Чтобы между ними не возникло чувство взаимности, которое ни к чему бы все равно не привело, Нора Нивз встала и в заключение сказала:

– А если вам повстречается мисс О'Брайен, передайте ей, чтобы она не попадалась на моем пути!

Эта история с убийством Петси Лэкан совершенно не нравилась Саймусу Коппину. Опыт полисмена говорил ему о виновности Игэна О'Мирея, но все то, что он знал об этом молодом человеке, и особенно привязанность к дорогой миссис Нивз, заставляли его сомневаться в причастности Игэна к этому убийству. Ах, как бы он был рад, если бы в убийстве можно было заподозрить этого обольстителя, Кристи Лисгулда! Но об этом не могло быть и речи: пока продолжался матч, то есть в то время, когда Петси была убита, клетчатый пиджак Лисгулда маячил у Саймуса перед глазами.

Недалеко от участка сержанту повстречался Томас Лэкан, ставший таким же стариком, как и он сам, ведь они были ровесниками.

– Привет, Томас…

Тот посмотрел на него невидящим, отсутствующим взглядом, и Коппин невольно вздрогнул. Его голос исходил тоже как-будто издалека.

– Привет…

– Томас, старина, рад вас видеть… Мы ведь старые друзья… Я поэтому вполне разделяю ваше горе, во всяком случае, в большей мере, чем если бы оно постигло более молодого человека, чем вы или я…

– Какое горе?

Сбитый с толку подобным вопросом, Саймус не сразу подобрал нужные слова.

– Но, как же, Томас, ведь у вас погибла дочь?

– Вы, должно быть, ошиблись, сержант, моя дочь Кэтлин чувствует себя превосходно. Сейчас она на ферме и готовит для своего отца паштет, а я с возрастом все больше люблю вкусно поесть… Кэтлин – отличная дочь, сержант.

– Безусловно, Томас, но… я ведь говорю о другой вашей дочери – Патриции, Петси!

– Вы ошибаетесь, сержант, у меня нет дочери с таким именем!

И, оставив стоять на месте недоумевающего полисмена, Томас Лэкан пошел дальше по своим делам. Понимая, что за этим упорством скрываются невероятная боль и горе, гигант Саймус Коппин стоял и чувствовал, что на глаза ему наворачиваются слезы, чего с ним не бывало уже очень давно.

Майк О'Хегэн курил свою неизменную трубку, когда в кабинет вошел сержант. Они так давно работали вместе, что зачастую не нуждались в словах, чтобы понять друг друга.

– Что-то не так, Саймус?

– Я только что встретился с Томасом Лэканом.

– Как он воспринял то, что произошло?

– Он никак это не воспринял, Майк. Он утверждает, что Петси – не его дочь и ничего не хочет знать.

– Немного мальчишеская защитная реакция, но… она вызывает симпатию, верно?

– Лисгулд отказался от жалобы.

– Тем лучше!

– Я побывал у О'Мирея.

– Ну и как?

– Все это глупо, Майк… Если бы я был помоложе, то написал бы рапорт об отставке.

– До такой степени, Саймус?

– До такой, Майк.

Они еще с минуту помолчали, а потом сержант добавил:

– Старик Дулинг скоро умрет… Это вопрос нескольких дней, а, может, и часов.

– Он знает об этом?

– Он сам мне это сказал.

– Как он держится?

– Как порядочный ирландец.

Они опять помолчали. Вдруг, как бы говоря с самим собой, комиссар прошептал:

– Может, пока не стоит арестовывать его племянника, пусть с миром закончит последние дни…

– Не думаю, Майк, что он сможет умереть с миром, если мне не удастся схватить за шиворот убийцу Петси Лэкан.

– Но…

– Он уверен, что Игэн здесь ни при чем, и у него нашлись веские аргументы, Майк.

– И они оказались настолько вескими, что вы сами теперь верите в невиновность О'Мирея?

– Почти, Майк.

Не встретив Этни О'Брайен, сержант не мог ей передать предупреждение Норы, и поэтому на следующий день пути этих женщин сошлись в бакалейном магазине Дайона О'Нейла.

Уже три поколения О'Нейлов царствовали в мире пакетов чая, коробок с порриджем и кульков с конфетами. Следует сказать, что эта почтенная семья бакалейщиков принадлежала к цвету населения Бойля, и О'Нейлы, прекрасно зная настоящее и прошлое почти всех жителей города, допускали в магазин только тех из них, которых считали порядочными людьми. Итак, стать клиентом О'Нейла, значило, в какой-то мере, получить удостоверение о порядочности, и ради этого многие были способны пуститься на любые низости.

В те дни, когда весь город говорил о смерти Петси Лэкан, семидесятипятилетний старик Дайон О'Нейл, сидя за кассой, наблюдал, чтобы ни одна паршивая овца не могла затесаться в стадо избранных. Обладая совершенно фантастической памятью, он приветствовал каждого клиента по имени и фамилии и никогда не ошибался, расспрашивая их о здоровье двоюродных братьев, тетушек или дядюшек, их супругов. Мисс О'Брайен была в числе привилегированных клиентов, так как еще ее мать делала покупки в магазине О'Нейла, а миссис Нивз, из уважения к доктору Дулингу, пользовалась теми же правами.

Этим утром мисс О'Брайен, сделав нужные покупки, как раз расплачивалась у кассы, когда на пороге магазина появилась Нора. Всех покупателей в магазине охватило какое-то непонятное волнение, а Дайон О'Нейл так и застыл с приподнятой рукой, позабыв положить в кассу монеты, которые он в ней держал. Его внучка Брайди, отпускавшая мелассу[2], пролила ее мимо пакета, а сын и наследник Дайона Фрэнк, наливавший в бутылку технический спирт, не заметил, что она давным-давно полна, и спирт льется прямо на пол. Поняв по взгляду миссис Нивз, что ей не избежать неприятного объяснения, мисс О'Брайен, совершенно уверенная в своей правоте, первой перешла в наступление, чтобы обеспечить, как она надеялась, окончательное преимущество в споре. В тишине, которая наступила с появлением Норы, мисс О'Брайен громко сказала:

– Позвольте вам заметить, мистер О'Нейл, что я вас считала более строгим в выборе своей клиентуры.

В этом была ее ошибка, потому что обиженный Дайон О'Нейл сразу же оказался на стороне миссис Нивз. Но пока он подыскивал достойный ответ, чтобы наказать мисс О'Брайен за наглость, та успела добавить:

– Я бы никогда не поверила, если бы прежде мне сказали, что в магазине О'Нейла мне придется встречаться с женщиной, вырастившей убийцу!

Дайон О'Нейл едва не задохнулся от ярости.

– Мисс О'Брайен!

Миссис Нивз поставила на пол сумку, приставила к прилавку зонтик, закатала правый рукав пуловера, подошла к ничего не подозревавшей мисс О'Брайен, спокойно наблюдавшей как она это проделывала, и изо всех сил ударила ее кулаком в нос. Этни свалилась на пол, от удивления даже не почувствовав боли и не успев вскрикнуть. Покупательницы, мужья и братья которых наносили друг другу удары едва ли не с самого рождения, с восхищением оценили силу и точность этого прямого попадания. Презрев элементарные правила благородного искусства бокса, миссис Нивз налетела на лежавшую жертву, схватила ее за волосы, заставила подняться и левой рукой нанесла апперкот, вызвавший шепот одобрения у зрительниц и заставивший Этни выплюнуть вставную челюсть. Она чуть было снова не оказалась на полу, но гувернантка доктора Дулинга поймала ее на лету, чтобы затем нанести удар справа в желудок. С долгим шипением, похожим на звук пробитого баллона, Этни упала на пол и больше не поднималась. Миссис Нивз, бросив презрительный взгляд на свою жертву, строго посмотрела на всех присутствующих.

– Пусть это будет уроком для тех, кто вздумает клеветать! Игэн О'Мирей – отличный парень, и он глубоко страдает, так что нужно быть последней из последних, чтобы очернять страдающего человека… Мистер О'Нейл, я зайду позже, когда из магазина уберут мусор, и еще я вам очень благодарна за понимание.

Старик встал и перед покупателями, ожидавшими его реакции, заявил:

– Миссис Нивз, я всегда испытывал к вам чувство глубокого уважения, и сегодня вы еще раз убедили меня в моей правоте. Я уверен, что доктор Игэн О'Мирей – прекрасный человек. Кроме того, он не мог бы быть иным, поскольку его воспитали вы. Вам есть чем гордиться, миссис Нивз, и я благодарен вам за то, что вы посещаете мой магазин, в котором я всегда буду рад вас обслужить!