Он лежит на твердом асфальте, широко раскрыв глаза, и несколько минут молчит, с трудом приходя в себя.

Александр Павлов гладит его черные, зачесанные назад волосы, и успокаивает:

— Не волнуйся, все будет хорошо, добрый молодец.

Аннабег Курбанова вопросительно смотрит на Нурмурадова, и взгляд ее говорит: «Что же будет дальше?...»

И тут Ялкаб окончательно просыпается. Он видит рядом, у койки Александра Павлова, узнает его и говорит еле слышным шепотом:

— Спасибо вам, вовремя подоспели, а не то я бы погиб.

— Погиб? — переспросил Павлов.

— Мне приснился страшный сон, — пояснил Ялкаб. Оба профессора, еще ближе подсев к Ялкабу, стали его подробно расспрашивать о состоянии здоровья.

Затем Павлов принял торжественный вид и громким голосом произнес:

— Товарищ Пальванов, за помощь, оказанную в оживлении Урха, Президиум Верховного Совета СССР награждает вас орденом Трудового Красного Знамени. Правительство доверило мне вручить вам эту высокую награду. Поздравляю вас с орденом, товарищ!

С этими словами Александр Павлов вручил Ялкабу красивую квадратную коробочку с орденом и крепко пожал ему руку. После этого Аннабег Курбанова и Нурмурадов в свою очередь от всего сердца поздравили Ялкаба с высокой наградой.

Прижав к груди нарядную коробочку с орденом, Ялкаб молчал. В эту минуту он просто не знал, что сказать, не находил слов для ответа. Широко раскрытые глаза повлажнели, а дыхание стало прерывистым.

Ялкаб совсем не был похож на того больного, который совсем недавно лежал без сил и не мог лишний раз даже пошевелиться. Вдруг он вскочил с места, встал с койки и обнял Павлова. Тот положил ему крепкую руку на плечо и сжал его:

— Товарищ Пальванов, вам не нужно волноваться! И вставать с постели не следует, — легонько подтолкнул он Ялкаба в сторону кровати.

Поговорив некоторое время о разном они перешли к основному.

— Ялкаб, ты доверяешь мне, как терапевту? — спросил в упор Александр Павлов.

Ялкаб твердо ответил:

— Доверяю.

— Я должен сказать тебе всю правду, какой бы она ни оказалась.

Побледневший Ялкаб кивнул.

— Готов ты ее выслушать?

— Да.

— На твой желудок и некоторые другие внутренние органы распространилась злокачественная опухоль.

— Значит это..

— К сожалению это рак, — договорил Павлов. — Я проверил все данные твоего обследования. Современная медицина, как ты знаешь, обладает кое-какими средствами для борьбы с этим заболеванием, но они не дают возможности радикально излечить от рака. Слишком они еще неэффективны, эти средства!

— Кто знает, может быть, через год, а может быть, и пораньше, мы найдем способ приготовить более сильное лекарство, которое победит рак.

— Но дело в другом: тебе осталось слишком мало жить. Твоя болезнь слишком быстро прогрессирует.

Ялкаб прошептал:

— Я это чувствую...

— Мы тут подумали и пришли к такому выводу. — Павлов сделал паузу.

Все молчали.

— Если ты согласишься... — медленно проговорил Павлов! — У нас имеется криогенная установка, нечто вроде медицинского холодильника, поместив в который, мы можем на время приостановить все жизненные процессы в твоем организме.

— Понимаю.

— Как ты понимаешь, это все произойдет у тебя не случайно, как у Урха. Установка сконструирована специально и является чудом современной медицины. Мы также уверены в том, что, когда придет время, мы сумеем возвратить тебя к жизни. А сделаем мы это, когда найдем лекарство от рака.

— Выходит, то, что я слышал от профессора, — кивнул Ялкаб в сторону Нурмурадова, — уже начали применять на практике?

— Как видишь, — подтвердил Нурмурадов.

— Значит, у меня есть шансы излечиться?! Конечно, я согласен. — Проговорив эти слова, обессиленный Ялкаб откинулся на подушки. — Но... а как же мать? — встрепенулся он.

— Мы сделаем так, чтобы твоя мать не беспокоилась, — сказал Нурмурадов. — Напишем ей официальное письмо, где сообщим, что Ялкаб Пальванов о группой советских врачей участвует в научно-экспериментальной работе по спасению жизни тысяч и тысяч людей.

Павлов добавил:

— Кстати, так ведь оно и есть.

- Эта работа такова, что в течение года Ялкаб Пальванов не сможет видеться и даже переписываться с вами, с ним не будет никакой связи. Вот какого характера письмо мы направим твоей матери, — заключил Нурмурадов.

* * *

С южной стороны Ашхабад окаймляют холмы. Поднимаясь по мере удаления от города все выше и выше, они постепенно переходят в черную цепь Копетдага.

Если подняться на один из холмов, Ашхабад виден как на ладони. Пологий, с обширной смотровой площадкой, этот холм очень удобен и для наблюдений за небом.

Вечером того торжественного дня, когда на Луну был запущен советский космический корабль с экипажем из семи человек, на холме собралось множество ашхабадцев. Предупрежденные о времени, когда пролетит корабль, они наблюдали за ним до тех пор, пока серебристая точка не скрылась за горизонтом: прежде чем двинуться в сторону Луны, корабль должен был сделать несколько витков вокруг Земли, чтобы выйти на необходимую промежуточную орбиту.

Однако люди даже и не подозревали, что являются современниками еще одного замечательного исторического события.

Глубоко под холмом, на глубине в семьдесят метров, ученые готовили к полету своеобразный «корабль жизни». О проведении этого эксперимента знал только очень ограниченный круг ученых.

Профессор Ионесян сидел у пульта и ждал, когда поступит стартовая команда. Пышные усы профессора, похожие на треугольник, шевелились при малейшем его движении, отчего казалось, что он постоянно улыбается.

Флегматичный профессор никогда не волновался, не любил торопиться (как, впрочем, и опаздывать). И вот теперь, к собственному удивлению, он вздрогнул, когда услышал, что Ялкаба Пальванова доставили в помещение, где подготавливали к «запуску», а точнее сказать— к включению в сложнейшую криогенную установку.

Несмотря на то, что в комнате, в которой он находился, благодаря кондиционеру царила приятная прохлада, Ионесян вытащил из кармана платок и принялся быстро вытирать разом вспотевшее лицо.

Ожидая дальнейшего развития событий, профессор уже не расставался с платком.

Нужно сказать, волновался он не по-пустому: паруса корабля, имя которому «Жизнь», находились в руках этого человека.

«А вдруг, по какой-нибудь глупой случайности, не получится то, что мы задумали?— билась в голове назойливая, как муха, беспокойная мысль. — Тогда ведь наши охи и ахи, наши сожаления его не вернут».

Ионесян несколько раз прошелся по комнате, затем подошел к пульту. Стрелки многочисленных приборов его постоянно находились в движении.

В мембране раздался голос Павлова.

— Какая температура в холодильнике?

— Минус 196°.

— Давление?

— Нормальное.

— Приготовьте корабль.

Да, свое детище сотрудники называли не иначе, как кораблем.

Ионесян дотронулся до белого, обтекаемой формы, верньера. На пульте обзорного экрана показалась узкая асфальтированная площадка. По ней медленно двигалась открытая сверху белая машина, внешними очертаниями напоминающая «Волгу». На борту ее крупными буквами было выведено: «Жизнь».

«Жизнь» подъехала к помещению, в котором располагалась криогенная установка, и остановилась перед нею.

Бережно сняв с машины, Ялкаба положили на промежуточное ложе, приготовленное из специальных полимеров.

Нурмурадов и Павлов, одновременно подойдя с двух сторон, ввели в вены левой и правой руки желтоватую жидкость, и теперь напряженно ждали результата. Это был препарат, который помогал организму перейти в замерзшее состояние без разрушения жизненно важных тканей.

Как ни странно, но сразу после укола Ялкаб почувствовал себя настолько лучше, что на несколько минут даже позабыл о своей болезни.

Он огляделся, как бы стараясь запомнить все вокруг, даже самую малую малость. Предметы, к которым он прежде был безразличен, вдруг стали для него дорогими.