— Туда ему и дорога. А кто теперь на его месте?

— Эскель.

— Не знаю такого.

— Маленький толстяк с круглым носом.

— Этот? И вы полагаете, что он лучше, чем Слуцкис? Это же одна банда.

— А я этого и знать не хочу, — зевнул Йоселе. — Насчет этого я не питаю никаких иллюзий. Вы что-то еще хотели?

— Нет, спасибо. Только не говорите Эскелю о моем звонке.

— Могила.

И Йоселе с удовлетворением положил трубку.

— Ты не слишком далеко зашел? — робко спросил я.

— Ты всегда думаешь только о себе, но не о моих нервах. Если бы ты еще раз сказал "не туда попали", этот парень взбесился бы, и снова, и снова тревожил нас своими звонками. А сейчас он счастлив, потому что он один-единственный знает, что Зульцбаум и его друзья схвачены — и оставит нас в покое. Да и Зульцбаум останется в покое. Он и его друзья могут без помех работать дальше. И коротко, и ясно, и все довольны.

Едва получил я собственный телефон, как внезапно заметил, что окружающий мир изменил свое отношение ко мне. Старые знакомые перестали здороваться и даже пересаживались за другой столик в кафе, едва я хотел подсесть к ним, короче: там, где я всегда спокойно ходил, сидел и стоял, меня окружил густой туман враждебности. Самая лучшая из всех жен утверждала, что всему виной мой мерзкий характер, и я уже практически с ней соглашался, ибо при ближайшем рассмотрении я был действительно отвратительным человеком… До тех пор, пока я не нашел решения этой ужасной загадки. Я нашел ее в случайной ситуации, еще более запутанной, чем самая греческая из всех античных трагедий.

Наша радиостанция как-то пригласила меня вместе с одним выдающимся ученым на одну выдающуюся научную передачу, и послала за нами свою служебную машину, сначала за моим коллегой, а потом за мной. Когда я уселся в машину, он приветствовал меня с ледяной холодностью, какой встречают только шпионов, но не ученых. Некоторое время он безмолвно сидел рядом со мной. Только на первом перекрестке, заставившем нас долго ждать, нарушил он ледяное молчание:

— Вот что я скажу вам, милостивый государь. Если бы эта программа не была утверждена еще неделю назад, то за ваш оскорбительный тон, каким вы говорили с моей супругой по телефону, я потребовал бы сатисфакции и вообще отказался бы с вами встречаться.

Я был смущен и растерян. Оскорбить замужнюю даму — вовсе не то дело, которым можно гордиться, тем более, когда вообще не можешь вспомнить, что говорил с данной дамой. Соответственно, я проинформировал моего коллегу, что его супруга не числится в списке персон, которых я наметил для телефонных оскорблений.

— Рассказывайте, как же, — злобно бросил он мне. — Сегодня утром моя жена позвонила вам, чтобы спросить, когда придет машина со студии. Вы же порекомендовали ей идти к черту, да еще добавили, что вы вовсе не бюро справок. Вы считаете это вежливым ответом?

Я почувствовал, что кровь стынет в моих жилах. Неужели это все происходит со мной? Мир знает и еще ценит меня как в высшей степени плодовитого писателя… да и жизнь, как-никак, посеребрила мои волосы сединой. При этом я готов был поклясться — и этого уже достаточно — что я еще ни разу в жизни не говорил по телефону с женой моего партнера по передаче. Да и вообще меня дома-то сегодня утром не было. Что же это происходит?

— Ваша жена мне звонила? — переспросил я.

— Так точно. Сегодня утром.

— Домой?

— А куда же еще? Ваш номер стоит в телефонном справочнике.

Тут-то завеса тайны стала понемногу рассеиваться. Тут-то и обнаружился мой двойник, мое скрытое "я". Будь тут криминал, этот случай можно было бы использовать в фильме под названием "Человек, который жил двумя жизнями", и Майкл Дуглас непременно сыграл бы в нем главную роль. Однако, речь шла всего лишь о простой человеческой драме, и при этом совершенно ясно, что это израильское Министерство связи сыграло со мной подлую шутку. Как известно, наше Министерство связи отнюдь не консервативно и стремится к прогрессу и самосовершенствованию, для чего каждые два месяца меняет часть телефонных номеров. Это вызвано непрерывной автоматизацией телефонной сети и состоит, главным образом, в том, что все номера, начинающиеся с 37, внезапно изменяют свое начало на 6, а все, начинающиеся на 6, теперь начинаются на 37. Это я знаю по своему горькому опыту. Мой собственный номер был в течение последних трех лет трижды изменен согласно неписанному закону еврейской телефонной и телеграфной связи, который гласит приблизительно так:

1). Не сообщать никаких сведений и подробностей о предстоящих изменениях. Можно только заявить, что "в ближайшее время некоторые цифры в вашем номере изменятся".

2). Изменять телефонный номер сразу же после выхода нового издания телефонного справочника.

На этих двух фундаментальных принципах строится чудовищное количество бессмысленных телефонных звонков и беспрецедентный рост доходов Министерства связи. Мой случай — хороший тому пример. Звонящий берет в руки только что вышедший телефонный справочник, набирает входящий код 44 и еще четыре последующих цифры и спрашивает:

— Г-н Кишон дома?

На что следует ответ:

— Для вас — нет.

Далее следует "клик", происходящий от резко брошенной трубки и который должен дать понять, что это действительно был не я. Это просто участник игры, который стал таковым при очередной смене моего номера. И ведь никто ему даже симпатии своей не выкажет. Несомненно, при первом неправильном звонке он реагирует довольно вежливо. Но спустя некоторое время это становится уже чересчур, и его ответы становятся все короче:

— Сожалею, но г-н Кишон в отъезде.

— Г-н Кишон арестован.

— Кишон умер.

После чего следует упомянутый "клик". Один из моих друзей рассказывал мне, что выдержал трехдневную отчаянную битву с моим двойником и выслушал от него такие ругательства, какие при моем характере были просто недопустимы. И только это внушило ему некую догадку, что он действительно говорит не со мной. Тогда он поинтересовался моим новым номером и получил в ответ:

— Ах, так вы хотите знать новый номер Кишона? Тогда воткните ваш правый указательный палец в ту маленькую дырку наборного диска, где нарисована цифра 1, потом в дырку с цифрой 2, и тогда вы попадете в справочную службу, которую и спрашивайте о телефоне Кишона. А у меня, сударь, нет времени на идиотскую болтовню и выдачу справок.

Клик.

Но кто может на него обижаться? Действительно, это было бы слишком — предложить ему говорить каждому звонящему: "Номер Кишона теперь начинается с 41". Человек же, в конце концов, не машина. Трудно решить, на кого он должен обратить свою злость: на меня, чей номер изменили, или на звонящих, которые об этом не знают. Как я полагаю, мой знакомый, г-н Клик, делит антипатию равномерно. В последнее время он вообще не отвечает, и телефонная трубка безмолвно лежит на аппарате. И в основном звонят только те, кто знает правильный номер его телефона. Кто глуп настолько, чтобы набирать номер, означенный в телефонном справочнике, все дальнейшее может домыслить сам. Как я слышал от безуспешных искателей контактов со мной, г-жа Клик ведет себя несколько более мужественно, чем ее муж:

— Вы не туда попали, позвоните в справку! — говорит она грубо. Но говорит же! А то, что он или она ошибочно набирали мой новый номер, еще не установлено. А что в справке все каналы в мгновение ока оказываются заняты, — так не будьте нетерпеливыми, даже если это мгновение тянется вечность.

Наше телефонное управление установило один новый электронный коммутатор, который заботится только о том, чтобы справка была занята не непрерывно. До сих пор забота удавалась. Но вот уже несколько недель, как мой двойник сократил свой ответ до абсолютного минимума. Он говорит: "Сдохни!" и бросает трубку. Об этом и впрямь говорят повсюду. Половина города сходится в том, что я заносчивый, непереносимый хам и, кроме того, у меня не все в порядке с головой. Иногда меня просто подкарауливают на улице и шепчут ругательства на ухо. Из чего я понимаю, что мне снова поменяли номер с 41 на 44.