыть не смогли и потому дали письменные отзывы. Выступило всего 11 человек. Было зачитано пять или шесть отзывов. Кроме Пановой, приславшей письменный отзыв, и главреда студии Головань, выступавшей устно, все были КАТЕГОРИЧЕСКИ за. Блестящую речь произнес наш друг и заступник Володин, очень хорошо говорил Виктор Соколов — режиссер («Друзья и годы»[107]), ты с ним знаком, он приходил в Комарово с Лешкой, хорошо говорил Рохлин, прекрасно выступил Шапиро — режиссер («Каин Восемнадцатый»[108]) и пр. и пр. Письменные отзывы были в силу своей естественной кратости сплошными панегириками, а Рахманов прислал развернутое сочинение, изобилующее мелкими придирками, но тоже панегиричное. Короче говоря, сценарий прошел на ура. Но более того! По мнению ряда опытных товарищей, это был первый в истории Ленфильма худсовет, где был публично, тщательно, со вкусом и бесповоротно разложен и выпорот главный редактор мадам Головань Ирина Павловна. Баба эта (я ее впервые увидел) произвела на меня очень большое впечатление. Конь с яйцами. Умница. Прекрасно подвешенный язык. Великолепная изворотливость и отточенная демагогия. И как ее выпороли! Боже, как ее пороли! Она пришла на худсовет, совершенно уверенная в том, что поставит в тупик всех своей демагогией и ядовитыми вопросами типа: «Разве нельзя изменить историю? А мы? Разве надо было чего-то ожидать, чтобы раздавить фашизм у нас, на Земле? Что это такое — бескровное воздействие?..» Она произнесла свою речь, выждав, пока будет спета главная песня (Володин), и это была хорошая, отточенная речь, умная, ловко построенная и изящная. Тогда выступил Лешка и выпорол ее. Но она еще дралась, она еще резала его контрвопросами и ловила его на ошибках и оговорках. Тогда выступил я и стал, по обыкновению, орать. Сначала она все еще извивалась, все пыталась сделать вид, что я отвечаю не на те ее вопросы, но я, не дрогнув, ответил и на те, я был очень марксичен, я цитировал классиков, я взывал к светлому будущему и революционному прошлому, и она замолчала, ей нечего было сказать, она еще улыбалась чуть презрительно — мол, ладно-ладно, ясно, мол. Но тут выступил Рохлин и принялся ее, уже разложенную, пороть. С наслаждением. Неотразимо. Отечески. И это был конец. Она уже больше не улыбалась, она шла красными пятнами, она с трудом досидела до 15 часов, когда должна была уйти куда-то на совещание, она сказала «Спасибо» (за что?), она удалилась. Так был выпорот главный редактор.