Гордо провел он нас по своему домику в сером пригороде Нью-Йорка. Центральное отопление стоило ему 15000 доларов, гараж с поднимающейся дверью, открывающейся и закрывающейся автоматически, 5000 долларов. На сколько он оценил мебель, я так и не выяснил. На стенах висела пара голландских гравюр по дереву, весьма приличные вещицы 2000-долларовой школы; они были застрахованы на 12000 долларов от возможного обнаружения подделки. Библиотека порадовала дорогостоящей страховкой от пожара, пожелтения, заплесневения и прочтения страниц. Страховка захватывающего вида из окна включала землетрясение, торнадо и пробегание стада быков. А в саду радостно щебетали птицы, поскольку знали, что застрахованы от разорения гнезд, болезни попугаев и соколиной охоты.

— Жену я застраховал на 100000 долларов, — прошептал дядя Гарри мне на ухо. — Иначе это будет нерентабельно. Я же должен возместить 30000 долларов страховки за ее развод с первым мужем…

Если где-то в нашем маленьком мире и существует государство в государстве внутри государства, так это город Нью-Йорк в штате Нью-Йорк в Соединенных Штатах[8] Америки.

Нью-Йорк имеет больше жителей, больше дорожных происшествий, больше выставок, больше новостроек и больше порока, чем в любом другом городе мира. Кроме того, там находятся Организация Объединенных Наций, Барабара Стрейзанд и король Саудовской Аравии. Нью-Йорк также богат облаками и открыт 24 часа в сутки. На свете он только один такой. И слава Б-гу.

Американцы очень гордятся Нью-Йорком. Когда приходится знакомиться с остальным континентом, каждый встречный немедленно спрашивает:

— Как вам понравилась Америка? И что вы скажете о Нью-Йорке?

— Америка — просто прелесть, — отвечаю я в таких случаях, — а Нью-Йорк — милый, приветливый город.

На этом тема была бы исчерпана, и моя американская карьера потерпела крах, если бы в Вашингтоне, округ Колумбия, ей не придали новый аспект. Один гостеприимный гражданин этого относительно небольшого и относительно красивого города пригласил меня в ресторан с кондиционером и, естественно, задал там непременный вопрос о моем мнении по поводу Америки и Нью-Йорка.

— Нью-Йорк — милый город, — затянул я свою обычную песню, — но на мой вкус, немного шумный.

— Секундочку, — остановил меня мой хозяин. — Я это должен рассказать своей жене.

Он достал телефон и после пары вводных фраз заговорил обо мне:

— Очень славный, — услышал я его слова. — Но терпеть не может Нью-Йорк. Тамошний шум просто сводит его с ума.

Затем он, выжидательно держа трубку в руке, обратился ко мне:

— Жанетта хотела бы знать, не обратили ли вы также внимания на обилие мусора в Нью-Йорке?

— Еще бы! Это просто мерзость какая-то!

— А сирены и стрельбу по ночам?

— Лучше не напоминайте!

— Моя супруга хотела бы пригласить вас на ужин, — известил он меня через несколько секунд.

Это было мгновение истины. Это тем же вечером в доме моего новоприобретенного друга Гарри подтвердили многие изысканные гости, которых он пригласил в честь меня и которые обступили меня плотным кольцом, с коктейлем в руке и жаждой мести в глазах.

"Расскажите нам что-нибудь ужасное про Нью-Йорк", — умоляли меня их взгляды. — Вы как иностранец должны быть беспристрастны. Ругайте же его!".

Ну, это я — пожалуйста.

— Нью-Йорк страшно действует на нервы, — мимоходом заметил я. — Я не смог бы прожить там и двух лет.

— Еще! — простонали с закрытыми глазами столпившиеся вокруг дамы. — Дальше, дальше!

— Нью-йоркские мужчины неэлегантны, небриты и скупы. Нью-Йорк — это не Америка.

— Гениально, — простонал какой-то молодой газетчик. — Это же заголовок моей завтрашней статьи! — И он исчез.

На следующий день во всех ведущих газетах города рядом с моей фотографией красовался огромный аншлаг: "Израильский ученый ненавидит нью-йоркскую истерию", — и как подзаголовок: "и любуется великолепными красотами Вашингтона".

Известие, подобно степному пожару, распространилось от побережья к побережью. Когда я в Хьюстоне, штат Техас, выходил из самолета, меня уже поджидала толпа ковбоев, разъедаемых комплексом неполноценности[9].

Руководитель делегации, ростом под два метра, обратился ко мне:

— Эй! Не вы ли тот малый, что везде ругает Нью-Йорк?

— Все зависит от того, — ответил я, — что вы здесь мне предложите.

Был предложен номер в "Хилтоне", лимузин с персональным шофером и безграничное количество виски со льдом. На торжественный обед, данный в мою честь мэром города, съехались нефтяные магнаты со всей округи. Они молча занялись своими стейками. Они безмолвно и неподвижно вперили в меня свои взгляды, полные ожидания. Я дал напряжению немного окрепнуть, прежде, чем начать представление:

— Господа, — сказал я, — я предлагаю тост за ваше здоровье. Вот только в Нью-Йорке это у вас не получится. Это вообще не город, а какой-то огромный, злобный притон наркоманов. Его было бы неплохо окружить полицейским кордоном.

Громоподобные аплодисменты, разразившиеся вслед за моими словами, заставили содрогнуться все окрестные стада быков. А после моего телевизионного интервью ("Средний нью-йоркский великан на 3 дюйма ниже среднего техасского гнома") мне вообще пришлось отбиваться от многочисленных приглашений, посыпавшихся со всех сторон изо всех штатов. Человека, взявшего затем дело в свои руки, звали Чарли. Представился он мне так:

— Вы — экстра-класс. Выше Гималаев. Ваш трюк с Нью-Йорком проходит на "ура". Вам нужен только агент. Меня зовут Чарли.

И мы заключили с ним контракт на год. Чарли напечатал проспект с прайс-листом, который в наглядной форме давал обо мне необходимую информацию и стоимость мероприятий:

"Общие заметки о перенаселенном Нью-Йорке: приглашение к обеду (шесть блюд).

Детальное описание морального разложения: проживание и обслуживание на два дня в первоклассном отеле.

Пикантные детали ночного разбоя (с яркими примерами): шесть дней в отеле класса люкс. Скидки для обществ.

Каждую среду — также и по утрам.

Заказывайте уже сейчас!".

Городской стадион в Лос-Анджелесе, где Билли Грехем проводил свои проповеди, едва вместил всех желающих. Чтобы не испытывать понапрасну терпение людей, губернатор Калифорнии ограничился только кратким приветствием в двух предложениях:

— Наш всемирно известный, везде побывавший друг только несколько дней назад вырвался из нью-йоркского ада. Послушаем, что он расскажет.

Я взял микрофон:

— Дорогие друзья, достойные зависти жители Западного побережья! Не раз несравненная красота вашего города терзала мою душу, когда я пытался забыть о ней, терпя страдания в Нью-Йорке. Но сейчас, когда я опять с вами, я уже не испытываю никакой ненависти к этому современному Содому, а одну только жалость. Что такое в действительности Нью-Йорк? Каменные трущобы небоскребов, асфальтовые джунгли, вонючее болото, в котором набитые деньгами крокодилы бессовестно набрасываются на неопытного прохожего и пожирают его, если он раньше еще не пал жертвой расцветших махровым цветом коррупции и жестокости…

Я становился настоящим поэтом. И поскольку я еще периодически вставлял легко воспринимающиеся строфы о нью-йоркских гнездах порока и извращений, элита Лос-Анджелеса окончательно приняла меня в свое сердце. Аристократический круг замкнулся вокруг меня и готов был слушать меня столь долго, пока не заучивали мои тексты наизусть и не летали в Нью-Йорк, чтобы там пару ночей хорошо поразвлечься. Однако я не собирался их инструктировать. Мои посещения были расписаны на месяц вперед. Одна звукозаписывающая фирма в Сан-Франциско предложила мне выпустить альбом с самыми примечательными пассажами из моих выступлений под заголовком: "Я хочу Нью-Йорк похоронить, а не хвалить".