Лештуковъ. О, не сомнваюсь, что изъ немногихъ.

Рехтбергъ. Съ тхъ поръ, какъ я имю честь состоять на государственной службъ, я поставилъ себ за правило прекрасную русскую пословицу: длу время, потх часъ. И потому ежедневно, посл обда, отдыхая въ своемъ кабинет, я посвящаю полчаса чтенію изящныхъ произведеній родной литературы.

Лештуковъ. Цлые полчаса?

Рехтбергъ. Отъ восьми съ половиною до девяти.

Амалія. Ни минуты больше?

Рехтбергъ. Аккуратность мой принципъ. Ровно въ восемь съ половиною я раскрываю книгу, ровно въ девять закрываю. По бою часовъ.

Кистяковъ. И часы, конечно, выврены на пушк?

Амалія. Ну, А если часы бьютъ, А вы не дочитали интереснаго мста?

Рехтбергъ. Хотя бы на перенос слова со страницы на страницу.

Леманъ. Здорово!

Кистяковъ. Такъ что вы читаете, скажемъ, во вторникъ: "я васъ люб", А "лю" дочитываете уже въ среду?

Рехтбергъ. Что жъ длать? Принципъ прежде всего.

Берта. Вы и здсь будете такой же аккуратный?

Рехтбергъ. О, mАdemoiselle, сейчасъ надо мною не тяготятъ бремя служебныхъ обязанностей. Я рзвлюсь, какъ мальчикъ, хе-хе-хе! Я рзвлюсь. Мое намреніе воспользоваться своимъ отпускомъ какъ можно веселе. Къ тому же пользоваться имъ такъ не долго.

Маргарита Николаевна. Разв ты скоро дешь?

Рехтбергъ. Да, Марго, къ первому сентября мы должны быть уже въ Петербург.

Маргарита Николаевна. Какъ? и я?

Рехтбергъ. Да. Марго.

Маргарита Николаевна. Вотъ неожиданность!

Рехтбергъ. Причины я объясню теб посл.

Кистяковъ. Да, позвольте. До русскаго перваго сентября остается всего дв недли.

Рехтбергъ. Вотъ почему, по истеченіи восьми дней, я и Маргарита Николаевна будемъ имть несчастіе разстаться съ прелестнымъ обществомъ, такъ обязательно посланнымъ намъ снисходительною судьбою въ очаровательномъ уголк благословенной Авзоніи.

Леманъ. Лихо сказано!

Кистяковъ. А ты учись: это онъ не спроста, А по прикладу, како пишутся знатные куплименты.

Маргарита Николаевна. Изумилъ ты меня.

Амалія. Душечка, какая жалость. Да, неужели и въ самомъ дл удете?

Берта. Вильгельмъ Александровичъ, это жестоко. Вы разрушаете всю нашу колонію.

Кистяковъ. Прямо можно сказать: вынимаете основную сваю.

Леманъ. Теперь вс такъ и разсыпемся.

Рехтбергъ. Хе-хе-хе! Очень лестно слышать, господа; но мы рабы обстоятельствъ.

Ларцевъ ( вбгаетъ съ улицы). Что за шумъ, А драки нтъ?

Замтилъ незнакомаго.

Ой!

Маргарита Николаевна. Художникъ Ларцевъ. Мой мужъ.

Рехтбергъ ( Кистякову). Извстный Ларцевъ?

Кистяковъ. Ну, да. На Римскомъ конкурсъ медаль получилъ.

Рехтбергъ. А! (къ Ларцеву). Позвольте пожать вашу руку.

Леманъ. И о художникахъ освдомленъ. Ай да чинофонъ!

Рехтбергъ. Къ глубочайшему сожалнію, мн еще не случалось видть вашихъ картинъ, но уже заране, по газетной молв, я вашъ пылкій поклонникъ.

Ларцевъ. Помилуйте!

Рехтбергъ ( Леману тихо). Какъ ихъ имя и отчество?

Леманъ. Андрей Николаевичъ.

Рехтбергъ. Мои служебныя занятія, уважаемый Андрей Николаевичъ, не позволяютъ удовлетворять эстетическимъ потребностямъ въ той мр, какъ я мечталъ бы. Но одна изъ моихъ слабостей слдить за успхами русскаго…

Кистяковъ ( подсказывая). Творчества.

Рехтбергъ. Искусства. Моя маленькая картинная галлерея, конечно, весьма небогата, но я пополняю ея недостатки, собирая иллюстрированные каталоги всхъ значительныхъ выставокъ въ Европ.

ЛАpцевъ. Что жъ? Похвально.

Рехтбергъ. И съ тхъ поръ, какъ я имю честь состоять на государственной службъ, я поставилъ себ заправило ежедневно посвящать полчаса обозрнію какого-либо изъ этихъ иллюстрированныхъ каталоговъ.

Лештуковъ. Вроятно, отъ восьми до половины девятаго?

Рехтбергъ. Прошу извиненія: нтъ. Отъ шести съ половиною до семи. Передъ обдомъ. Отъ восьми до половины девятаго я отдаю свое время Морфею. Затмъ слушаю граммофонъ.

Лештуковъ. Полезное изобртеніе.

Рехтбергъ. Дешево и разнообразно.

Маргарита Николаевна. Вильгельмъ, ты, наврное, усталъ и голоденъ съ дороги? Хочешь отдохнуть, или закусить?

Рехтбергъ. Нтъ, благодарю; я вдь халъ въ trАin de luxe съ вагономъ-ресторанъ… А впрочемъ…

Маргарита Николаевна. Берточка, вы угостите насъ чмъ-нибудь?

Берта. На томъ стоимъ. Ничего, если я накрою столъ рядомъ съ кухнею? Наверху ремонтъ…

Убгаетъ въ дверь налво.

Маргарита Николаевна. Пойдемъ, Вильгельмъ.

Рехтбергъ ( слдуетъ за женою). Сколько здсь картинъ! (Ларцеву). Это все ваши картины?

Ларцевъ. Гд?

Рехтбергъ. Вотъ эта?

Леманъ фыркаетъ.

Ларцевъ. Эта? Нтъ, это Джуліо Романо. Копія.

Рехтбергъ. Извстнаго Романо?

Леманъ фыркаетъ.

Ларцевъ. Самаго извстнаго…

Проходятъ.

Лештуковъ. Да что же это такое? Кошмаръ? Издвательство?

Бросается въ качалку и закрываетъ лицо руками.

Маргарита Николаевна ( входить, озираясь, подбгаетъ къ нему на цыпочкахъ; шопотомъ). Вы умница, чудный человкъ, я въ восторг отъ васъ, я обожаю тебя. Вотъ видишь: вести себя прилично вовсе не такъ трудно.

Лештуковъ. Если только я не задушу его…

Маргарита Николаевна. Не надо… не надо… Бдный мой! Теб тяжело?

Гладитъ его по голов.

Лештуковъ ( нетерпливо отстранился). Вы дете?

Маргарита Николаевна. Да, вотъ…

Лештуковъ. Значить, дете…

Маргарита Николаевна. Иди къ намъ. Неловко, что нтъ тебя одного.

Лештуковъ. Сейчасъ… оставь меня, сейчасъ!

Маргарита Николаевна уходитъ, робко опираясь, и по дорог не забываетъ притушить электричество, такъ что Лештуковъ остается въ тни. За сценой шумъ и смхъ.

Рехтбергъ ( выходить). Прелестно, прелестно! Вы, господа, живете здсь, какъ маленькіе боги, именно какъ боги.

Берта. Угощать васъ Италіей, такъ угощать. Поднимемся на крышу и будемъ музицировать подъ звздами. Кистяковъ, бгите за Джованни.

Кистяковъ. Да они здсь: и онъ, и Франческо. Дрыхнутъ въ мастерской y Ларцева.

Ларцевъ. Такъ будите ихъ.

Амалія. Гитара здсь.

Леманъ. Джованни, Джованни!

Берта. А я съ мандолиною…

Рехтбергъ. Прелестно, прелестно! Я не ожидалъ. Я упоенъ… даю вамъ честное слово. И вообразите, какое счастіе? Девять punctum.

Амалія. Такъ что же?

Рехтбергъ. Какъ разъ время, когда въ Петербург завожу граммофонъ.

Леманъ фыркаетъ.

Берта. Ну, вотъ, видите, какъ мы вамъ потрафляемъ.

Беретъ его подъ руку.

Рехтбергъ. Потому что, изволите ли видть, очаровательная Берта Ивановна, мои служебныя занятія не позволяютъ мн удовлетворять э… э…

Кистяковъ ( подсказываетъ). Эстетическимъ потребностямъ.

Рехтбергъ. Именно, благодарю васъ… въ той мр, какъ я бы мечталъ…

Леманъ ( фыркаетъ и бжитъ въ мастерскую Ларцева, вопія): Джованни! Джованни! Франческо! Франческо! едоръ едоровичъ!