— Что это? Что? — тревожно спросила Бубубукина соседнего интеллигентного вида мужчину в светлом плаще с поясом и пряжкой. Мужчина коротко, совсем уж по-жеребячьи хохотнул. Сказал так, словно, закончил Курганский машиностроительный.

— Хрен это, тетка.

— Вы закончили Курганский машиностроительный? — догадалась Бубубукина. Сама догадалась!

— Откуда вы знаете? — удивился мужчина. Сам удивился!

Ксения Денисовна круто развернулась и пошла прочь. Ей совсем не понравилась эта характерная труба с набалдашником. Для совсем не понятливых через короткое время внесли очевидную ясность. Намалевали на трубе двухметровые белоснежные буквы: Х.Р.Е.Н.

«Никакой это не хрен» — догадалась Ксения Денисовна — «Напридумывают темные люди. Не надо понимать все буквально. Это арт объект. Произведение искусства. Дожила. Не обманула святая Матронушка. Вступила Норвегия и в наши пределы. Теперь и до Тарасовой рощи доберемся». Тарасову рощу, по мнению Бубукиной, Гузкин ненавидел даже больше чем ее бездомных кошек. Десятка три тощих березовых палок встали в самом начале грандиозного проекта узкоколейки между Нижнестакановском и Деникин-Чапаевском. За них Бубубукина сражалась яростно. Собой останавливала ковш экскаватора. Повязала каждую березку и елочку траурными ленточками. Зачем-то по ходу выучила компьютерный язык Бейсик. И поборола. Отступили от Тарасовой рощи Гузкин, экскаваторы и молдавское село Траливали. То самое, которое рвется в Румынию, чтобы батрачить в России. Гузкин обещал вернуться. После выборов. Сразу и непременно. «Вот где можно развернуться истинным воинам света». — размышляла Ксения Денисовна. — «А коммуналка? А мусоросжигателный завод? А коррупция в детском саду Зубренок?» — Ксения Денисовна летала на крыльях. Попляшет теперь Гузкин. Непременно попляшет.

Тем временем Крымненашев продолжал удивлять. Во время регистрации себя кандидатом прямо в помещении региональной избирательной комиссии объявил всех присутствующих «кровавыми барыгами». Зинаид Зинаидыч взобрался на голову председателя Ведрищева и позволил себе немного поскандалить. Кричал о легализации марихуаны и запрете скрепоносных Фиксиков. В это время подчиненные Крымненашева поливали «кровавых барыг» зеленкой из пожарного шланга. Пиршество демократии остановил ОМОН. «Цепные псы режима» с дубинками и щитами похватали всех кроме «кровавых барыг». Конечно. Все понятно. Как же. Все они одинаковые. И те и эти в кавычках. «Рука руку моет» — объяснял Зинаид Зинаидыч во время прямого стрима из каторжного фургона. Автозак-пати закончилось только под утро. Никто не хотел выходить! А потом в город, после многовекового отсутствия, вернулись кокушане. Мифический, давно исчезнувший народец, в лице двух его представителей, одетых в бороды-семинаристки, заявил на организованной Крымненашевым пресс-конференции, о праве на самоопределение и выходе из состава Допетровского края. Егорл Снилс и Егрип Ндфл истые, стопроцентные кокушане предъявили абсолютное доказательство — флаг независимого Кокушанского ханства. Древний и страшный бог Елды Мулды несет на своих плечах ошалевшую от этого лошадь в непременных лучах золотого солнца. Безусловно, сразу же после этого, последовало требование компенсаций. Егорл Снилс один не справился. С помощью Егрипа Ндфл он поставил на священный бунчук независимого государства картонную коробку, доверху наполненную какими-то печатными листами.

— Здесь. — торжественно объявил Егорл Снилс. — Подытог всего тысячелетнего рабства моего гордого и маленького народа. Здесь слезы, цепи, плетки-семихвостки и страпоны — расшалился Егорл. — Все чем мучила и истязала нас на протяжении 40 тысяч лет империя зла. Весь мир с нами требует справедливых компенсаций. 15 триллионов 761 миллиард 3 миллиона 28 тысяч 303 рубля и 21 копейка. Евро! Мы присоединяем наши справедливые требования к требованиям других невинно пострадавших: Литвы, Латвии, Эстонии и Джона Маккейна. Мы кокушане прямые потомки древних шумеров. И как сказал наш великий классик.

Егорл Снилс надулся, посинел и засифонил с чувством:

— Боритесь и поборете. Вам Бог помогае.

За вас правда, за вас слова и воля святая.

Чурек и сакля — все твое…

В таком состоянии сифонить долго было невозможно, и бедный Егорл закашлялся. На том скандальная конференция завершилась традиционной кодой. На чердаке он же лофт торгового центра «Мотылёк» распылили слезоточивую Черемуху и массово, опять же по складывающейся традиции, искупались в зеленке. Терпение Ксении Денисовны истончилось после того как ее соседка пенсионерка Параскева Федотовна Коровякина отправилась записываться в участники первого всегородского гей-парада. Обещали 500 рублей и бесплатную зеленку. Услышав такое, Ксения Денисовна не смогла остаться безучастной. Она побежала. Нет, не вослед за пенсионеркой Коровякиной, а совсем наоборот.

«Как же они не понимают» — думала Ксения Денисовна. — «Я объясню… Я обязательно все объясню. Я обязательно должна все объяснить».

У самого торгового центра «Мотылек» Ксении Денисовне пришлось продираться через веселую и теплую толпу. На пятачке в окружении добродушных покупателей с тележками казаки в кубанках и нагайках стегали разбитных грудастых девок в разноцветных балаклавах. Девки радостно повизгивали, казаки реготали, толпа дружелюбно поддерживала ту и другую стороны… Ксения Денисовна была категорически против такого единения. Без лифта она поднялась на пятый этаж. Постучала в новенькую бронированную дверь, недавно врезанную в голую кирпичную стену. Какое-то время ее изучали, а потом дверь открылась. Ксения Денисовна увидела Зинаид Зинаидыча и двух нашедшихся кокушан.

— Вы к кому? — задал глупый вопрос Крымненашев.

— Я к вам, Зинаид Зинаидыч. Я верю и знаю, что мы с вами одной крови. Вы и я.

Глаза у Зинаид Зинаидыча были такие светлые и демократические, совсем как у Ельцина в 89 году. Такие глаза не могли лгать.

— Что же вы? Входите. — сказал Крымненашев. Не колеблясь, Ксения Денисовна сделала шаг вперед. Со зловещим стуком, сама собой, закрылась за ней бронированная дверь.

Этюд № 4

Ксения Денисовна Бубубукина плакала. Да что там, она рыдала навзрыд и совсем не скрывала своих горьких и праведных слез. Ее нос распух, а глаза стали красными. Не помогли ни салфетки, ни стакан с водой, налитый из стеклянного графина, ни утешения Ангелины Степановны Засосайкиной, ни медвежьи косолапые потоптывания Семена Марковича Гузкина.

— Что ты, Бубубукина… Да ты чего, Бубубукина?… Слышь, Бубубукина… Ты это брось, Бубубукина… Может коньячку хочешь? Ангелина Степановна.

Секретарь Засосайкина огрызалась:

— Мало вчера нализались с православным инвестором Парамоном?

— Себе я что ли? — возмутился Гузкин. — У нее человек болеет, а она… Неси бутылку. Там початая в баре осталась.

— Сейчас, сейчас… — Гузкин неуклюже тронул дрожащие от рыданий плечи Ксении Денисовны. Он отобрал темную бутылку и стакан у вернувшейся Засосайкиной. Быстро налил и выдохнул с удовлетворением.

— О! Нормально так.

Обычно Семен Маркович закусывал налаченной, до состояния гранита, челкой Ангелины Степановны, но сейчас постеснялся. Закусил первым, что попалось на глаза. Осетриным балычком, домашними шанежками, долькой лимона и, наконец, рукавом своего пиджака. После этого он протянул налитый стакан Бубубукиной.

— Пей, Бубубукина.

Ксения Денисовна залилась пуще прежнего, но от мэрского коньяка не отказалась. Хлопнула полный стакан и даже не заметила. Продолжила рыдать дальше и никак не могла остановиться. У такого состояния Ксении Денисовны было две причины. Вторая сидела прямо напротив нее и пыталась растянуть в дружелюбной улыбке глянцевые, бюрократические щеки. Бубубукина пришла в самое логово зверя. Сама пришла! По собственному желанию вошла в грязный, мерзкий, лживый и кровавый эпицентр сумрачного Мордора. Ксения Денисовна, не переставая плакать, немо, но убедительно, попросила еще коньяку. Но и вторые 150 ушли куда-то не туда. В новые проливные дожди из слез. К Гузкину она пришла сама! Никогда не простят ее бывший шахматист, взятый зафук в политических русских шашках Гари Каспаров. Обольет холодным презрением, если бы довелось им встретиться, однокомнатный человек с двухэтажной фамилией какой-то там Кара Мурза. А что с ней сделает, если узнает о существовании такой «продажной бездушной твари» театрально-либеральная журналистка Ксения Ларина? Съест на скудный беженский завтрак, запивая португальским мускатным. Но и сама себя Ксения Денисовна никогда не простит. За то, что лыбится прямо в ее страдающее невыносимой душевной болью лицо этот непутинский холуй и жулик Гузкин. За то что больше и пойти то не к кому! Не к кому! Внезапно Ксения Денисовна сказала твердым, не вызывающим никакой иной трактовки, голосом.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: