Киваю головой, мол, понял. Подворачиваю, чтобы пройти метрах в 50-ти. Сам тоже бросаю взгляд на БТЩ, виноват, отвлекаюсь. И тут катер неожиданно прыгает - раз, второй! Попали на развал волны тральщика, сто чертей! Мои генералы падают с подножки, аж фуражки покатились в трюм. «Ну, - думаю, - нагорит».
Уменьшаю ход, начинаю извиняться. И вдруг в ответ слышу:
- Ничего, мы ведь сами попросили, - отвечает на мои извинения генерал-лейтенант спокойным голосом.
А в порту, сойдя на причал, генерал снова жмет мне руку и благодарит за прекрасную морскую прогулку. Затем сует мне большой сверток.
- Это нам приготовили на дорогу, - говорит он. - Но уже без надобности. Угоститесь.
Этот обаятельный генерал-лейтенант был командующий Черноморской группой войск Иван Ефимович Петров.
К сожалению, угоститься не пришлось. Там же на причале у меня, вконец растерявшегося, неожиданно из рук забрал сверток Петр Васильевич Рубцов.
- Тебе еще рано генеральский харч есть! - смеясь, сказал он и вместе со своим закадычным другом Яшей Лесовым, постарше возрастом, как и Рубцов, тут же удалились. Мне осталось только одно: после удовлетворить свое любопытство.
- Что там было в свертке? - спросил я Петра Васильевича.
- Коньяк и закуска! - снисходительно бросил он.
Так это было или нет, но я огорчился не сильно: к спиртному пристрастия не имел, а, к тому же, говорили бывалые, - коньяк клопами отдает…
Некоторое время спустя мне довелось еще раз выполнить подобное задание: следовало доставить в Геленджик флотского начальника контр-адмирала… Те же 40 узлов. Та же штилевая погода. Прошли Джубгу. И тут боцман, хлопнув меня по голове, показывает рукой справа вверх. Смотрю: шесть бомбардировщиков следуют встречным курсом на юг. Кивнул головой. Думаю: «Надо действовать по науке - адмирал на борту!» [338]
- Дать опознавательные! - кричу. Боцман выпускает белую ракету, а я делаю крутой поворот влево - этот комплекс действий обозначал на данный момент для нашей авиации сигнал «Я свой корабль». Глядь на самолеты: ужас - бомбардировщики противника! А я им еще и опознавательные дал! По науке… Хотя они нам и не страшны: на встречных курсах атаковать им трудно, разворачиваться из-за нас не станут - но ведь при начальстве конфуз… С досады увеличил ход до 50 узлов. Так и влетел в бухту Геленджика. Обойдя входной мыс Толстый, последовал к городскому причалу, сбросив скорость до 32 узлов. «Ну, - думаю, - покажу хоть класс при швартовке».
«Стоп». «Назад». «Глуши». Тут все по науке тоже. Содрогнувшись, катер стал. Затем мягко подходит бортом к причалу. Боцман и радист с набранными швартовыми стоят на местах. Но радист в расстроенных чувствах: потерял бескозырку - на большой скорости ее сорвало с головы и швырнуло за борт. Он то с этого расстройства и учудил. По команде «Подать швартовы» радист вместо пирса набрасывает флаги конца на адмирала, стоявшего у рубки катера. Тот, брезгливо сбросив с себя грязный швартов, даже не ответив на мою сверхгромкую команду «Смирно!», спрыгнул на причал и, не оглянувшись, пошел к ожидавшей его легковой машине.
Какая уж тут благодарность за «прекрасную морскую прогулку» и сверток с коньяком и закуской для Петра Васильевича и Яши Лесова. Видимо, такая щедрость среди высоких начальников попадается не часто…
…А бои шли на суше и на море.
…При выполнении задачи выявления огневых средств противника в районе Эльтиген - Камыш-Бурун внезапным сосредоточенным огнем вражеской артиллерии был расстрелян ТКА-152 старшего лейтенанта М. К. Овсянникова. Шедший впереди. А. И. Градусов не мог оказать ему помощи. При любой попытке его встречал шквал огня. Судьба экипажа погибшего катера неизвестна до сих пор. В живых остался, по-видимому, лишь один М. К. Овсянников, проживающий ныне в Ярославле. Тяжело раненный, без сознания, он попал в плен, там остался без ноги, и еще были у него долгие и страшные мытарства… [339]
…При неожиданном налете авиации противника бомба упала в нескольких метрах от швартовавшегося в этот момент ТКА-112 командира звена старшего лейтенанта Мартынова. Он был смертельно ранен осколками в живот. Тяжелейшие ранения у комиссара нашего дивизиона старшего политрука Тарасова - перебита рука, оторваны ноги. Погибли старшина группы мотористов Терешкин, боцман Сытник, командир отделения мотористов Гаврилов. На борту находился и командир 3-го дивизиона капитан-лейтенант В. И. Довгай. Раненный в бедро, он перебрался с горящего катера на причал. Прямо перед ним с окровавленным лицом падает в воду радист Эсикман и начинает звать на помощь. Оказалось, он ничего не видит. В. И. Довгай вытащил радиста на берег. Выбиравшемуся через люк мотористу Даниленко на руке оторвало палъцы…
Из всех, кто был тогда на ТКА-112, только капитан-лейтенант В. И. Довгай после излечения в госпитале вернулся в бригаду.
В этот сложный период на флоте мы не только оборонялись, но и наступали. Так, вечером 31 июля наша воздушная разведка обнаружила в бухте Двуякорной - южнее Феодосии - пять быстроходных десантных барж (БДБ) противника. В наступивших сумерках в очередной набег ведет свои дальнеходные катера капитан-лейтенант К. Г. Кочиев. Как всегда, он на головном вместе с Олегом Чепиком, за Д-3 следует и CM-3 M. К. Турина. Придя в район Феодосийского залива, включили глушители и малым ходом проникли в бухту Двуякорную. Обнаружив три силуэта БДБ, стоящих на якорях, дали поочередно два торпедных залпа. После взрыва противник включил прожектор и открыл зенитный огонь. Но в небе, понятно, никого не было. Зашарили по бухте, обнаружили катера и перенесли огонь на них. ТКА - они уже имели это грозное оружие на борту - дают по фашистам два залпа реактивными снарядами и топят две вражеские БДБ. Сняв глушители, прикрываясь дымами, катера уходят в базу.
Энтузиастом внедрения корабельной реактивной артиллерии на Черноморском флоте был капитан-лейтенант Г. В. Терновский. Еще в начале 1942 года будущий Герой Советского Союза вместе со старшим техником лейтенантом Н. С. Поповым не только разработали, но и сами изготовили пусковые установки для 82-миллиметровых [340] реактивных снарядов. Их смонтировали на 45-миллиметровых орудиях сторожевого катера капитан-лейтенанта А. Т. Кривоносова. Под Анапой в начале марта этого же года прошли экспериментальные стрельбы, утвердившие рождение флотских «катюш». А через некоторое время по проекту младшего лейтенанта А. Н. Белова были изготовлены установки для ТКА. В набегах на порты, оккупированные фашистами, в нашей бригаде участвовали немногие. Но в уничтожении плавсредств врага на путях их морских коммуникаций - почти все. Моряки четко выполняли поставленную во второй половине 1942 года народным комиссаром ВМФ Н. Г. Кузнецовым перед Черноморским флотом трудную задачу: нарушать морские сообщения противника, наносить удары по пунктам базирования с целью срыва его перевозок.
В связи с этим на флоте у всех была конкретная задача. Крейсера и миноносцы выходили для нанесения огневых ударов не только в Крым, но и к берегам Румынии. Авиация обрушивала удары в Азовском море, в Керченском проливе. Понятно, что не остались без дела и мы, катерники. Для ТКА был обозначен треугольник действия: Феодосия, включая бухту Двуякорную, - Камыш-Бурун - Анапа.
Район был на достаточно большом расстоянии от места нашего постоянного базирования. Поэтому возникли трудности с горючим. Но наш флагманный механик бригады инженер-капитан 2-го ранга Н. С. Гулим проявил смекалку. Скудными силами ремонтной группы в Туапсе он наладил изготовление дополнительных емкостей на 500 и затем 1000 килограммов горючего. Эти бензобаки устанавливались в желоба вместо одной торпеды. Значит, стрелять нужно было точнее, чтобы одной торпедой потопить транспорт врага. Зато радиус действия наших ТКА намного увеличился. Мы выходили в свою зону ночного поиска поотрядно, при хорошей организации боевой работы. «Во время битвы за Кавказ торпедные катера потопили и повредили свыше 30 вражеских барж и катеров», - так отмечается в боевой истории Черноморского флота.