Адмирал приказал выстрелить из ломбарды и эспингарды[41]. Король был чрезвычайно удивлен, видя, сколь сильно действие этого рода оружия и как далеко оно стреляет. А люди его при звуках выстрелов все, как один, пали на землю. [168]

Индейцы принесли фигурку в виде маски с большими кусками золота в глазницах, в ушах и в других местах. Эту маску и другие драгоценные золотые вещи король преподнес адмиралу, возложив их ему на голову и повесив на шею. Много золотых вещей он роздал и другим испанцам, которые были с адмиралом.

Адмиралу доставило много радости и утешения все, что он видел, и умерились его горе и печаль, вызванные потерей корабля, и он решил, что бог посадил здесь на мель его корабль, желая, чтобы именно в этом месте было заложено христианское поселение.

«Столько всякого добра пришло в руки, — говорит он, — что воистину можно считать это кораблекрушение не бедствием, а крупной удачей. Ибо, если бы корабль не сел здесь на мель, я, несомненно, пошел бы вдоль берега дальше, не заходя в эту бухту (вход в нее затруднен цепями подводных камней и мелями), и не подумал бы оставить на этом берегу часть своих людей.

«А между тем нельзя пожелать лучшего места для сооружения крепости и для того, чтобы снабдить оставленных в ней людей необходимым продовольствием, боевыми припасами, материалами.

«И, по правде говоря, многие из моих людей просили и просят меня дать им разрешение остаться здесь.

«Ныне я уже приказал соорудить здесь башню и крепость и вырыть ров и не потому, что это необходимо для защиты от местных жителей, а поскольку, я уверен, что с моими людьми мне удастся подчинить весь этот остров. А я полагаю, что он по размерам превосходит Португалию и имеет, по крайней мере, вдвое больше жителей.

Но люди, живущие здесь — наги, безоружны и безмерно робки. Поэтому имеет смысл соорудить в этом месте башню, а ее должно возвести в краю, столь удаленном от владений ваших высочеств, чтобы индейцы познали изобретательность и ум подданных ваших высочеств и нашли бы применение своим силам, и с любовью и в страхе покорялись бы христианам.

«Оставляемые же здесь наши люди будут иметь лес для постройки крепости, годовой запас хлеба и вина, семена для посевов, лодку с корабля, конопатчика, плотника, пушкаря, бондаря и много иных мастеров, желающих потрудиться на службе ваших высочеств. Они доставят мне немалую радость, дознавшись, где есть в этом краю рудник, в котором добывается золото.

«Одним словом все, что случилось, случилось кстати и положило доброе начало [моему замыслу].

«Сел же на мель корабль так тихо, что почти ничего не чувствовалось и не было в это время ни волны, ни ветра». [169]

Все это говорит адмирал и добавляет, желая показать, что корабль сел на мель в этих местах по предопределению божьему, что было это [т. е. катастрофа] большой удачей. И если бы не измена маэстре и его людей, бывших в большинстве своем земляками маэстре, — а измена эта проявилась в том, что они не хотели завезти якорь с кормы, чтобы стащить с мели корабль, как то им приказывал адмирал, — корабль был бы спасен и нельзя было бы тогда ознакомиться с этой землей так хорошо, как удалось ее узнать за дни [вынужденного] пребывания в ней и как доведется ее узнать тем, кто останется здесь. Ведь адмирал всегда плыл с намерением открывать [новые страны] и нигде не задерживаться более, чем на один день, если только ветры позволяли ему идти дальше. Впрочем, это случалось не всегда, так как корабль, на котором он шел, был, по его словам, очень тяжелый и не приспособленный для дела открытий.

А корабль этот достался адмиралу по вине корабельщиков из Палоса, которые не исполнили своих обещаний королю и королеве, распорядившихся дать корабли, подходящие для подобного предприятия, и не сделали так, как им сделать надлежало.

Так говорит адмирал, отмечая, что из всего, что было на корабле, не потерялась ни одна агухета, ни одна доска, ни один гвоздь. Все находится в такой же сохранности, как в день отправления [из Кастилии], разве что только в корпусе корабля проделаны были отверстия, через которые вычерпывалась вода и разгружался трюм. Все же имущество находится на берегу под надежной охраной, как уже о том говорилось.

И он, полагаясь на бога, надеется, что, возвратившись сюда, сообразно своему намерению, из Кастилии, он найдет целую бочку золота. Золото же это приобретут оставленные здесь люди и, кроме того, эти люди откроют золотой рудник и отыщут пряности и в таком количестве, что не пройдет и трех лет, как корабли Кастилии предпримут и снарядят поход для завоевания гроба господнего.

«И когда, — пишет он, — я объявил вашим высочествам, что вся выручка от моего предприятия должна быть истрачена на завоевание Иерусалима, ваши высочества улыбнулись и оказали, что им нравится мое решение и что подобное желание имелось у них, независимо от моего замысла». Таковы слова адмирала.

Четверг, 27 декабря. На восходе солнца явился король этой земли и сообщил адмиралу, что им уже посланы люди за золотом и что он хочет, прежде чем адмирал покинет берег, собрать все золото. И король просил адмирала не отплывать раньше, чем будет доставлено золото.

Адмирал разделил трапезу с королем, его братом и одним из родичей короля — особой, весьма близкой к последнему. [170] Оба спутника короля говорили адмиралу, что они желают от правиться с ним в Кастилию.

В то время когда адмирал угощал гостей, явилось несколько индейцев, которые принесли новость. По их словам, каравелла «Пинта» стояла в устье одной из рек у оконечности острова. Касик тотчас же отправил в ту сторону каноэ, потому что он испытывал удивительную любовь к адмиралу.

Адмирал послал с этим каноэ одного из моряков (Лас Касас в «Истории Индий» пишет по этому поводу: «В нем [каноэ] адмирал послал одного моряка с дружеским письмом к Мартину Алонсо. В этом письме адмирал скрывал свое недовольство уходом [Пинсона] и огорчение, которое ему причинил этот уход, и убеждал Пинсона прийти в то место, где он [Колумб] находился...». — Прим. перев.). Адмирал в это время уже принимал меры к тому, чтобы как можно скорее отправиться в обратный путь в Кастилию.

Пятница, 28 декабря. Чтобы отдать распоряжения, необходимые для скорейшей постройки крепости и для устройства остающихся в ней людей, адмирал направился на берег. Ему показалось, что, когда он плыл в лодке к берегу, король увидел его, но тут же с большой поспешностью вошел в свой дом, явно пытаясь остаться незамеченным.

Он направил к адмиралу одного из своих братьев, и тот провел гостя в один из домов, предоставленных для моряков. Дом же этот был самый лучший и самый большой в селении. Там был сооружен помост из пальмовых ветвей, на который и усадили адмирала. Затем брат короля отправил своего оруженосца к королю с вестью о том, что адмирал уже находится в селении, и было это сделано так, чтобы создать впечатление, будто король еще ничего не знает о прибытии гостя. Адмирал решил, что все это притворство понадобилось, чтобы оказать ему еще более почетный прием.

Вскоре после того, как оруженосец удалился, прибыл король и повесил адмиралу на шею большую золотую пластинку, которую он нес в руках. Адмирал был с королем до вечера на берегу, обсуждая со своими людьми, что необходимо выполнить для постройки крепости.

Суббота, 29 декабря. На восходе солнца на каравеллу явился племянник короля, как говорит адмирал, — юноша смышленый и благонравный.

Так как адмирал спрашивал у всех, где в этой земле добывается золото, и научился немного понимать язык жестов, то он не преминул задать такой же вопрос юному племяннику короля. Тот ответил, что к востоку от Эспаньолы, в четырех дневных переходах от нее есть острова Гуарионе и другие, которые носят названия: Марикорих, Майоник, Фума, Сибао и Короай, и на них золота в несметных количествах[42]. Адмирал записал названия этих островов; когда же об этой беседе узнал один из братьев короля, он, как показалось адмиралу, стал бранить юношу. [171]