— Эй, — остановил его Кифер, — нас же трое.

Старшина просмотрел всю стопку.

— Ничего нет. Наверное, приказ на Кейта еще не подписан. Там готовят новую порцию.

Кифер разорвал свой конверт и пустился в пляс.

— Попал! Попал! Штаб, Тихий океан, клянусь богом!

Вилли поздравил его, хлопнув по спине. Но Кифер уже повернулся к Кеггсу.

— Эдди, что с тобой?

Кеггс привалился к стене, дрожа как осиновый лист. Его конверт лежал на столе.

— Что ты вытянул, Эдди? — озабоченно спросил Вилли.

— Не знаю. Я… я не могу его вскрыть, — он смотрел на конверт, как на гранату с выдернутой чекой.

Кифер хмыкнул.

— Хочешь, я вскрою его?

— Пожалуйста.

Южанин не заставил просить себя дважды.

— О боже, — пробормотал он. Кеггс упал на койку, лицом к стене, застонал.

— Что там? — прошептал Вилли.

— Явиться в Сан-Франциско для направления на ЭМТ-21 — корабль ВМС США «Моултон».

Кеггс сел.

— Корабль? Корабль? Не обезвреживание мин? Корабль?

— Корабль, — кивнул Кифер. — Но что такое ЭМТ?

— Какая разница. Корабль! — Кеггс вновь повалился на койку, на этот раз задрав руки и ноги, плача и смеясь одновременно.

Кифер снял с полки альбом «Корабли ВМС, 1942 г.».

— ЭМТ… ЭМТ… Клянусь богом, такого корабля нет… Погодите… Ага… ЭМТ, страница 63.

На нужной странице они увидели довольно странного вида трехтрубный корабль. Кифер прочитал вслух.

— ЭМТ — эсминец-минный тральщик. Эсминец, постройки первой мировой войны, приспособленный для скоростного траления мин.

— О Боже, — выдохнул Кеггс. — Мины. Мины. — Он рухнул на стул.

— Это гораздо лучше, чем обезвреживание мин, — успокоил его Кифер. — Траление — ерунда.

Вилли понимал, что это не так. Они не раз говорили о тралении и решили, что хорошего в этом мало. Он жалел Кеггса. К ним заглядывали соседи по этажу. Большинство курсантов получили то, что просили. Те, кто написал все честно, радовались, остальные — злились. Вилли расстроился, узнав, что в училище связистов попали все желающие, даже указавшие его в последней строчке. Он упустил свой шанс. Но его устраивал и «Штаб, Атлантический океан».

В проеме двери возник дежурный старшина.

— Вот ваш конверт, Кейт. Только что принесли.

В мгновение ока Вилли разорвал его, выхватил лист бумаги, глянул на третий абзац.

Энсин Кейт проследовал за коридорным в свою комнату в отеле «Марк Хопкинс» в Сан-Франциско и, войдя, остолбенел: пред ним предстал город в лучах заката. Под небом, на котором клубились облака — красные на западе, розовые и лиловые на востоке, — мерцали холмы. Над мостом Золотые Ворота ясно сияла вечерняя звезда. К востоку, над серыми арками Оклендского моста, протянулась, словно нить янтаря, гирлянда огней. Коридорный включил свет, открыл дверцу шкафа и оставил Вилли наедине с закатом и своим багажом. Новоиспеченный энсин остановился у окна, поглаживая свеженькие золотые нашивки: да неужели такое возможно — так далеко от Нью-Йорка, и эдакая красота!

«Ну, пора и распаковываться», — сказал он вечерней звезде и открыл саквояж из свиной кожи. Большая часть имущества хранилась в деревянном сундуке, который он оставил у администратора, а в саквояже было всего лишь несколько смен белья. Поверх белых рубашек лежали два сувенира последних нью-йоркских часов — грампластинка и письмо.

Вилли покрутил пластинку на пальце и пожалел, что не прихватил с собой портативный проигрыватель. Такой вечер — разве не превосходная декорация для моцартовской арии, для нежного голоса Мэй! Она записала эту арию специально для него в каком-то бродвейском ателье, в тот вечер они оба были изрядно воодушевлены шампанским. Вилли улыбнулся, вспомнив о восхитительных апрельских вечерах его десятидневного отпуска, вечерах, проведенных с Мэй.

Он потянулся к телефону, затем отдернул руку, сообразив, что в Бронксе уже почти полночь, все кондитерские закрыты и погружены во тьму. Кроме того, напомнил он себе, они расстались навсегда, он ведь не собирался жениться, а Мэй слишком хорошая девушка, чтобы держать ее в неопределенности. План у него был такой: сполна насладиться патетическим прощанием, затем удалиться, не писать и не отвечать на письма, позволив их отношениям мирно почить от бескормицы. Мэй он в свой план не посвящал. Первую часть он выполнил, теперь надлежало следовать второй.

Он отложил пластинку и взял таинственное отцовское письмо. Разглядывать его на свет смысла не имело — письмо было объемистое, упакованное в непрозрачный конверт. Он потряс конверт, понюхал его и в сороковой раз подумал: что бы это там могло быть?

Вечером, накануне отъезда, отец спросил:

— Когда ты полагаешь прибыть на «Кайн»?

— Не знаю, папа, недели через три-четыре.

— Не позже?

— Может, и через шесть, но не больше. Я слыхал, они перебрасывают нас довольно быстро.

Отец, прихрамывая, подошел к столу и достал из кожаной папки запечатанный конверт.

— Откроешь и прочтешь, когда отрапортуешь на «Кайне» о своем прибытии, в тот же день, не раньше и не позже.

— А что там?

— Ну, если бы я хотел сказать это уже сейчас, я не утруждал бы себя писаниной, не так ли?

— Это деньги? Деньги мне не нужны.

— Нет, не деньги.

— Твой наказ мне, да?

— Что-то вроде. Ты мне обещаешь сделать все, как я сказал?

— Конечно, папа.

— Отлично. А теперь отложи и забудь. И совсем необязательно сообщать о письме матери.

От отца Вилли теперь отделяли три тысячи миль и ему ужасно захотелось одним глазком взглянуть хоть на первую страничку. Он подергал за клапан конверта. Клей пересох, и конверт легко открылся. Письмо было перед ним. Но слово, данное отцу, удержало его. Он запечатал конверт и сунул его на дно саквояжа, подальше от соблазна.

Ладно, подумал он, надо все-таки написать Мэй, одно лишь письмецо. Она наверняка ждет. Когда он уйдет в море, его молчание будет понятным, а пока это жестоко, Вилли не хотел быть жестоким с Мэй. Он уселся за стол и сочинил длинное нежное послание; чтобы понять, что это письмо прощальное, Мэй надо было бы быть ясновидящей. Когда он дописывал последний нежный абзац, зазвонил телефон.

— Вилли? Черт подери, друг, как ты там? — Это был Кифер. — Получил твою телеграмму, приятель. Звонил весь день. Где тебя носило?

— Самолет застрял в Чикаго, Ролло…

— Ладно, кончай. Время не ждет. Тут у нас вечеринка намечается.

— А ты где, в «Фермонте»?

— В клубе младшего офицерского состава, на Пауэлл-стрит. Давай поскорее. Тут есть одна высокая блондиночка, просто класс, она не занята.

— А где Кеггс?

— Он уже в море. Ты ж знаешь, Вилли, в Фриско все ждут транспорта по три недели, а старине Кеггсу не повезло.

— Как же так получилось?

— Бедняга сошел с поезда и тут же двинул в транспортный отдел за приказом. А в этот самый момент звонит телефон — командир одного из этих гробов, тральщиков: он отправляется в Пёрл и у него, видите ли, есть место еще для трех офицеров. И Кеггсу выдают приказ шпарить прямиком туда. Ему в Фриско даже носки не удалось сменить. Ушел во вторник. Все упустил. А это тот еще городок, Вилли, доложу я тебе, выпивки и девочек — навалом. Так что садись на свой велик…

— Сейчас прибуду, Ролло.

Заканчивая письмо к Мэй, он чувствовал себя в известной степени лицемером. Но ему легко удалось себя успокоить: в конце концов, он имеет право до выхода в море получить причитающуюся ему долю удовольствий.

Вилли считал себя непонятым героем: он все еще страдал от оскорбительного назначения на «Кайн». Его, преодолевшего все сорок восемь недостатков, попавшего в те пять процентов, что составляют гордость училища, — и послать вылавливать мины на престарелой галоше времен первой мировой войны! Это было унизительно, и дважды унизительно, потому что Кеггс, который стоял рядом по алфавиту, но очков на двести уступал по всем параметрам, получил такое же назначение. Совершенно ясно, что флот распорядился ими просто так, по алфавиту, не задумываясь об истинной ценности каждого, будто они не люди, а свиньи, которых отправляют на бойню. Так думал Вилли.