— Подумаешь, письмо. Бумажка, и только!

— Бумажка, говоришь? — Валя вспыхнула. Глаза стали гневными. — А ты знаешь, что написал он ее перед уходом на задание, возвратиться с которого не рассчитывал?

В зале замерли. Она достала из кармана листок, бережно развернула его и прочитала: «Я люблю жизнь, я еще очень молод. Но если для Родины, которую я люблю, как свою родную мать, нужно пожертвовать жизнью, я сделаю это. Пусть знают фашисты, на что способен русский патриот и большевик. Пусть знают, что невозможно покорить наш народ, как невозможно погасить солнце».

...В день полета Юрия Гагарина в аэроклубе был переполох. Ребята носились как угорелые. Расписание прыжков сорвалось: кто слушал радио, кто спорил, кто доверительно сообщал неведомо откуда добытые «подробности»... Девушки, сбившись в кучку, говорили о том, кто будет первой космонавткой.

Еще не разобравшись в охвативших ее чувствах, Валя ощутила какое-то беспокойство, волнение. Говорили, что Гагарин тоже был курсантом аэроклуба. Думы об этом мешали спокойному течению мыслей. Она отдавала себе отчет в том, что нечто подобное испытывали в те дни миллионы людей и, вероятно, многие юноши и девушки писали заявления с просьбой зачислить их в отряд космонавтов. Конечно же, там много достойных кандидатур. А что она? На ее счету несколько десятков прыжков, она имеет спортивный разряд. И все же решила попытаться.

Об этом не знал никто: ни домашние, ни подруги. Только Валентина Федоровна Усова. Да и она не торопилась с советом. Понимая ее, Валя старалась не попадаться на глаза партийному секретарю, а при встречах скрыть внутреннее напряжение, не выдать его словами. Только добрую, прожившую трудную и светлую жизнь женщину нельзя было обмануть. Она все чувствовала и все понимала.

— Ну что ж, Валюта, — сказала ее старшая наставница, если чувствуешь себя готовой, пиши заявление. Я за тебя поручусь...

Она жила ожиданием. Вечерами отправлялась на песчаный откос Волги, глядела на заречные дали и представляла себя летящей среди звезд. Далеких мерцающих звезд! И тут же задавала себе вопрос: «Справлюсь ли? Ведь я не летчик. Может быть, сначала поступить учиться в летное училище? Но возьмут ли меня, девчонку? Л время уходит, течет, как вода в Волге...»

Бродила по пустынной Карачихе (так называлось место, где был расположен аэроклубовский аэродром), вспоминая сочиненные кем-то из ребят стихи:

Карачиха моя, Карачиха,

Беспокойная в небо дорога,

К незнакомой звезде моей тихой

С твоего я шагаю порога!..

Гасли стожары. Бледнело небо. Она возвращалась домой, чтобы утром снова идти в цеха родного «Красного Перекопа», в горком комсомола, аэроклуб...

В декабре 1961-го ее вызвали в областной комитет ДОСААФ. Трудно сейчас передать в деталях разговор, который тогда состоялся. Слишком нереальным, фантастичным казалось то, что именно на ее долю выпадало счастье, о котором она даже боялась думать. Она поняла лишь одно: ее берут.

Время листало странички календаря. Валя по-прежнему занималась комсомольской работой. В аэроклубе тоже прибавилось дел: она стала инструктором по парашютному спорту. У нее появились свои подопечные, а вместе с ними и ответственность за них, за их подготовку, знания и умение.

Кончилась зима. По ночам еще морозило, но днем небо становилось синим-синим, ярко светило солнце. Под его лучами таял снег. Кричали взъерошенные воробьи. Она улыбалась воробьям и солнцу, синему небу и тонким сосулькам. Ей казалось, что она чайкой парит над Волгой. У нее в кармане лежала телеграмма: «К десяти часам утра прибыть в Москву к генералу Каманину».

А потом все завертелось, закружилось в вихре встреч, знакомств, вопросов, тренировок. Работа, работа и снова работа...

Космодром Байконур с его стартовой площадкой и величественное зрелище старта космической ракеты-гиганта она впервые увидела в дни группового полета Андрияна Николаева и Павла Поповича. Перед глазами открылась потрясающая картина, которую раньше она представляла лишь по рассказам ребят и преподавателей. И пожалуй, уже тогда Валя ощутила близость своего старта.

16 июня 1963 года над планетой прозвучал ее позывной:

— Я — «Чайка»!..

...Спешит человек. Шагает по аллее Звездного, стучит каблучками по улицам Москвы. Идет, улыбается и думает... Снежинки, которые тают на щеках, — лебединая песня зимы, простая и прекрасная, как та, что звучала в гуле самолетных моторов, в порывах ветра, наполняющего купол парашюта, в грохоте ракетного старта... — С праздником тебя, мамулька! — радостно кричит Аленка. — И чуть помолчав, черноглазое существо вдруг настороженно спрашивает: — Мамочка, а ты не уйдешь на работу 8 марта?

...Сейчас она — член Центрального Комитета КПСС, председатель Комитета советских женщин, депутат Верховного Совета СССР, вице-президент Международной демократической федерации женщин... Она часто слышит слова благодарности за свой труд. И все-таки самый низкий поклон ей за другое — за ее дерзновенное мужество, за любовь к труду. Это они привели ее в космос. Это благодаря им она имеет воинское звание полковника ВВС, диплом инженерной академии, ученую степень кандидата наук. Это за них ее и по сей день называют «Чайкой».

Владимир Михайлович Комаров

Летчик-космонавт СССР, дважды Герой Советского Союза полковник-инженер Владимир Михайлович Комаров. Родился в 1927 году в Москве Член КПСС. Совершил два полета в космос: первый- в 1964, второй — в 1967 году.

Главный конструктор смотрел на крепышей в форме военных летчиков и по-доброму улыбался. Он тоже волновался: как-никак первая встреча с теми, кому начинать...

Наверное, такое же чувство испытывает отец, отправляющий своих сыновей в далекую поездку. Какие они? На что способны? Он имел право знать о них все. Сколько лет он ждал вот этой встречи. И не просто ждал, а отдал ей жизнь, талант, свое сердце. Он работал и ждал. Он торопил время, и вот оно пришло.

— Ну что же, — сказал Королев, выслушав каждого и обращаясь к Владимиру Комарову, — вы несколько старше своих товарищей, у вас за плечами академия, вы летчик-инженер. Видимо, вам придется стать во главе космического экипажа...

Он плечист. Лицо открытое, энергичное, волевое. И внимательные, добрые глаза. Крупные, сильные руки и чуть приметная улыбка губ... Таким запомнился он мне на космодроме за несколько часов до старта корабля «Союз» в ночь на 23 апреля. Он должен был открыть космическую навигацию 1967 года на новом корабле.

...Его собирались исключить из отряда космонавтов, вернее, списать по болезни. Он попал в госпиталь, а когда вышел, в медицинской книжке появилась запись: «После операции шесть месяцев противопоказаны перегрузки, парашютные прыжки...» Это был приговор. На полгода он отстранялся от всех тренировок. От всего того, чем занимается космонавт перед полетом.

Шесть месяцев. Сможет ли он потом наверстать упущенное и шагать в одном строю с остальными? Он знал твердо: сможет. Но оставят ли его в отряде? На совещании, где решалась его судьба, единого мнения так и не сложилось. «Болезнь может прогрессировать. Стоит ли рисковать?» Так ставился вопрос.

С запальчивостью и тревогой отстаивал он свое право на испытательный срок. Нет, он не упрашивал. Он требовал. Требовал дать ему возможность делом доказать, что сможет, так как он знает свой «запас прочности». Оп боялся заключения без испытаний, ибо это было отступлением без борьбы. Этого он не мог допустить. Он действовал. И ему не смогли отказать.

За него стал горой весь отряд. Он пришел в Звездный, уже хорошо разбираясь в летном деле, провел в воздухе не одну сотню часов, знал почем фунт лиха. Охотно помогал всем, когда требовалась его помощь как инженера, и не стеснялся спрашивать о том, чего не знал сам.

...Прошло почти два года. Солнечным осенним днем на космодроме Байконур готовился старт. Оставалось два часа до того, как огромная космическая ракета начнет свой путь к орбите. К головной части скользил лифт. Когда дверцы кабины распахнулись, на площадку, примыкающую к кораблю, ступили три человека в легких голубых костюмах.