Тоня заметила изумленный взгляд Кеши и с гордостью сказала:

— Ну как, нравится?

— Ничего… Это ты сама выдумала?

— Что ты! В журнале увидела. Там еще не такие есть!

Тоня приподняла краешек платья пальцами и, поглядывая на острые красные носки туфель, пошла вслед за Кешей.

Тоня шла неторопливо, подбоченясь одной рукой и помахивая возле лица платочком, хотя в тайге было еще довольно прохладно и мухи тоже не летали.

Байкал встретил их приветливо, как старых знакомых. Низовой ветерок катил по берегу легкокрылых, отлетавших свою недолгую жизнь ручейников, собирал их в черные высокие холмики. Задумчиво и тихо шлепала о сваи причала вода, под берегом, будто крохотный листочек бумаги, летал без всякой цели мотылек.

Кеша натянул потуже парус, взял кормовое весло и повел лодку вдоль высоких, нависших над водой берегов. Байкал, казалось, уснул. Только изредка зарябит вода и почти у самой кормы пронесется и тотчас сгинет косяк бокоплавов — крохотных суетливых рачков с длинными, будто антенны, усами.

Кеше надоело плыть у берега, и он повернул лодку к большой воде.

В стороне пыхтел неповоротливый, как утюг, буксир, за ним, поблескивая мокрой корой, плыли длинные сигары плотов. Стая чаек покружила над лодкой, прокричала что-то на своем чаячьем языке и улетела прочь.

Берег давно остался позади. Песчаная коса, куда Кеша ходил купаться с Лехой, вытянулась в тонкую желтую ниточку и вскоре совсем растаяла и слилась с морем. Накренившись на правый борт, «Ольхон» плыл в неизвестные страны.

Вода за кормой стала гуще и темнее, вдалеке запрыгали белые курчавые гривы.

Тоня сидела на носу и, опустив голову, смотрела в воду. Прилепившись к донным камням, стояли, будто часовые подводного царства, ветвистые губки, изредка сверкал серебряным боком омуль, торопились куда-то по своим делам желтокрылые бычки-подкаменщики.

И вдруг Тоня быстро вздернула голову и в страхе метнулась к другому борту.

— Ой-ей-ой-ей! — понеслось над Байкалом.

Кеша чуть не выронил весло от этого страшного крика.

— Чего кричишь? — с опаской спросил он. — Кита увидела?

А Тоня смотрела на него совсем дикими, сумасшедшими глазами и показывала на воду.

— Кеша, там… церковь…

Кеша не сдержался и захохотал. Вот же чудачка — церковь на дне Байкала увидела!

— Ты что, рехнулась? — спросил Кеша, вытирая слезы.

Но Тоня была серьезна. С ужасом смотрела она в воду и твердила одно и то же:

— Там церковь. Я видела сама…

Хочешь не хочешь, Кеше пришлось успокаивать глупую Тоню. Он развернулся и поплыл мимо того места, где Тоне почудилась какая-то чепуха.

— Ну, где твоя церковь, дурочка?

Кеша склонился над бортом и стал смотреть вместе с Тоней в воду. Наверняка там камень или маленький затонувший островок. Кеше рассказывали, что на Байкале было двадцать два постоянных и множество временных или, как называли еще тут, ныряющих островов. Сегодня он лежит себе посреди Байкала как ни в чем не бывало, а приплывешь завтра, его уже и след простыл — ни скал, ни желтого песочка, ни тоненькой, невесть как выросшей среди моря березки. Ушел под воду, и все.

И выдумает же Тоня такую чепуху!

Кеша проплыл еще немножко и в самом деле увидел длинный плоский камень и на нем красивые, похожие на оленьи рога губки. Заросли губок напоминали подводный лес. Вполне возможно, что в этом лесу собирались по вечерам жители Байкала, отдыхали после дневных забот и вели полезные разговоры.

Строгие, будто профессора, сидели в стороне байкальские нерпы-тюлени, расхаживали взад-вперед в новеньких костюмах черные хариусы, юлили и поддакивали всем широколобки; удивленно раскрыв зубастый рот, слушали умные разговоры живородящие рыбы голомянки.

Какая тут церковь!

Кеша пожалел, что послушал Тоню и поплыл разыскивать церковь.

Он хотел было уже повернуть лодку назад, но Тоня снова закричала, еще сильнее прежнего:

— Вот она! Вот она!

Кеша посмотрел в ту сторону, куда показывала Тоня, и обмер.

Нет, он никогда, ни за что в жизни не забудет того, что увидел в эту минуту.

На дне Байкала, чуть озаренная тусклым солнечным лучом, стояла церковь. Кеша отчетливо увидел и темные зарешеченные окна, и круглый, крытый листовым железом купол, и высокий, с тремя перекладинами крест…

Это была ночь кошмаров. Только Кеша уснул, небо над Байкалом треснуло, развалилось, и оттуда понесся на всех парах к Кешиному стожку настоящий живой бог. Не успел Кеша и ахнуть, как бог уже сидел рядом с ним на сене.

Одет бог был как-то странно — длинное белое покрывало без пуговиц и застежек, а на ногах новые, видимо недавно купленные, сандалии из красной кожи. Над головой бога, не касаясь длинных рыжих волос, светился золотой венчик.

Сердце Кеши оборвалось и покатилось куда-то вниз. «Теперь крышка», — мелькнуло в голове.

Бог поднял вверх тонкую, жилистую руку, как будто бы хотел стукнуть Кешу по затылку, и гневным голосом спросил:

«Ну что, великий грешник, теперь веришь или не веришь?»

Кеша дрожал от страха. Он даже закрыл глаза и тихо, не разбирая сам, что говорит, ответил:

«Теперь верю».

«Плевать в меня будешь?»

«Не буду».

Бог опустил руку. Лицо его стало как будто немного добрее.

«Перекрестись, великий грешник!»

Кеша перекрестился.

«Молодец, — похвалил бог. — Дай тебе бог здоровья. Ну, а теперь прощай».

Бог поправил венчик над головой, оттолкнулся ногами от стожка и взмыл вверх. Заискрилось над тайгой небо, хлопнули вдалеке тяжелые божественные ворота, и все.

Но радовался Кеша рано. Прошло минут пять или десять, и бог снова был тут как тут. Бог приступил к делу без всяких проволочек. Сел рядом с Кешей и все тем же строгим, недовольным голосом сказал:

«Великий грешник Кеша, я решил дать тебе страшное, суровое испытание. — Посмотрел на Кешку темным, сумрачным взглядом и добавил: — Сегодня вечером ты сваришь вместе с Тоней кота Акинфия в котле».

У Кеши даже волосы дыбом стали.

«Разве котов можно варить?» — прошептал он.

«Не смей спорить с богом! — закричал бог. — Слово божье — закон. Ты принесешь мне кота Акинфия в жертву. Понял или не понял?»

«Понял», — ответил Кеша заплетающимся языком.

«Я верю тебе, великий грешник, и прощаю твои грехи, — сказал бог. — Сегодня твой отец извинится перед тобой. Но, если ты не выполнишь мое указание, пощады не жди. Я не прощу тебе этого, великий грешник».

Бог поднялся, затряс над головой кулаками…

«Громы и молнии! — закричал он. — Громы и молнии!»

Бог покричал еще немного, пригрозил Кеше напоследок кулаком и улетел, теперь уже насовсем…

Всю ночь мучили Кешу кошмары. Он стонал, звал на помощь отца и, кажется, плакал. Проснулся Кеша поздно. Оттого что он не выспался, у него болели и голова, и руки, и ноги. Но главное — у Кеши было противно и нудно на душе.

Привязался же к нему этот бог! Кеша начал вспоминать свой сон и в конце концов решил, что тут какая-то чушь. Мало чего может человеку присниться. В прошлом году, например, ему приснился козел. И как будто бы этот козел сидел на пеньке и наяривал на балалайке польку-бабочку.

Но и эти утешенья не помогли, и Кеша все равно чувствовал себя виноватым. Настоящий пионер даже во сне не будет креститься и поддакивать богу. Это уже точно!

И лучше всего, пожалуй, пойти сейчас и честно рассказать про все отцу — и про бога, и про церковь, и про кота Акинфия. Кеша поднялся с подушки, а потом вдруг вспомнил вчерашнюю порку и только вздохнул.

Но вставать все равно надо. Кеша забрал свой тулуп, подушку и, не ожидая ничего доброго, пошел в избу.

Отец Кеши уже сидел за столом и пил чай вприкуску.

— Ну что, барин, проснулся?

Кеша не ответил. Пошел в уголок, где висел на гвоздике жестяной рукомойник, и стал намыливать руки.