После очистки раны, удаления обрывков одежды, горелых частей, перевязки кровоточивших сосудов отыскивались костные и металлические осколки. Материал употреблялся стерилизованный. Несколько человек, смертельно раненных, производили тяжелое впечатление…»

Несколько позже на «Авроре» был проведен максимально возможный комплекс дезинфекционных работ, кровь, затекшая под палубный линолеум, начала разлагаться и корабль стал окутывать трупный запах. Линолеум был ободран по всему крейсеру и выброшен за борт, а палубы, стены и командные рундуки обработали горячей водой с сулемой[120], мылом и содой.

Напомним, что «Аврора» была первым кораблем, на котором в боевых условиях был опробован рентгеновский аппарат. Во время боя он хранился в машинном отделении, а затем был собран старшим минным офицером крейсера лейтенантом Георгием Старком[121].

«Перед уходом из Николаевского морского госпиталя в Кронштадте были взяты две круксовые[122] трубки, экран, штатив. Эти немногие принадлежности рентгеновского аппарата оказали нам услугу, поистине неоценимую. Я улыбался, вспоминая голоса скептиков, уверявших, что применение рентгена на военном судне невозможно. Хрупкие трубки, дескать, разобьются при первом же сотрясении от выстрелов, и что вообще для лазарета это излишняя “роскошь”. Раненые исследовались в различных позициях, стоя, сидя или лежа на операционном столе, без снимания повязок и одежды. Большую услугу оказали мне йодоформенные тампоны, заведенные в раны: они не просвечивали, были видны темным пятном и давали возможность превосходно ориентироваться по поводу соотношения раны, осколков, направления канала. Результаты были блестящи. Открыто было масса осколков, переломы — там, где их вовсе не ожидали. Мне это страшно облегчило работу, а раненых избавило от лишних страданий — мучительного отыскивания осколков зондом.

Не имея ни фотографических пластинок, ни досуга, чтобы заниматься фотографированием и проявлением снимков, я, отыскав металлический или костный осколок, перелом, наскоро набрасывал схему от руки, прекращая на это время действие аппарата, потом снова пускал его в ход и проверял верность рисунка», — писал в дневнике Владимир Кравченко.

Примечательно, что когда раненых с «Авроры» переместили в американский морской госпиталь в Маниле, то выяснилось, что местный рентгеновский аппарат неисправен. Пришлось вызывать с крейсера лейтенанта Старка, который на время привел прибор в рабочее состояние.

Отношение же самих пациентов к иностранному госпиталю было двойственным. С одной стороны, они нежились на белоснежных простынях и были засыпаны фруктами и различными лакомствами — русские моряки были очень популярны среди местных дам. Проблема была в другом — рацион госпиталя оказался не рассчитан на «ужасных русских обжор». Кроме того, американцы не собирались вводить для матросов привычную им винную порцию.

Во время обороны Порт-Артура в 1904 году на тысячу нижних чинов личного состава пришлось приблизительно 580 раненых. С другими болезнями в лечебные учреждения поступило 750 человек. Количество убитых составило 129 человек на каждую тысячу человек, а от ран умерло 59 человек. Смертность от болезней оказалась относительно невысокой — 37 человек. Таким образом, соотношение числа умерших от ран и числа защитников, умерших от болезней, составляло 1:0,2.

А вот каким было распределение ранений огнестрельным оружием по частям тела в Порт-Артуре:

Части тела

Голова … 9,8

Лицо … 9,8

Шея … 2,2

Грудь … 9

Живот … 4

Спина и таз … 6,7

Руки … 27,8

Ноги … 21,7

Прочие части тела, а также отсутствие данных … 9

Необходимо отметить, что отношение к медицинскому персоналу у нижних чинов Российского Императорского флота всегда было сложным. Врач был фигурой, часто окруженной ореолом таинственности, — он мог дать освобождение от работ, а мог и направить в госпитальный барак, где матросу не полагалось морское довольствие и «винная порция».

От личных качеств судового врача зависело очень многое. Хорошо известна судьба главного медика эскадренного броненосца «Князь Потемкин-Таврический», который был убит матросами за отказ признать купленное на берегу мясо недоброкачественным и негодным в пищу[123].

Первыми госпитальными учреждениями Российского Императорского флота на Балтике, скорее всего, были специально построенные избы на Петроградской стороне на левом берегу Малой Невы до реки Карповки и в Казачьей слободе на Выборгской стороне. А первый стационарный госпиталь появился на правом берегу Глухой протоки (современный канал Грибоедова).

Одним из старейших морских госпиталей России был Кронштадтский Морской госпиталь. Он был основан еще в 1717 году и неоднократно переносился из одного здания в другой. Штат медицинского учреждения с 1717 по 1754 год состоял из старшего доктора, старшего лекаря, двух лекарей, пяти «подлекарей», шести учеников и 56 помощников из матросов. И это при том, что «учреждение» было рассчитано на 400 больных при реально необходимых 800–1000 койках! Изначально госпиталь обслуживал и гражданских лиц, поскольку других больниц в городе не было. Только 31 октября 1899 года в Кронштадте появилась первая амбулатория, которой так и не суждено было превратиться в медицинский стационар.

Собственное помещение Госпиталь получил только в 1840 году (строилось оно около девяти лет). До настоящего времени дошло выстроенное в форме буквы «Н» трехэтажное здание, занимающее целый квартал. Примечательно, что в здании отсутствовало естественное освещение коридоров — свет в них попадал только через окна на торцах корпусов, а также через стекла палатных дверей.

Кронштадтский Морской госпиталь смело можно назвать одной из кузниц российских медицинских кадров. Именно здесь в 1839 году была проведена первая в России операция на сердце, а в 1897 году установлен первый в стране рентгеновский аппарат.

С 1840 года при Кронштадтском Морском госпитале работала Фельдшерская школа, выпускавшая лиц со средним медицинским образованием. Ученики изучали арифметику, геометрию, историю, латинский язык, Закон Божий, а также специальные дисциплины — химию, физику, анатомию, физиологию, гигиену, фармакологию (включая рецептуру), хирургию, «учение о повязках», «нервные и душевные болезни». Дополнительно преподавалось еще около десятка дисциплин. После четырех лет обучения выпускники, показавшие хорошие результаты, получали звание фельдшера второй статьи, а еще через два года — фельдшера первой статьи. После шести лет дальнейшей беспорочной службы они имели право держать экзамены на звание помощника лекаря и получить первый классный чин — коллежского регистратора.

Пристальное внимание к военно-морскому здравоохранению давало реальные результаты — только с 1855 года по 1878 год процент смертности упал с 8,87 до 1,16%.

Первые госпитальные суда появились еще при Петре Великом, приказом которого в такое судно был переоборудован приобретенный в Великобритании 50-пушечный линейный корабль «Страфорд». В 1732 году первый российский плавучий госпиталь был разобран.

На кораблях Российского Императорского флота не только болели, но и умирали — как в бою, так и от болезней либо несчастных случаев. Например, задыхались от углекислоты в угольных ямах, погибали от солнечных и тепловых ударов. Если корабль находился в одиночном плавании, то в случае смерти члена его экипажа приспускали флаг, который оставался в таком положении до того момента, пока тело умершего не покинет борт. Если была возможность довести покойника до берегового кладбища, то для этого предпринимались все усилия.

Могилы русских моряков разбросаны по всему миру. Например, многие из них захоронены в греческом порту Пирей, а также в Нагасаки, где долгое время существовала временная военно-морская база Русского флота.