Подразделения, успевавшие за ночь переправиться на правый берег, нужно было сейчас же, ночью, развести и поставить на позиции, а грузы раздать войскам, иначе они были бы уничтожены бомбежкой. Лошадьми и машинами на правом берегу Волги мы не располагали: их негде было держать и прятать от пуль, бомб, снарядов и мин. Поэтому все, доставлявшееся через Волгу, разносилось на огневые позиции на плечах воинов, тех самых воинов, которые днем отбивали яростные атаки врага, а ночью без сна и отдыха должны были перетаскивать на себе боеприпасы, продовольствие, инженерное имущество. Это изматывало, изнуряло защитников города, но не снижало боеспособность частей. И так продолжалось не день, не неделю, а все время, пока шли бои.

С начала и до конца боев в городе артиллерийским обменным пунктом на пристанях заведовал подполковник Соколов, а продовольственным — подполковник Спасов и майор Зиновьев. Эти командиры все время находились на грудах мин и снарядов, которые могли в любую минуту взлететь на воздух.

19 сентября к восточному берегу Волги подошла 284-я стрелковая дивизия Н. Ф. Батюка. Она влилась в состав 62-й армии. Мы ждали ее с нетерпением, так как в этот день сложилась очень тяжелая обстановка в центре города, где сражались полки дивизии Родимцева и на Мамаевом кургане 95-я и 112-я стрелковые дивизии. Но центральная переправа была уже полностью парализована, и ею не могло воспользоваться ни одно подразделение.

Вечером того же дня нам стало известно, что Сталинградский фронт 20 сентября вновь должен атаковать противника с севера, поэтому я решил продолжать наши контратаки из района Мамаева кургана на юго-запад. После первого неудачного контрудара войск Сталинградского фронта 19 сентября мы верили, что новые атаки все же увенчаются успехом.

Ночью войскам 62-й армии был дан приказ на продолжение 20 сентября наступления всеми имеющимися силами. Этим приказом Военный совет армии требовал от войск выполнения задач, которые не были выполнены накануне.

На участке дивизии Родимцева сложилась очень тяжелая обстановка. Однако мы не могли перебросить ему на помощь ни одного батальона. Единственное, чем мы могли помочь Родимцеву, это передать ему его же 39-й полк, который до 19 сентября сражался под командованием Едина на Мамаевом кургане в отрыве от своей дивизии.

Остатки 35-й гвардейской дивизии под командованием Дубянского за неделю непрерывных боев с превосходящими в несколько раз силами противника были настолько обессилены и обескровлены, что мы решили оставшихся людей и технику передать 42-й и 92-й стрелковым бригадам, а штабы вывести за Волгу для формирования дивизии.

В эти дни нам пришлось серьезно поспорить с командующим артиллерией фронта генерал-майором В. Н. Матвеевым. Он требовал, чтобы артиллерийские части, прибывавшие со своими дивизиями на усиление 62-й армии, переправлялись на правый берег Волги, в город, а Военный совет армии категорически возражал против этого. Мы оставляли артиллерийские полки стрелковых дивизий за Волгой, а наблюдательные пункты переносили на правый берег, откуда можно было руководить маневром огня орудий и батарей на широком фронте. Только минометы и противотанковую артиллерию мы просили переправить вместе со своими частями.

В городе мы не могли иметь ни конной, ни механической тяги для артиллерии: тягачи, машины и лошадей негде было укрыть от огня противника. Следовательно, мы лишались маневра колесами. Перетаскивать же пушки и гаубицы на руках через развалины городских зданий и по изрытым бомбами и снарядами улицам было невозможно. Доставка снарядов для артиллерии через Волгу в город со второй половины сентября стала делом очень тяжелым, порой совершенно невозможным. Днем враг просматривал все подходы с востока к Волге. С 22 сентября, выйдя к центральной пристани, он обстреливал прицельным огнем каждую лодку. Рассчитывать на ночную перевозку боеприпасов также было рискованно: противник знал районы наших переправ и на протяжении всей ночи освещал Волгу, «подвешивая» над ней осветительные бомбы и ракеты. Значительно легче было за сто километров подвезти боеприпасы к Волге, чем переправить их через километровое водное пространство.

Военный совет фронта принял нашу точку зрения.

Решение оставить дивизионную артиллерию на левом берегу сыграло положительную роль в ходе оборонительных и наступательных боев в городе.

Оставив пушечные и гаубичные полки за Волгой, каждый командир дивизии или бригады всегда мог вызвать огонь своей артиллерии на любой участок фронта. А командующий артиллерией армии генерал-майор Н. М. Пожарский в нужный момент мог сосредоточить огонь заволжских батарей всех бригад и дивизий в один район.

С 20 сентября каждые сутки часов около 5 вечера у меня собирались генералы Н. И. Крылов, Н. М. Пожарский, К. А. Гуров, начальник разведки полковник М. 3. Герман. Основываясь на сведениях разведки, мы намечали квадраты, в которых гитлеровцы накапливались для наступления. Ночью, ближе к рассвету, мы открывали по этим квадратам внезапный артиллерийский огонь, давали залпы «катюш», направляли удары авиации дальнего действия. В этих случаях каждый снаряд или мина, посланные в центр скопления противника, приносили больше пользы, чем при заградительном огне по рубежам и площадям. Так мы истребляли живую силу противника, изматывали гитлеровцев, били и хлестали их прицельным огнем. После таких ночных налетов фашисты шли в наступление морально подавленные. 20 сентября бой начался с наступлением рассвета. На правом нашем фланге (Рынок — Орловка — Разгуляевка) продолжались сковывающие бои, а в районе Мамаева кургана полки 95-й и 112-й стрелковых дивизий встретили атаку уже свежих сил противника.

В полдень командир 95-й дивизии полковник Горишный, докладывая мне обстановку, сказал:

— Если не считать незначительных колебаний фронта, на какие-нибудь сто метров в ту или другую сторону, положение на Мамаевом кургане осталось без перемен.

— Учтите, — предупредил я его, — колебания хотя бы и на сто метров могут привести к сдаче кургана…

— Умру, но с Мамаева кургана не отойду! — ответил, помолчав, Горишный.

Командир дивизии полковник Василий Акимович Горишный и его заместитель по политической части Илья Архипович Власенко глубоко и верно осмысливали ход боев, и на этой основе у них сложилась большая боевая дружба. Они как бы дополняли друг друга: первый был не только командиром, но и коммунистом, уделяющим большое внимание политическому воспитанию личного состава; второй же, руководя партийно-политической работой, детально вникал в существо боевых операций, умел разумно, со знанием дела говорить с любым командиром-специалистом.

Слушая по телефону их доклады об обстановке на фронте дивизии, я не сомневался в достоверности и объективности оценки фактов независимо от того, кто мне докладывал — Горишный или Власенко. Каждый из них был хорошо осведомлен в оперативной обстановке и хорошо знал повадки врага.

Дивизия Горишного пришла в город вслед за дивизией Родимцева. Она также с ходу, прямо с переправы через Волгу, без всякого промедления вступила в бой за Мамаев курган, затем в районе заводов Тракторный и «Баррикады». Полки этой дивизии, точнее, только штабы полков по очереди отводились ненадолго за Волгу, чтобы там, на левом берегу, они могли немного отдохнуть, пополнить роты, а затем — снова в бой.

Горишный и Власенко в самые ожесточенные периоды боев были на своем наблюдательном пункте, спокойно и уверенно руководили атаками и контратаками.

Пробраться к ним на командный пункт было нелегким делом даже под берегом Волги. Овраг между заводами «Баррикады» и «Красный Октябрь» обстреливался снайперами врага. В первые дни там погибло много наших воинов, и овраг прозвали «оврагом смерти». Чтобы избежать потерь, пришлось поперек оврага построить каменный забор, и, только сгибаясь и плотно прижимаясь к забору, можно было живым добраться до командного пункта Горишного.

В. А. Горишный впоследствии стал генерал-лейтенантом. И. А. Власенко генерал-майор в отставке, живет в Киеве. Недавно мы увиделись с ним. Жалуется на сердце.