По мнению Никоса Чаусидиса, у южных славян «особенно привлекает внимание лик царя Трояна: он представлен как человек с тремя головами, из которых одна питается рыбой, другая скотом, третья людьми. Его жилище часто связывается с разрушенными твердынями. Боялся Солнца и потому двигался только ночью, когда накинет черный плащ, ездя на черном коне… Среди народных песен собрания Петрановича и Миладиновцы встречаются и такие, в которых упоминается город Троян (или Троем), проклятый город, в котором властвует беззаконие, чьи жители подлые христиане, из-за чего терпят разные наказания. Нодило считает, что этот старинный город получил это перекрещенное значение по своему древнему свойству подземья, темноты и кары…» (Чаусидис, 1994). Этот автор также убеждён, что «отождествление славянского Бога и римского царя случилось лишь на почве схожести их имен». При этом он сопоставляет западнославянского Триглава, находя аналогию в том, «что тот владеет тремя слоями Вселенной: Небом, Землей и Под(за) земьем. Этим уделам когда-то отвечало старинное толкование триглавости южнославянского Трояна, который одну голову питает людьми (Небо), другую животными (Земля), а третью — рыбой (Подземье)…» (Там же).
Но логика здесь, совершенно очевидно, хромает. С чего бы это вдруг люди ассоциируются с Небом? И скот и люди ходят по одной грешной земле. Такого мы не найдём ни в одной традиционной символике.
Впрочем, А. Н. Афанасьев пересказывает сербское предание про короля Трояна, отчасти подтверждающее мнение румынских исследователей: «В Трояновом граде (теперь развалины на горе Цере) жил некогда царь Троян; каждую ночь ездил он в Срем на свидание со своей милою. Ездил Троян по ночам, потому что днем никуда не смел показываться, опасаясь, чтобы не растопило его ясное солнце. Являясь в Срем, он задавал коням овса, и как только кони съедят корм, а петухи запоют предрассветную песню — тотчас же пускался домой, чтобы поспеть в свой город до восхода солнца. Сведал про то муж или брат его любовницы, повыдергал у всех петухов языки, а коням вместо овса насыпал песку. Эта хитрость замедлила отъезд Трояна; перед самым рассветом он вскочил на коня и поскакал в свой город, но солнце настигло его на пути. Троян спрыгнул с коня и спрятался в стоге сена; проходившие мимо коровы растрепали стог, и солнечные лучи растопили несчастного царя. Это же предание занесено и в сербскую сказку, где вместо Трояна заступает змей.
Одна из скандинавских сказок повествует о великане, который не был впущен в свой замок до самого рассвета, и вот — когда выехала на небесный свод прекрасная дева Заря — великан оглянулся на восток, увидел солнце и тотчас упал на землю и лопнул. Эти замены прямо указывают на тождественность Трояна с великанами и драконами…
Демонический характер присваивался великанам на тех же самых основаниях, что и драконам. Как змей Вритра созидает зимою ледяной, облачный город, куда скрывает теплые тучи солнца и водяную жену (дождь), так и великаны, в качестве властелинов зимних туманов и снеговых туч, строят свои облачные города, чтобы спрятать за их стенами золото солнечных лучей и благодатную влагу дождей…» (Афанасьев, 1982, с. 293).
Имя Вритры означает в ведизме препятствие и сопротивление. Это змей или дракон, почивающий на горе. В качестве горы понимается не земная твердь, а вершины небесные, с которых никак не хлынет живительный дождь. Победив Вритру, Индра освобождает воды, скованные драконом (быть может, бывшие у того в заточении в виде снега или града). Кстати, Вритра либо сливается, либо находится в родственных отношениях с Вишвйрупой, «обладающим всеми формами», трёхголовым «демоном», сыном Тваштара, похитившим коров (т. е. небесные воды) и за это поражённым Индрой (РВ, X, 8, 8–9). Не может ли Троян быть сыном Сварога, как Вритра/Вишварупа — сыном Тваштара, посланным им в наказание другому своему сыну Индре/Перуну?
Между прочим, метафорически от солнечного света тает не только снег, но и тьма. Зима и темень пребывают друг с другом в родстве. Зима определённо тёмное время года, когда короток светлый день, как в эпоху тьмы короток век живущих.
Выходит, Троян — ночное или зимнее божество, коему солнце и свет приносят вред?
В заговоре № 248 («Ко сну отходящим») из собрания «Великорусских заклинаний» Л. Майкова некоторые авторы склонны видеть намёк на того же Трояна или даже на Триглава. Но несколько странно ожидать от христианского бога владения подводным миром и миром «земляным», и даже земным — подземным или лесным. В православии (и в народной традиции) этого бога ассоциируют с небесным отцом.
Думаем, всё может быть намного банальнее, и речь идёт о водяном-водокруте, лешем-лесуне или уже-Змиулане{69} (все они упоминаются в заговорах), наконец, о ветре, который могуч и гоняет стаи туч. Не менее вероятно, что это причудливая смесь двоеверия, и небесный царь — это натуральный Спас(итель)…
Точка зрения румынских исследователей выражается в том, что «ключом к решению вопроса о Трояне должны послужить отношения даков и южных славян VI–VII вв. н. э. на Дунае, равно как данные румынской филологии и лексики» (Болдур, 1958. с. 10). Со ссылкой на предшественников конца XIX — начала XX в. высказывается идея о взаимном лексическом обогащении румынского и древнего южнославянского языков, в результате которого в румынский перешло представление о Млечном Пути как Трояновой Тропе, разумеется, как раз по этому указателю можно ориентироваться, пересекая горы и леса.
Млечный Путь называется Troian или Troianul cerului (Троян неба), Troianul ceresc (Небесный Троян). Млечный Путь сравнивается с просыпанным снегом и нагромождением сугробов, уподобленных Трояновым валам: «В румынском языке переходные глаголы „a troieni“ и „a introieni“ означают „заносить“, „покрывать снегом“, „образовывать, нагромождать кучи снега“. Эти оттенки „заволакивать“, „покрывать“, „убелять сединой“, „заносить снегом“ сохраняются и в выражениях, используемых метафорически и в переносном смысле. Выделены три основных смысла слов с подобной корневой основой — снежная масса, дорога и белизна» (Там же).
Эти рассуждения могут пролить некоторый свет на функции Трояна и его сакральное предназначение, если это, конечно, бог или прозвище какого-то иного божества.
В таком случае «земля Троянова» — ночное небо, тёмное небо, не светлое, в коем видна Тропа Троянова, проложенная как звёздная Дорога, зримое воплощение Мирового древа — Млечного Пути, по которому может скакать и прыгать мыслею Боян.
Вспомним ещё раз: «Въстала обида в силах Даждьбожа внука, вступила девою на землю Трояню, въсплескала лебедиными крылы на синем море у Дону: плещучи, упуди жирня времена. Усобица князем на поганыя погыбе, рекоста бо брат брату: „Се мое, а то мое же“. И начяша князи про малое „се великое“ молвити, а сами на себе крамолу ковати. А погании с всех стран прихождаху с победами на землю Русскую».
Земля Русская — не земля Троянова. Земля Троянова — метафора. Это пространство, подвластное Трояну. Птица-Дева-Обида — лебедь в лишённом света чёрном небе, поскольку наследник солнечного Даждьбога проиграл бой, так как князья перегрызлись между собой. И место света тьма заступила.
В этом случае напрашивается вывод, что Троян — бог тёмного, незнаемого времени, сумерек, ночи, зимы (?), отступающего перед солнечным светом. И земля Трояна — это тьма небесная, которую способен осветить наследник солнечного Даждьбога, когда бы сила была. Но нет её уже.
Иначе говоря, довольно распространённое мнение, будто автор «Слова о полку Игореве» упоминает «Трояновы века» как счастливое время предков русичей, оказывается неверным. Напротив, речь идёт о тьме веков, бездне времени, в сравнении с которой время Ярославово и всё прочие — лета, мгновения. Автор говорит просто о прошлом, минувшем.