С непоколебимым бесстрашием, геройски дрались куниковцы, защищая Таганрог, спасая людей. А когда приходилось особенно круто, ни один поврежденный боевой катер не спускал флага, предпочитая гибель позорному плену.

Пострадала от вражеского огня и вторая канонерка. Потеряв ход, она остановилась на виду у противника. Лишь наступившая темнота уберегла ее от артиллерийского обстрела. В ту же ночь во главе группы катеров, прихватив с собой буксир «Фанагория», Куников поспешил на помощь экипажу канонерской лодки. Ее взяли на буксир и доставили в Ростов, где лодку отремонтировали, и она вновь участвовала в боях.

За время боевых действий на Миусском лимане под Таганрогом и на море потери отряда водных заграждений составили 75 человек убитыми и ранеными. Куниковцы же спасли от неминуемой гибели сотни жителей города и раненых воинов Красной Армии.

Когда враг рвался к Таганрогу, а его танковые части развивали наступление на Ростов, в Неклиновском районе пылали пожары, уходили на восток последние обозы с эвакуированными, санитарные машины с ранеными бойцами, гурты скота.

15 октября в здании исполкома районного Совета расположился штаб воинской части, занявшей оборону у реки Миус. Власть перешла к начальнику гарнизона.

…Ночь. В помещении райкома партии все окна тщательно завешены. Работники райкома упаковывают документы, уничтожают малоценные. Уборщица тетя Даша снимает шторы с окон, скатерти со столов и аккуратно складывает их. Она спросила разрешения перенести к себе домой стулья и диван.

— Як тильки вернетесь, Александр Пахомович, — говорила она, — зараз все буде на мисти.

«Як тильки вернетесь…» — не впервые слышал я эти слова. Их произносили в селе уверенно, как само собою разумеющееся. В советских людях жила глубочайшая вера в нашу победу над немецко-фашистскими захватчиками.

Заведующий хозяйством райкома Кузьма Маркович Фоменко аккуратно укладывал в кузов грузовика ящики с документами, тщательно укрывал их брезентом. Завхоз наказывал инструктору райкома, сопровождавшему документы, следить, чтобы ящики не попали под дождь.

В углу двора темнела вместительная яма, обшитая досками. Там сложены литература партийной библиотеки, пишущие машинки и другое имущество райкома. Кузьма Маркович закрыл яму, утоптал грунт, присыпал сухой землей. Шепнул мне, где схоронены сейфы: «Возвратитесь, понадобятся».

С Кузьмой Марковичем мы старые друзья. В 1932 году Таганрогский горком партии направил меня в село Покровку, в колхоз «Путь к социализму», где меня избрали секретарем партийной организации. В то время в колхозе сложилась тяжелая обстановка. Не хватало фуража, семян. Кузьма Маркович, старожил села и активный колхозник, член партии, хорошо помогал мне, особенно на первых порах.

Потом меня послали учиться в партийную школу, но связи с Фоменко у нас не порывались. По окончании школы меня направили на работу в Неклиновский район и вскоре избрали секретарем райкома партии. С той поры мы с Кузьмой Марковичем трудились неразлучно.

Когда начали создаваться подпольно-диверсионные группы, Кузьма Маркович попросил оставить его подпольщиком в Покровке. Я убеждал его эвакуироваться.

— Ведь ты старый член партии, — говорил я. — Два сына-коммуниста служат в армии. Враги схватят тебя — не помилуют.

— И кто во мне партизана признает, — отвечал он. — Инвалид империалистической войны, на деревяшке, без ноги. А помочь подпольщикам я сумею, в тягость не буду.

Он настоял на своем. На прощание мы крепко обнялись, пожелали друг другу удачи.

…Гул фронта становился все ближе. Зарево пожаров полыхало на десятки километров. Казалось, сама земля горит на горизонте.

Схлынул поток эвакуированных, отодвинулись подальше в тыл армейские хозяйственные службы. На перекрестке в центре села появился красноармеец-регулировщик. К нему то и дело обращались водители военных машин, раненые бойцы-одиночки. Отвечал он коротко и четко, чаще взмахом флажка указывал направление.

Последними покидали село работники райкома партии и бойцы партизанского отряда.

Райком партии и штаб партизан разместились в Синявке, на территории рыбозавода. Совсем недавно на берегу Мертвого Донца текла мирная жизнь. Слышался веселый перестук молотков у заготовителей тары, металлический шум лебедок, поскрипывание транспортеров, выгружавших рыбу из катеров и водаков, далеко окрест разносились задорные песни девушек-работниц. А теперь на заводе было безлюдно, тихо.

Хорошо запомнился мне тот пасмурный день — 20 октября сорок первого года. Над Мертвым Донцом, над селом плыли свинцовые тучи. Глухо бухали где-то поодаль наши орудия, грохотали разрывы немецких снарядов. Пустынны улицы, во дворах — ни души. Даже собаки попрятались неведомо куда. На душе тревожно, тоскливо, но я понимал — не время давать волю подобным чувствам. Нас ждет жизнь, полная опасностей, требующая мужества, смелости, железной выдержки.

С наступлением темноты отряд партизан уходил в плавни Приазовья. Багровые отсветы горевшего элеватора освещали суровые лица бойцов.

…И вот мы в плавнях. Густые заросли, топкие болота, мелкие ерики, заросшие осокой. В камышах дикие утки лениво перекликались с юркими утятами. Пасмурно, сыро. Там, где встречались перекаты, бойцы отряда по мелководью тянули лодки вброд. С большим трудом достигли ерика Забойный. Из куста краснотала, оплетенного ежевикой, нас окликнул часовой. Наконец-то рядом база.

На базе в это время наводили порядок. Завхоз Петр Федорович Куринков давал указания, где разместить продовольствие, обмундирование, литературу.

Начальник штаба отряда Яков Андреевич Заговельев, по профессии учитель, до последнего времени работал в райкоме третьим секретарем и ведал пропагандой. Он просил бойцов бережнее складывать книги.

Завхоз подошел к командиру отряда и по-военному четко доложил о запасах, доставленных на базу:

— Муки имеется пятнадцать тонн, сухарей четыре тонны, соли в достатке, спичек хватит на длительное время, запасного обмундирования — сто комплектов. Всего заготовлено на шесть месяцев жизни отряда.

…День клонился к вечеру. С юго-запада надвигались низкие тучи, приазовские займища тонули в сумерках. Под темным навесом туч слышался птичий гомон. Казарки, гуси сбивались в стада, готовясь к отлету.

Приказано отдыхать, но многие не опали. Лежа на нарах, партизаны тихо переговаривались. Они ждали возвращения товарищей, посланных с отрядом моряков для участия в десантной операции.

К полуночи часовой с поста доложил:

— Движется лодка. По сигналу — свои.

Вернувшихся товарищей окружили тесным кольцам. Леонид Сидоренко рассказывал о героизме моряков в боях у Миусского лимана. Он вручил командиру отряда письмо от Куникова. В письме Цезарь Львович благодарил партизан за помощь, хвалил за смелость.

Поутру мы с Рыбальченко собрали всех бойцов отряда. Память товарищей, погибших под Таганрогом, почтили молчанием. Перед партизанами выступил командир.

— Наша задача, — сказал он, — как можно больше уничтожить вражьей силы, скорей освободить советских людей из фашистского плена. Для этого нам нужна железная дисциплина…

Тут же партизаны дали клятву.

— «Я, гражданин Советского Союза, партизан-мститель, клянусь перед своими товарищами, что буду бороться, не щадя своих сил и жизни, пока не будут уничтожены все немецкие гады на нашей земле… — громко, с чувством читал командир отряда и сурово, грозно вторили ему бойцы. — …Я клянусь хранить партизанскую тайну и, если попадусь в лапы фашистов, умру, но не выдам своих товарищей. Я буду честно выполнять указания командира, комиссара, отдавать все силы на уничтожение бешеных собак-фашистов, мстить им за погибших товарищей, за поругание и оскорбление наших братьев, сестер, матерей, отцов…»