Трудно передать словами то сложное чувство, которое охватило бойцов, когда они победителями входили в родное село. Навстречу своим освободителям, партизанам и морякам, спешили со слезами радости на глазах женщины и старики. За небольшой срок подлого хозяйничанья фашистские варвары причинили много горя мирному населению: полностью сожгли Примерку, Некрасовку, разрушили многие дома Синявки, Морского Чулека. Больше шести тысяч стариков, женщин и детей остались без крова….

Нахмурившись, смотрели бойцы на закопченные трубы, обгорелые стропила. В кюветах лежали трупы немецких солдат, припорошенные снегом. Их настигло возмездие на месте совершенных преступлений. В улицах и переулках неподвижно стояли грузовые автомашины фашистов — красноречивое свидетельство панического отступления врага.

На следующий день партизаны и моряки, получившие короткий отдых после тяжелого боя, помогали жителям села, пострадавшим от захватчиков. Я зашел к односельчанину, другу детства моего отца, — Петру Белоусову. Старик сидел у стены сожженной хаты и тупо смотрел перед собой. Неподалеку валялась окровавленная шкура убитой фашистами коровы. Из погреба доносился приглушенный плач жены старика.

— Смотри, Пахомыч, — говорил мне старый рыбак, — на фашистский «порядок». Все разорили дотла. Вон куча пепла — это мои сожженные сети. Не хотел я рыбалить на вражью свору. Так мне на старости лет и плетей всыпали, еле жив остался, и сети сожгли. Да что говорить, в каждом дворе горе…

Помолчал. Потом Белоусов заговорил снова, в его голосе зазвучали бодрые нотки:

— Как ни лютует враг, а не сломить ему советский народ! Проучили их, собак бешеных, под Ростовом. Да и у нас в селе добре им досталось. — Немного повеселев, он добавил: — Скажу тебе, не все, гады, сожгли, не до всего дознались. Запасные сети вон в том углу прикопаны. Скоро позовете на рыбалку?

— Скоро, — ответил я.

Население станиц и городов, воины Красной Армии потом с благодарностью принимали подарки от рыбаков…

Контрнаступление Красной Армии под Ростовом сорвало план врага прорваться на Кавказ. Части Южного фронта сковывали крупные силы противника в самый напряженный период битвы под Москвой. Враг, понеся потери, отступил от Ростова на шестьдесят-восемьдесят километров.

После ноябрьских боев на фронте установилось относительное спокойствие. В те дни, мы вновь повстречались с Куниковым. Для всех нас бои под Ростовом и Таганрогом явились своеобразным учением. Мы смогли во многом изучить повадки противника, его тактические приемы, моральное состояние. При встрече Цезарь Львович познакомил меня с письмом к другу. В письме он как бы подводил итог нашей общей борьбы с захватчиками.

«Вот уже три месяца, — говорилось в письме, — как находимся почти в непрерывных боевых операциях. — Писать тебе, рассказывать о них весьма трудно. Это — когда-нибудь позже. А вообще имеют место все элементы для новелл и трагедий. Основные боевые действия ведем ночью. Было все: ночные походы в тыл противника, взрывы, поджоги, ледовые походы по нескольку суток без сна, тепла и горячей пищи. Фашисты — редкая сволочь. Истреблять их надо беспощадно. В каждом — зверь. Я видел в отбитом нами Ростове квартиры, население которых — старики, женщины, дети — целиком было расстреляно. Пепел сожженных стучит в наши сердца. Мы с каждым днем все более понимаем, что мы — армия мстителей.

События на ростовском фронте тебе уже известны из газет. Я участвовал в разгроме группы войск Клейста как командир сводного морского отряда. Были успехи, были неудачи. Но я счастлив, что дожил до дня, когда наши дивизии наконец получили приказ наступать и разгромили врага… Что долго говорить — все мои помыслы и интересы направлены на организацию истребления противника…

Во мне живет страстное желание видеть жизнь всепобеждающей, здоровой, красивой во всей ее полноте, осязать, ощущать покой, красоту природы, дышать чудесным запахом моря, земли… Я этого хочу так же упорно, бешено, свято, как победы над врагом, в которую верю, и она свершится. Желанное святое будущее завоюется в жестокой битве. Врага надо не только победить, его надо навсегда отучить воевать!»

— Цезарь Львович, — сказал я, прочитав письмо. — У вас накопилось столько фронтовых наблюдений, такие интересные обобщения вы порой высказываете. Почему бы вам не выступить в газете, в журнале?

— Оно-то так, — ответил Куников. — И все же к обстоятельному выступлению в печати, к такому, чтобы каждая строка жгла сердце, я не готов. А если, к примеру, передать, каш скромный боевой опыт, так для этого я еще недостаточно овладел тактикой.

В ответе Цезаря Львовича не было и тени рисовки. Куников постоянно отличался высокой требовательностью к себе.

Наступившее затишье на фронте командир использовал для того, чтобы еще больше повысить боевую способность своего отряда. Он добивался от подчиненных высокого боевого мастерства, и сам непрерывно повышал знания, навыки. Цезарь Львович научился метко стрелять из снайперской винтовки, изучил системы пулеметов, которые находились на вооружении у моряков, умел вести огонь из миномета, из пушки, освоил вождение катеров и автомашин. Он умело применял в военном деле обширные инженерно-технические знания: и опыт и инженера — организатора, комсомольского вожака, советского журналиста.

— Основной вид боя для нас, — говорил однажды Цезарь Львович на служебном совещании командного состава, — неожиданный налет с применением всего нашего вооружения. Задача такого налета — уничтожение переправ, плавучих средств противника. Это может быть также десант первого броска, нападение на вражеский гарнизон, скоротечный бой в полевых условиях и наконец диверсия. Люди должны уметь безупречно действовать днем и ночью, особенно ночью. Наши катера не имеют брони, поэтому должны обладать исключительной маневренностью. Задачи наши, как видите, большой сложности. Главное для отряда — использовать каждую передышку для напряженной боевой учебы.

И Куников настойчиво добивался, чтобы весь личный состав мастерски владел оружием и механизмами. Все знали подрывное дело. Все неустанно овладевали мастерством боевых действий. Овладевали, не жалея сил, занимались по 12 часов в сутки и больше. В случае необходимости водолазы в отряде научились заменять мотористов или пулеметчиков, а те, в свою очередь, любого товарища в экипаже катера. Экипажи стали водить катера по неизвестным местам на полной скорости. Водить не только днем, но и в ночной темноте.

Мы, партизаны, перенимали опыт моряков. По их примеру неутомимо учились громить сильного и коварного противника, которому удалось закрепиться на выгодных рубежах. Гитлеровцы создали линию обороны, которую назвали Миус-фронтом.

Моряки и партизаны постоянно находились в боевой готовности. Нередко по ночам звучал сигнал тревоги, и бойцы, уходили на выполнение боевых заданий.

…Как будто небольшой срок — сорок дней, а сколько зла причинили фашистские варвары за время хозяйничанья в селах и хуторах нашего Неклиновского района! Сожжено более семисот дворов колхозников и рабочих. Большинство общественных строений разрушено полностью, а уцелевшие школы, клубы и больница стояли без окон и дверей. Расстреляны, замучены в фашистских застенках семьдесят человек, многие за сочувствие партизанам. В Неклиновском районе были освобождены от немецко-фашистских захватчиков населенные пункты Синявка, Морской Чулек, Мержаново, Приморка, Некрасовка. В селе Синявке в наскоро отремонтированном помещении правления рыболовецкого колхоза разместился сельский Совет. Обязанности председателя Совета по совместительству исполнял командир партизанского отряда Николай Прокофьевич Рыбальченко.