Я с радостью согласился.

В конце дня мы прибыли на аэродром. Подходим к Ил-4. Навстречу спешит техник самолета Н. А. Лыхонис.

- Товарищ командир! - докладывает он. - Технический состав экипажа готовит машину к вылету. Идет подвеска бомб.

- Сколько горючего в баках? - спрашивает Барашев.

- На четыре часа полета, - отвечает Лыхонис.

- Добро, продолжайте подготовку, - говорит командир.

Мы с Травяным помогли оружейникам подвесить бомбы - десять стокилограммовых фугасок в бомболюки и «пятисотку» - на внешний держатель. Затем я проверил оборудование штурманской кабины: осмотрел ночной бомбоприцел, пулемет ШКАС, приборы, настроил РПК-2.

На КП слушаем последние указания подполковника И. К. Бровко. Он говорит об ожидаемой погоде, о необходимости быть постоянно бдительными - возможно появление немецких истребителей. Затем к нам обращается старший батальонный комиссар Н. Г. Тарасенко:

- Дорогие товарищи! Считаю не лишним напомнить, что сегодня канун Первого мая. Так пусть [56] же враг это почувствует. Бейте его беспощадно! Каждая сброшенная вами бомба должна нанести фашистам огромный урон!

Теплые напутственные слова Николая Григорьевича подбадривали нас, вселяли уверенность.

В вечерние сумерки взмыла зеленая ракета - это сигнал для начала вылета. Тишину нарушает могучий гул моторов. Выруливаем на старт. Стоя в кабине, я движениями рук помогаю командиру. Травин устроился на заднем сиденье. Несколько секунд разбега - и мы в воздухе. Набираем высоту, делаем традиционный круг над аэродромом и берем курс на запад. Незаметно наступила темнота. Я перемещаюсь в переднюю часть кабины и приступаю к выполнению своих обязанностей. С набором высоты увеличивается обзор (глаза уже привыкли к темноте). Под нами Дон. Слева впереди еле угадывается город Елец. По маленькому огоньку на земле измеряю ветер, рассчитываю скорость полета и время выхода на контрольный ориентир.

Высота 3000 метров, а самолет ползет и ползет вверх. Внизу отчетливо видны пожары и взрывы. Темноту чертят огненно-красные пулеметные трассы. Огнем охвачена земля. Бои продолжаются и ночью. Рассвеченная тысячами огней полоса фронта остается позади.

Главное сейчас - точно выйти на Мценск, а затем вдоль шоссе и железной дороги - на Орел. Вот и Мценск. Сообщаю курс на цель, смотрю на Травина. Он спокойно наблюдает за воздухом, а мне кричит:

- Через пять минут на узел полетят бомбы. Летим верно. Все будет хорошо.

Я и сам вижу, что летим правильно, но с приближением к цели растет мое волнение. Сердце стучит, кажется, хочет выскочить из груди… [57]

На восточной окраине Орла - железнодорожный узел. Вижу, как дорога вбегает в город и разветвляется. На путях множество составов. Внизу появляются серии взрывов - работа штурманов первой эскадрильи. Вдруг взрыв огромной силы освещает все вокруг. Заполыхало море огня. Неожиданно вспыхнули прожекторы, заработали зенитки, автоматические орудия посылают в небо красные шары-снаряды. На какое-то мгновение картина боя так захватила меня, что я забыл о своих обязанностях. А Василий Травин молчит, не вмешивается. Барашев ведет самолет прямо к центру узла. Включаю электрический сбрасыватель (ЭСБР-3), снимаю предохранитель, прицеливаюсь. Что делается вокруг, пока что не замечаю. Все внимание приковано к узлу. Глазами прильнул к прицелу. Какая большая цель! Это не полигон с игрушечным кругом, нарисованным известью. По курсовой черте ползет железнодорожное полотно с составами и новыми взрывами. Нажимаю на кнопку - падает «пятисотка», быстренько открываю люки, ставлю новый заказ на ЭСБР-3 и вновь нажимаю на кнопку - с определенным интервалом полетели десять «соток». Вот тебе, фашистская нечисть, получай! Закрываю бомболюки, выключаю питание и докладываю: «Сбросил!» Барашев с большим креном выводит самолет на курс полета к аэродрому, а я через нижний маленький люк наблюдаю за падением бомб. Правда, установить место их падения сложно: одновременно на цель летят сотни бомб и моих товарищей, внизу много взрывов. Где-то среди них и мои. Счет открыт! Но в это время ослепительный свет ударяет в глаза. Чувствую, как Травин тянет за лямку моего парашюта:

- Садитесь ближе ко мне. Сейчас начнется!

Командир развил максимальную скорость, маневрировал [58] по направлению и высоте, пытался вывести бомбардировщик из лучей. Наконец это Барашеву удалось.

Лучи прожекторов остались позади, но не хотели отставать от нас немецкие снаряды. Казалось, вот-вот они попадут в самолет. Я считал, что Барашев действует не очень решительно, и начал подгонять его, указывать, куда лучше лететь: левее, правее, вниз, вверх. Причем командовал я, допуская поспешность, горячился. Слышу спокойный голос Дмитрия:

- Штурман! Я все вижу. Не волнуйтесь, скоро мы вырвемся из зоны обстрела.

И действительно, умело маневрируя, Барашев оторвался от прожекторов, обстрела. Опасность осталась позади. А мне стало как-то неудобно. Как же я не смог сдержаться…

- Штурман! - слышу по-прежнему спокойный голос командира, - прошу курс на аэродром.

- Курс 105 градусов, - говорю я, - сейчас настрою РПК-2.

А про себя подумал: «Какой молодец Барашев, мастер, храбрец. Какое самообладание! Сильный человек, герой. Вот с кого следует брать пример!»

Василий Травин, как и раньше, молчит, словно и нет его в самолете. Постепенно успокаиваюсь. Позади остался Орел, охваченный огнем. Прошу стрелка-радиста Андриевского доложить на КП о выполнении боевого задания.

- Хорошо отбомбились, - услышал я в шлемофоне голос Дмитрия.

Наверное, он хотел сказать еще что-то, но в это время стрелки открыли огонь: нас пытался атаковать «Мессершмитт-110». Барашев перевел машину в пике, чтобы оставить истребитель сверху: его лучше увидят стрелки. Вскоре противник потерял нас. [59]

В районе Ельца я настроил РПК-2, командир повел самолет на приводную радиостанцию аэродрома. После посадки Барашев крепко пожал мне руку:

- Поздравляю, Алексей Николаевич, с боевым крещением! Теперь летите со своим экипажем, - и тут же обратился к Травину: - Как, Васек, считаешь?

- Все нормально, в добрый путь, - ответил Василий Травин.

- Спасибо, только вот, - смущаясь сказал я, - не выдержали нервы, погорячился…

- Это ничего, - перебил меня Барашев, - с каждым в первый раз так бывает, если не хуже. Главное - задание выполнено успешно.

С каждым днем я все больше убеждался, что Барашев и летчик первоклассный, и человек прекрасный. Да иначе и быть не могло. Известно, что хороший летчик не может быть плохим человеком.

На КП штурманы писали донесения, а командиры экипажей докладывали подполковнику Бровко о выполнении задания. Когда дошла очередь Барашева, я услышал:

- Ну, как лейтенант Кот? - спрашивает командир полка.

- Все в порядке. Можно выпускать самостоятельно. В полете он все делал сам. Травин только наблюдал.

Моей радости не было границ. Первый боевой вылет совершен. Я почувствовал себя другим человеком. Волнения остались позади. Мне казалось, что смогу теперь выполнить любой приказ. Я теперь член боевой семьи. Я тоже бью врага, хотя и сделал еще очень мало. Но есть начало.

Сегодня 1 Мая. Для меня оно стало двойным праздником.

После этого вылета, в мыслях своих, я несколько [60] раз повторил свой первый боевой вылет. Пытался оценить действия полка, товарищей по экипажу и, главным образом, свои действия. Радовался, что полк выполнил задание, что врагу нанесен огромный урон и что участником этого вылета был и я. В моей летной биографии начался новый период - период боевой, трудный, опасный. Период непосредственного участия в сражениях, о которых я мечтал с самого начала войны.

Теперь надо готовиться к полетам в составе своего экипажа, со своими друзьями Василием Алиным и Николаем Кутахом. Они уже готовы к боевым вылетам.

Но мы еще не имели своего самолета, и я попросил командира эскадрильи включить меня в плановую таблицу для полета в составе другого экипажа. Хотелось закрепить первые навыки. Майор Лукиенко, худощавый и стройный, уже немолодой человек с добрыми глазами, внимательно выслушал и удовлетворил мою просьбу. Ветеран авиации, опытный летчик, заботливый командир старался все делать для того, чтобы мы, молодые, быстрее «оперились», стали активно участвовать в боевой работе.