Из сумрачных прокуренных комнат мы вышли в утреннюю свежесть. Слуга Ингрэма поджидал с экипажем, в глубине которого только что скрылись полы охотничьего камзола Феррика. И тут в конце аллеи появился ещё один экипаж. Я узнал карету мистера Эра.

— Принимайте гостей, Хитклиф! — воскликнул Ингрэм. — Вы не обидитесь, если я покину вас, не дожидаясь фейерверка? — И когда второй экипаж, описав дугу вдоль аллеи, остановился рядом с первым, Ингрэм подошёл, поговорил через окно с сидящими в нём, кивком показал на стоящий позади экипаж Феррика и отбыл. Я ждал, стоя у входной двери.

Мистер Эр вышел, с минуту поговорил с кем-то, сидящим в экипаже (в тёмном окне белым пятном мелькнуло её лицо), потом направился ко мне с таким видом, будто подбадривал сам себя. Его цветущий вид поразил меня: сияет, лоснится, будто лошадь, что подготовили к ярмарке. Вот что делает с человеком любовь.

— Ну, Хитклиф, — улыбаясь, проговорил мистер Эр, — не пригласите ли нас в дом?

— Вы можете войти, добро пожаловать, — отвечал я, — а что касается вашей попутчицы, я не приму человека, считающего меня варваром и клевещущего на меня.

Улыбка мистера Эра исчезла.

— Тогда нам придётся остаться здесь.

— Отлично.

— В чём вы обвиняете её? По-моему, обеим сторонам следует сделать шаг к примирению. Видите — она здесь, она готова простить и забыть.

— Легко простить и забыть, когда поле сражения осталось за тобой.

— Поле сражения? В каком смысле? Ты сам согласился уехать.

— Когда я довёл до вашего сведения свои подозрения — с глазу на глаз, кстати говоря, не прилюдно, — вы уверяли меня не только в невиновности мисс Эйр, но и в том, что вам известен истинный виновник. Меня это убедило; я успокоился, хоть и не был полностью удовлетворён. Но когда она высказала свои обвинения, её вы в моей невиновности не уверяли — лишь мрачно молчали, дав понять ей, и мне, и слугам, что вы ей верите!

— Тогда тебе следовало бы разозлиться на меня, не на неё!

— Я зол на вас, не сомневайтесь, но что касается вас, то здесь против одного неблагородного поступка — сотни благородных, и, кроме того, это можно понять, если не простить, ведь вами двигала любовь, а она лишает разума. Но ни первое, ни второе из этих оправданий я не могу применить к мисс Эйр.

— Значит, ты думаешь, что моя Джейн не любит меня, по крайней мере не настолько, чтобы лишиться разума?

— Я уже высказал своё мнение по этому поводу.

— Да, чёрт возьми, ты это сделал, и в недвусмысленных выражениях. Ах, Хитклиф, если бы ты только мог понять — я вынужден был сделать так, чтобы она считала виновным тебя.

— Бессмыслица какая-то. Даже представить не могу, чем можно объяснить такую несправедливость к одной стороне, такое притворство перед другой.

— Знал бы ты, чему мне приходится противостоять, — в раздумье пробормотал мистер Эр, — знал бы, как мне трудно, какие опасности мне грозят…

— Знал бы, знал бы… Так почему бы вам не рассказать мне?

Мистер Эр потёр подбородок.

— Рассказать? Как бы мне хотелось рассказать! Облегчить душу! Но если… я потеряю её, потеряю его, потеряю всё…

— Вы не доверяете мне?

— Доверяю, но могу ли я быть уверен, что ты всё поймёшь правильно?

— Я ваше творение. Я такой, каким сделали меня вы, — не без сарказма напомнил я.

— Не надо льстить мне и себе! Душа твоя — камень и лёд, я никогда не мог до неё добраться. Она жестока, не знает жалости, она страшит меня, я не смею…

Эта болтовня вывела меня из терпения.

— О, довольно хныканья! Пусть малышка считает, что эти безумства совершил я, что я как раз такой человек, что готов в клочья изрезать одежду моих друзей или подпалить их во сне. Когда-нибудь, возможно, я и отблагодарю её за такое внимание, оправдаю ожидания!

— Но она больше не верит, что это ты. И сожалеет о своей ошибке.

— О? И чем же объяснить такую перемену?

— Ну, просто случилось кое-что ещё, — пробубнил мистер Эр.

— Кое-что ещё? Что на сей раз разорвали, размалевали или подожгли?

— Напали на человека. Был ранен гость, мистер Мэзон.

Я подумал о прошлогоднем таинственном нападении, когда мистеру Эру едва не отсекли палец.

— Вы видели нападавшего? Это была та же женщина в белом?

— Это была женщина, но Мэзон не заметил цвет платья, и она скрылась до того, как я подбежал к нему.

— Кто ещё был в доме?

— Мисс Эйр — это она помогала мне перевязать Мэзона — и другие ваши знакомые, Дэнты и Ингрэмы.

— Странно, что Ингрэм ничего не рассказал мне. Должно быть, его это страшно потрясло.

— Ничего странного, он просто не знал об этом. Я решил, что лучше будет держать происшествие в секрете.

— Лучше будет! Точь-в-точь как тогда, когда эта женщина напала на вас! Секрет громоздится на секрет, обман на обман!

— Уж не осуждаешь ли ты меня, братец? Сколько испытаний выпадет на твою долю? Неужто в безжалостном свете общепринятой морали все до единого твои поступки окажутся безупречными?

На мгновение мысли мои обратились на меня самого. Даже будь у него какие-то подозрения насчёт Линтона, доказательств быть не могло.

— И какие же, по вашему предположению, есть за мной дурные поступки?

— Я ничего не предполагаю. В этом нет нужды, когда у твоих дверей встречаешь самого скандального повесу во всём графстве, а с ним — вертопраха и того хуже, рядом с которым первый покажется ангелом. И, бьюсь об заклад, они не с утреннего приёма чинно-благородно возвращаются — нет, они всю ночь здесь провели, играли. Станешь отрицать?

— Нет, не стану.

— Как ты можешь так опускаться?

— Опускаться, принимая лорда?

— Послушай, Хитклиф, мы оба знаем, что человеческие качества не измеряются титулом.

— Да, вы научили меня этому, а потом научили называть Ингрэма другом.

— Вздорное ребяческое обвинение. На наших глазах он из просто слабохарактерного молодого человека превратился в мерзкую личность. Не отворачивайся, мы должны это выяснить. Мне сообщают, что ты попал в дурную компанию и скатываешься вниз. Я надеялся, что это ложь, но вижу, что нет.

— О, а что-нибудь о том, как я управляю фермой, вам сообщают?

— Нет, но думаю, прочие твои занятия оставляют немного времени для этого.

— Вы так думаете? Приехав сюда два месяца назад, я обнаружил не ферму, а Богом забытые пустоши, не дом, а нечто вроде походного лагеря, кое-как разбитого в двух комнатах заброшенного здания. Ещё дюжина комнат пустовала, сточные канавы засорены, на месте конюшен — бойни. Написав об этом вам и не получив в ответ никаких инструкций, я счёл, что ваши прочие занятия оставляют вам мало времени, а то и совсем не оставляют. — Я взглянул в сторону экипажа. Дверцу приоткрыли изнутри — уже припекало солнце. — Так что пришлось мне разработать собственный план.

Я поразмыслил, как превратить это поместье в выгодное предприятие. Оно лежит в сырой низине, расположенный в долине дом обступают леса; поля далеко от амбаров. Но, расположенные в отдалении, они идеальны для разведения лошадей. И я знаю, как обращаться с лошадьми.

Однако сделать разведение лошадей прибыльным — дело непростое. И я снова написал вам. И снова не получил ответа (вы были, не сомневаюсь, чрезвычайно заняты!). Я взял на себя переоборудование конюшен и заказал племенных лошадей. Кроме того, я распорядился прорыть сточные канавы, прочистить заросшие канавы у дома и просушить, убрать и отчасти меблировать сам дом.

Короче говоря, я применил в вашем поместье рациональную систему управления. Вы можете одобрить или отменить её в любое время, как только вам позволит ваше расписание дел. Если вы её одобрите, через два года вы получите весьма приличную прибыль. А отмените — ну и чёрт с вами!

Гнев, удивление, ещё какие-то чувства боролись в душе мистера Эра, пока я говорил, но услышать ответ мне так и не довелось, потому что в тот самый миг, когда я довольно невежливо завершил свою речь, нас прервали — через лужайку к нам шла гувернантка.