Вернулся Джексон, и все принялись пить чай с сандвичами. Завязался милый разговор ни о чем. Спокойная атмосфера, казалось, в конце концов, подействовала на собаку, и Молли даже немного вздремнула. А спустя какое-то время в корзинке появился щенок.

— Вы только посмотрите на него! — радостно воскликнул Стэн.

Через двадцать минут появился второй щенок, и Николь осторожно ощупала брюхо Молли, после чего сообщила:

— Это все. Только два щеночка.

Молли нежно вылизывала своих детенышей. Николь старалась незаметно оттеснить от корзинки Стэна, который порывался взять новорожденных в руки и был на седьмом небе от радости.

— Вы видите? — возбужденно вопрошал старик гостя. — Какие они красивые!

— Немного похожи на крысят, — простодушно заметил Гейб.

Но старик не обратил внимания на его оплошность, а Николь, сделав «страшные глаза» своему спутнику, поспешила заговорить Стэну зубы:

— Самые красивые щенки, которых я когда-либо видела. Поздравляю! Что вы собираетесь с ними делать, если не секрет?

— Оставлю у себя, — удивился вопросу Джексон. — Они же от моей Молли. Я не могу отдать их. Они будут со мной, когда… — Голос старика внезапно стал хриплым, и Стэн, поперхнувшись, умолк.

— Хорошая мысль — оставить малышей у себя, — обрадовалась Николь. — А как вы их назовете?

Старый фермер в задумчивости почесал затылок.

— Назовите их Ролли и Долли, — неожиданно вмешался Гейб.

— Ролли и Долли! Звучит неплохо, — обрадовался Джексон. — Давайте выпьем еще по чашечке чаю?

Когда Стэн вышел из комнаты, Николь упала в кресло и закрыла глаза. Она выглядела измученной и, казалось, напрочь забыла, что приехала сюда не одна.

Гейб с обидой подумал, что был слишком наивен, если соблазнился пустыми мечтами. Поддался, как мальчишка, эйфории рождественских дней. Все-таки спятил, как ни оберегал свой душевный покой.

Гейб сел в другое кресло и уронил голову на ладони. Что же делать? Как теперь жить дальше? Но снова окунуться в отчаяние после возрождения радужных надежд оказалось невыносимо больно.

— В чем дело, Гейб? — Николь опустилась возле него на колени.

Он взял себя в руки.

— Все в порядке, Ники. Я должен был предвидеть.

— О чем ты?

— О нас. Когда ты в первый раз пришла ко мне в «Вязы», мне показалось, что ожили мои сны. Глупо, да? Все, что я говорил тебе той ночью, было чистой правдой. — Каждое слово давалось ему с трудом. — Надеюсь, мы сумеем остаться друзьями.

— Друзьями… — разочарованно повторила она.

Но Гейб, слишком поглощенный борьбой с самим собой, не обратил внимания на ее тон.

— После рождественского праздника в моем доме ты стала другой. И я знаю, почему.

— Да?

— Это же очевидно, правда? Ты получила от меня, что хотела, а мне доставило удовольствие сделать тебе приятное. Ты оказалась права относительно этого вечера. Несчастные малыши заслужили праздник, и я рад, что ты уговорила меня принять их в «Вязах». Но я не ожидал, что ты так быстро изменишь отношение ко мне.

— Сейчас я чувствую не совсем то, что чувствовала два дня назад, — осторожно сказала Николь.

— Тебе больше не нужно ничего говорить мне, — поспешил успокоить ее Гейб.

— Это жестоко, — горячо возразила девушка.

— Почему? — искренне удивился он. — Ты ведь только что сама призналась, что твои чувства ко мне изменились.

— Только потому, что изменился ты. Когда я узнала, как ты поступил с Кэлменами, то не могла в это поверить. Человек, которого я любила, не мог оказаться подлецом.

— О, подожди минутку! Что, по-твоему, я сделал Кэлменам?

— Гейб, пожалуйста, не притворяйся! — с иронией попросила она. — Вчера они рассказали мне обо всем. Они разорены. Как ты мог согнать их с насиженного места, да еще под Рождество?

— О чем ты говоришь? Я никого не сгонял.

— Но собираешься это сделать. Миссис Кэлмен рассказала мне, как ты явился без предупреждения, и их не оказалось дома, все осмотрел и предположил, что они тратят деньги на детей, а не на ферму. Когда мистер Кэлмен пытался тебе все объяснить, ты не стал слушать и сказал, что время договора истекло. Как ты мог быть таким жестоким?

— Ты, очевидно, совсем не знаешь меня, если думаешь, что я могу так поступить, — возмутился Гейб. — Конечно, я не собирался выбрасывать их на улицу. Миссис Кэлмен, очевидно, неверно поняла мои слова. Я не совал нос в их дела — во всяком случае не собирался это делать. Их действительно не было дома, и я просто побродил по двору, пока они не вернулись. И мне в голову не пришло выяснять, сколько они тратят на детей. Я помню, что миссис Кэлмен пыталась спрятать от меня сумку с игрушками, но совершенно напрасно.

— Но ты сказал…

— Я обронил пару слов о рождественских покупках. Кто же знал, что она болезненно к этому отнесется.

— А твое замечание насчет аренды? Тоже к слову пришлось?

— Нет, у меня есть кое-какие планы относительно принадлежащих мне ферм. Ники, странно другое. Я здесь без малого неделю, но по нескольку раз на день слышу похвалы сквайру Джонсу. «Ах, какой приятный был джентльмен! Ах, как он любил детей! Ах, ах, ах!» А знаешь ли ты, какую непомерную арендную плату этот замечательный джентльмен назначил тому же Кэлмену? Подозреваю, что и остальным фермерам тоже.

Геллахер назвал цифру.

— Ничего себе! — изумилась Николь. — Но ферма Кэлмена не стоит и четверти этой суммы.

— Согласен. Поэтому Кэлмены бедны как церковные крысы, а их дом и другие постройки скоро превратятся в руины. Джонса, очевидно, не беспокоило то, что он высасывает из людей, чьих детей так любит, последние пенни. Я же хочу переписать арендный договор и дать Кэлменам беспроцентный кредит. У меня есть и другие идеи, как привести упадочную ферму в хорошее состояние. К тому же я даже не догадывался, что эти люди превратно воспримут мои невинные замечания.

— О Гейб! Значит, ты не собирался их выгонять? — Лицо Николь засияло от радости.

— Конечно, нет. Тебе следовало быть более уверенной во мне, — проворчал он.

Глаза Николь стали виноватыми.

— Да, следовало бы. Когда я слушала Кэлменов, меня не покидало ощущение, что мне рассказывают о совершенно другом человеке, а не о том, которого я знала несколько лет назад. А потом вспомнила твои слова о том, как изменился твой характер, и решила, что все возможно.

— Человек не может измениться кардинально, — мягко заметил Гейб. — Внутренне, во всяком случае. Если только внешне…

В этот момент появился Стэн, и Гейб умолк. Хотя он и не сказал всего, что собирался, но на сердце почему-то стало легко.

Снова сели пить чай, но чуть ли не каждые пять минут Стэн поднимался из-за стола, чтобы погладить Молли и шепнуть ей несколько ласковых слов.

— Дайте ей отдохнуть, Стэн, — ласково останавливала его Николь. — Пусть Молли пока получше познакомится со своими щенками.

Джексон послушался девушку, но его взгляд все равно был прикован к собачьей корзинке.

Гейб поглядывал на Николь, но та смотрела на старого фермера, и в ее глазах светилась бесконечная жалость.

— Уже светает. — Гейб попробовал намекнуть, что пора ехать. — Может…

— Выпейте еще чаю, — быстро предложил Стэн.

— Ну, разве что одну чашечку, — дала себя уговорить Николь.

— Знаешь, — шепнула она Гейбу, когда Джексон вышел на кухню, — мне жаль оставлять его, да еще в Рождество. Стэн одинокий несчастный старик…

— Разве у него нет семьи?

— Есть, — торопливо зашептала Николь, — сын и дочь, но он умудрился прогнать обоих. Стэн поставил их фотографии на каминную полку по случаю Рождества, а так даже слышать про своих детей не хочет.

Гейб встал, подошел к камину и взял снимок молодой женщины. В это время в комнату вернулся Стэн.

— Это моя дочь Моника, — сказал старик. — Она была хорошей девушкой.

— Была? Ваша дочь умерла? — спросил Гейб.

— Для меня — умерла. Я ее ненавижу, — сурово ответил Джексон. — Во всем виноват тот парень, за которого она вышла замуж. Он настроил ее против меня. У нас с Моникой были хорошие отношения, пока не появился этот мерзавец.