— С этого и начнем, — подводит итог старшина и выключает прибор. Красные и зеленые сигнальные лампочки гаснут.

«Тоже мне начало!» — недоумевает матрос.

— Аппарат включить!.. И действуй!

Матрос быстро повертывает рычаг переключателя. Раздается мягкий щелчок. — На передней стороне крышки снова мигают красные и зеленые огоньки.

— Что сейчас произошло там, как по-твоему?

— А вот что… — Матрос постепенно набирается храбрости. — Электрический ток, поступающий в прибор по этому каналу, преобразуется в электромагнитные колебания, силу которых и показывает красная стрелка. Сколько делений — столько и…

— Ясно. Выключи прибор… Подойди теперь к выключателю на переборке. Гаси свет… Хорошо. Ничего не видно. А теперь — включить прибор!

Щелчок. Пауза.

— Зажигай свет. Время вышло. А теперь посмотри, что у тебя получилось…

Красная контрольная стрелка прибора стояла на нулевом делении. Прибор не был включен, хотя где-то сбоку слышалось легкое жужжание. Работал моторчик другого механизма. Михайлов в темноте нажал не ту кнопку.

— А если бы этак, в темноте, пришлось бы тебе в бою работать? Представляешь, какой бы получился компот?

Володя молчит и краснеет. Ведь все знал, как будто бы в учебных классах говорили о нем: этот далеко пойдет, классным специалистом очень скоро станет. И вот на тебе! Путается у прибора, как гимназистка.

— Положи палец вот на эту кнопку. Чувствуешь, какая она на ощупь? А теперь на эту. Разница есть?

— Есть.

— Вот ты ее, разницу эту, и запомни. Еще попробуем. Гаси свет…

Так мы начали осуществлять формулу «один плюс один» на практике.

Порой наши кубрики напоминали собой что-то вроде институтских аудиторий. На столах книги, конспекты, матросы схемы вычерчивают… Споры то и дело разгораются; и вы послушайте, о чем идет разговор: о проблемах электроники, о новых открытиях в области радиолокации, об управлении термоядерными процессами. Научная конференция, да и только!

А как же иначе? Эти люди управляют сложными приборами. В их подчинении телемеханика, электроника, счетно-решающие устройства. Да! Автоматы управляют подводным атомоходом. Автоматы регулируют работу энергетической установки — реактора.

Но кто стоит у этих автоматов, кто контролирует их деятельность?

Матросы.

Теперь вы можете представить, сколько всего должны знать моряки-атомоходцы. Недаром их называют «учеными с голубыми воротничками».

Есть у нас и свои «профессора». Это слово здесь можно употребить даже без кавычек. Возьмем старшину Дичко с главной энергетической установки. Он лучший рационализатор на лодке. Предложил одну очень важную схему, улучшающую работу реактора. Специалисты по атомным двигателям утверждают, что Василию Дичко за это изобретение в институте вполне могли бы звание кандидата технических наук присвоить. Как не назвать этого моряка профессором?

На вахте Дичко всегда спокоен и нетороплив. Не отрываясь, внимательно следит своими серыми с прищуром глазами за показаниями приборов. Роста он невысокого, собой не красавец — тихоня тихоней, как говорят, но парень дотошный. Сам не очень любит рассказывать — порой кажется, что он стесняется своих знаний. Но попросите его ответить на какой-нибудь вопрос о реакторе — будет называть формулы, делать цифровые выкладки. Листок бумаги вырвет из блокнота, начнет чертить схемы. И все время приговаривает:

— Надеюсь, это понятно?

Дичко пришел на флот из небольшой белорусской деревни, затерявшейся в лесных разливах где-то на Могилевщине. За несколько километров в осенние зябкие дожди и продувные февральские метели бегал он в школу. В летние каникулы помогал отцу с матерью в поле, на покосе работал. А когда с похвальной грамотой окончил семь классов, получил трудовую книжку колхозника. С техникой впервые познакомился на флоте. Был мотористом, потом пришел на атомоход… А здесь учеба не легче, чем в институте, вахты у реактора. Думал ли парнишка из лесной белорусской деревни, что ему будет подвластно это чудо техники?

Можете представить себе реакторный отсек?

Но не менее загадочным местом на атомоходе является пульт управления энергетической установкой.

Он расположен по соседству в небольшом помещении. От него до реактора, как говорят, рукой подать: дверь, другая, невысокий трап — и вы в царстве автоматики, электроники и телемеханики, в царстве циферблатов, шкал, колеблющихся стрелок, мигающих лампочек. Первое впечатление от всего этого — удивление. Как разбираются в многочисленных сигналах, идущих со всех сторон, люди за операторскими столами? А ведь они действуют точно, смело и безошибочно. Им нельзя ошибаться…

Чаще, чем на все другие посты, любил заглядывать на пульт управления наш адмирал. Подолгу стоял он у контрольных приборов, следил за меняющимися огоньками сигнальных ламп и потом подолгу вместе с Жильцовым и Рюриком Александровичем советовался о чем-то в командирской каюте.

Время в походе движется медленно. Но все-таки оно движется, и прошло уже несколько суток. Над кораблем появились первые льды. Плотность ледяных полей с каждым часом растет. Это хорошо видно на телевизионном экране в центральном посту. Над нами сплошная серая мгла, непроглядная, как дождливые сумерки. Это льды. Кое-где заплатами — светлые пятна: это участки чистой воды. Пятен все меньше и меньше. Мы идем под сплошным, паковым льдом. На тысячи миль простирается он над океанскими водами Центральной Арктики. Безжизненная пустыня. Загадочный мир.

В такой обстановке идти тяжело.

Командир почти не уходит из центрального поста, когда он только отдохнуть успевает? И спит ли он вообще? Меняются у приборов вахтенные, и только командир на своем месте бессменно. И уже трудно представить себе центральный пост без него.

Здесь, в центральном посту, электронно-кибернетический «мозг» корабля. Сюда стекается информация со всех боевых постов: донесения, доклады, предложения. Здесь они изучаются, оцениваются, становясь распоряжением, командой, приказом.

Вместе с Жильцовым в центральном посту — старпом. Частый их гость — командир электромеханической боевой части Рюрик Александрович Тимофеев. Стоит взглянуть на его лицо, услышать его речь — безошибочно определишь: южанин. Таких смуглых только среди одесситов да крымчан встретишь; так говорят — чуть нараспев, не спеша — только люди, выросшие на черноморском берегу.

Наш Рюрик — «техническая косточка», но так же, как Шепелев споры о кибернетике, Тимофеев любит музыку и стихи. Знает он их великое множество — красивых и нежных стихов о нашей русской природе, о разлуках и о любви. Такие стихи помнить людям мягкохарактерным и нежным больше подходит, а у нас на лодке его зовут «Железным Рюриком». Он человек исключительного мужества и спокойствия. Тимофеев многое знает и многое умеет. В него верит командир, и все мы в него тоже верим. Тимофеев — хозяин атомного сердца корабля, и не было случая, чтобы «хозяйство» Тимофеева хоть на час отказало.

Рюрик Александрович вышел в поход капитаном третьего ранга. В тот же день радисты приняли депешу. Тимофееву было присвоено очередное воинское звание.

Командир, прочитав депешу, пришел к Тимофееву:

— Как служба, Александрович?

— Надежно, командир.

— Спасибо, Рюрик. И поздравляю тебя — товарищ капитан уже второго ранга! Звездочку вручу, когда домой вернемся. Нету с собой. Не запасся, понимаешь…

Глава 5

Так было на войне. Любовь — тоже оружие. Буратино — равноправный член экипажа

Коварная чикинская фраза о том, что по неопытности своей мы можем запросто «утопить» адмирала, за самое живое задела матросов.

Петелина у нас любят. Служить с ним легко. Не потому, что адмирал «не придирается» — Петелин спуску не даст, если промашки по службе заметит. Но он к тебе сначала просто как к человеку подойдет, а потом уже как к подчиненному. Сначала узнает, чем ты живешь, что тебя беспокоит, а потом уже и смотрит, откуда у тебя неполадки на службе идут. Дома у тебя что-нибудь случилось — поможет внеочередной отпуск получить. На личном фронте непорядки — сначала это дело с тобой как отец обсудит, а потом, если надо, сам и с девушкой поговорит. Учиться хочешь, к книжкам тянешься — вместе с твоим командиром обязательно придумает, как тебе помочь. Нужды матросские хорошо адмиралу знакомы — сам рядовым начинал, и подводить его, одним словом, никакого резона не было.