Зак вдруг покрылся холодным потом.

Он вытер губы тыльной стороной ладони и взглянул вниз на мертвую женщину, не в силах ни говорить, ни двигаться, превозмогая внезапную тошноту. Усилием воли он подавил нахлынувший на него страх, словно захлопнул капкан, и тошнота пропала, уступив место ярости.

В комнате все вдруг стало отчетливым и ясным.

Здесь шла борьба. С одного из столов была сбита лампа, стул с прямой спинкой перевернут. Рядом с женщиной на полу лежало кухонное полотенце, из чего Зак сделал вывод, что она вошла в гостиную из кухни и попала в засаду. Он подошел к задней двери. Дверь была не заперта. Три ступеньки вели вниз к песчаной тропинке, уходящей под уклон в заросли. Он бросил беглый взгляд сквозь стекло двери и вернулся в комнату.

Орудие убийства лежало футах в трех от разбитой головы женщины. Его каменная головка так же, как и рукоятка, были испачканы кровью. Томагавк-сувенир, точно такой же как у Пенни в соседней комнате. Он наклонился к нему, чтобы получше рассмотреть, но руками трогать не стал. Затем он увидел медальон. Это был тонкий бронзовый кружок, и он бы не заметил его, если бы не наклонился к томагавку. Он поднял его и стал внимательно разглядывать.

Одно звено цепочки все еще держалось за металлическое ушко в верхней части медальона. Может, он был сорван женщиной с шеи нападавшего? На медальоне был изображен парусник. Над судном полукругом располагались слова: ТРЕТЬЕ МЕСТО. Под парусником, вдоль нижнего края медальона, образуя другой полукруг, были начертаны слова: РЕГАТА ТЕКСТОН КЛАБ, МАЙАМИ. Зак положил медальон в карман и снова склонился к женщине.

Ее правая рука была крепко сжата. Он приподнял ее: рука была еще теплой. Она, по всей видимости, скончалась не так давно. В кулаке были зажаты несколько длинных белокурых волос. Даже если бы он и не видел, что волосы выдраны с корнем, он все равно предположил бы, что это волосы нападавшего. В глаза ему бросилось серебряное кольцо на пальце женщины. Он осторожно разжал кулак, посмотрел на кольцо, и его внезапно охватило отчаяние и чувство полной безнадежности.

Он давно уже предположил — с того момента как открыл дверь и увидел тело женщины — он давно уже понял, кто она, понял, что смерть наложила печать безмолвия на ее уста и сделала бессмысленными строки письма. Кольцо лишь подтвердило эту уверенность, оно являло собой прямой и неизбежный факт, от которого никуда не деться.

На кольце были выгравированы инициалы И. К.

Мертвая женщина на полу гостиной была Ивлин Клауд.

Он осторожно опустил ее руку. Ему показалось, что он уже заранее знал и то, что не будет обращаться в полицию. Он, безусловно, не положил бы в карман медальон, если бы намеревался звонить в полицию. Внутренним чутьем он понял, что, будучи замешанным в убийстве, он не сможет выполнить то, зачем приехал сюда. У него просто нет времени на объяснения с полицией. Так же инстинктивно он догадался, что смерть Ивлин Клауд каким-то образом была связана с гибелью Мэри. Поэтому он повернулся, вытер носовым платком ручку двери гостиной, потом, не убирая платка с ручки, открыл дверь, закрыл ее и протер дверную ручку с внешней стороны.

— Что это ты делаешь? — спросила Пенни.

— Тш-ш-ш, — прошипел он. — Ты прикасалась здесь к чему-нибудь?

— Нет. Кто-нибудь умер?

Он взглянул на нее, удивившись на мгновение, затем, вспомнив советы по воспитанию детей, которые давали по телевидению, ответил:

— Да, умер.

Пенни вскинула голову:

— Кто?

— Та женщина, к которой мы приехали. Пойдем отсюда.

Он открыл застекленную дверь, выпустил Пенни и опять вытер дверную ручку. Когда они выезжали на главную дорогу, он подумал, не оставят ли следов на утрамбованном песке колеса их автомобиля.

У дома их поджидала блондинка.

Она сидела на верхней ступеньке крыльца и курила сигарету. На ней были свободная юбка и жилетка, ноги небрежно скрещены — слишком небрежно. Она взглянула на подъехавший «плимут», но продолжала сидеть, положив ногу на ногу, и, казалось, не обращала никакого внимания на то, что ветер вытворяет с ее юбкой. Она все так же лениво курила, не отводя глаз от Зака, пока он выходил из машины и огибал ее, чтобы открыть дверцу Пенни. Затем она бросила сигарету на песок и вытянула обутую в босоножку ногу, чтобы затоптать окурок, ветер подхватил юбку, задрал ее так, что показалось длинное гладкое золотистое бедро.

— Привет, — сказала она глубоким хрипловатым голосом. — А я вот вас поджидаю.

Зак и Пенни подошли к ступеням крыльца.

— Правда? — небрежно бросил Зак.

— Закария Блейк — это ведь вы, не так ли? — улыбнулась она. Лицо ее было очень загорелым, улыбка широкой и белозубой. Ее глаза казались ярко-голубыми на фоне загара. Когда она улыбалась, в уголках глаз собирались крохотные морщинки. Зак сопоставил голос, лицо, тело вполне уже зрелой женщины и пришел к выводу, что ей, должно быть, года тридцать четыре или около того.

— Закария Блейк — это я, — ответил он. — Вы явились выселять меня из дома?

— Что? — она взглянула на него с откровенным недоумением.

— Это я так, не обращайте внимания. Чем могу служить, мисс?

— Мэрфи. Инид Мэрфи. Друзья на вечеринках зовут меня «Брайди», но это уже не смешно.

— Что ж, здравствуйте, — вежливо произнес Зак. — Это моя дочь, Пенни.

— Привет, — сказала Пенни.

— Привет, — кивнула ей Инид.

— Вы так и не ответили мне.

— Я из «Уайнъярд-Газетт», — пояснила Инид. — Это местная газета. Но я не постоянный сотрудник. Пишу время от времени для них заметки летом.

— Ну и?..

— Ну и стараюсь разыскать каких-нибудь знаменитостей, прежде чем меня не опередит центральная пресса.

— А я тут при чем?

— А вы и есть знаменитость.

— Я?

— Именно вы.

— Это для меня новость, — изумился Зак.

— Не такая уж и новость. Мы тоже в Массачусетсе, знаете ли, принимаем передачи компании «Резеньяк». Толпы народа здесь не садятся за стол без сладкоголосого Закария Блейка.

— Судя по вашему голосу, вам не очень-то нравятся мои передачи.

— Я их никогда не слушаю, — ответила Инид. — Мне пойти и встать в угол?

— Вы постоянно живете здесь, на острове? — спросил он.

— Нет. Я из Бостона.

— А здесь на лето?

— А здесь на лето, — подтвердила она.

— Чем же вы занимаетесь, когда не охотитесь за знаменитостями?

— Купаюсь. Загораю. Пью коктейли.

— Я имею в виду — в Бостоне.

— Я — свободный художник. Пишу статьи для женских журналов.

— Весьма похвально, — одобрил Зак.

— Судя по вашему голосу, вам не очень-то нравятся журналы для женщин.

— Я никогда их не читаю. Мне пойти и встать в угол?

Инид улыбнулась:

— Так вы согласны на интервью?

— А вам за это заплатят?

— Разумеется.

— Тогда согласен. Я дам вам интервью и что-нибудь выпить. Не могу же я лишать человека честного заработка.

Они направились в дом, а Пенни спросила:

— Можно мне пойти на пляж, папа?

— Только не купаться.

— Нет, буду собирать раковины.

— Тогда конечно.

— А можно взять с собой томагавк?

— Конечно.

— Спасибо, пап, — она поцеловала его и повернулась к Инид: — Очень приятно было с вами познакомиться, мисс Мэрфи. — Она выбежала из дома через заднюю террасу по ступенькам к пляжу.

— Она очаровательна, — заметила Инид.

— Благодарю.

— А ваша жена тоже с вами?

— Она умерла, — просто ответил Зак.

— О, простите…

В комнате на мгновение воцарилась тишина.

— Что будете пить? — спросил Зак. — У меня только водка.

— Что ж, выпью водки, — согласилась Инид. — Со льдом, пожалуйста.

Пока он готовил напитки, она стояла рядом.

— Итак, что мы имеем, — Инид достала блокнот и ручку. — Темные волосы, карие глаза, волевой подбородок. Я думаю, можно сказать так: «привлекательный и мужественный Закария Блейк». Годится?