Хотите ли вы услышать, что на это ответил старый граф? Разумеется, он бранился на чем свет стоит и отрекся ничтоже сумняшеся от сыночка. Я вижу, как содрогаются старческие плечи, как его трясет от гнева и от поколебленной уверенности в себе.

Что поделаешь — свет гроша ломаного не даст ни за его благоразумие, ни за брань. Стало так, что Александра забрюхатела. Не смешивайте житейские вещи с бурлением греха, не стращайте влюбленных! Смотрите-ка, Кристиан в растерянности, не знает, что и ответить, смущается, и Александра притихла, притихла и ждет, что будет. Смиряет она свою гордыню и слышит нетерпеливую поступь гнева, а он все ближе и ближе. Если еще мгновение любовник поколеблется, если старец хоть на вершок приподымет руку — Александрина дубинка опустится на их головы. Поверьте мне, головы проломятся от этого удара, ибо Александра — разбойничья дочь и хорошо владеет оружием разбойников.

Наслаждение видеть, как она постигает смысл чужой речи, наслаждение видеть ее плечи и руку, запястье. Она готова.

В эту минуту как раз Козлик и Лазар договорили, и теперь Козлик намерен запросить графа Кристиана; зовет он к себе и епископского слугу.

«Передай графу на своем языке, что я желаю знать, отчего он ходит с Капитановым войском».

Александра тешила себя надеждой, что услышит настоящие извинения, и промедлила с местью. Все приготовились слушать, а три немца, чередуясь, разговаривают между собой… Теперь вот речь держит слуга:

«Господин, граф Кристиан прибыл с королевским указом. Король повелевает войску, городам и весям и всем своим подданным оказывать графу помощь. Он разыскивает сына. Долго искал он его и обнаружил у тебя. Не станет он тебе отвечать, покуда ты его не освободишь».

«Король, — возразил Козлик, — господин наш, но война — господин и над королями. Война рассудит нашу тяжбу. Ты видел бирюча, что рыскал бы за мной с судейской жалобой, или ты видел солдат? Так не будь же более заносчив, чем подобает пленнику. Я разобью полк и буду разговаривать с королевскими парламентариями перед Болеславом. Может, я буду побежден и убит, мы не знаем, что нас ждет впереди. Все станет так, как захочет победитель, ты же разорви свою бумагу и пусти ее по ветру, пусть ветер разнесет ее клочья. Я сказал, что теперь война, и нет у меня писаря».

Тут из рук Александры выскользнула дубинка — пусть ее валяется, где упала. Она была уверена в своем отце, а он не выпустит Кристиана и отвратит от доченьки беду и поношенье.

Граф через своего слугу снова спросил, как главарь разбойников замышляет поступить с подданными императора, и Козлик ответствовал ему посредством того же толмача:

«Король владеет нашим краем до самых его границ. И в этом лесу, где хозяйничаю я, ты услышишь его горды, но что я знаю об императоре? Ничего! Не повинуюсь!»

Граф Кристиан, человек несдержанный и отъявленный гордец, воспылал гневом, и гнев его обрушился на Козлика, как голод, что заставляет нас наброситься на амбары. Граф несет какую-то несусветицу, и, ей-ей, негоже нам слушать, чего он там городит.

Теперь подошел черед возлюбленного Александры. Уязвленный шпорой отцовского гнева, он хотел было что-то сказать, да слуга воспротивился повторить его слова. Как же он держит себя? Целует свою любезную в уста, берет меч в руку и становится рядом с Козликом, бок о бок. Он — заодно с разбойниками!

Старому графу связали руки. Он стоит неподалеку от своего сына, который перекладывает оружие из правой руки в левую и подыскивает тихое словечко примирения. Теперь нам видны Лазар и Маркета Лазарова. О, перед нами печальное зрелище — грешница; дочь и отец, проклинающий ее.

Дух наш легко поддается обману! Я распознаю в себе возрастающую симпатию к двум старцам, но, может быть, это заблуждение, и несправедливость не вершится над ними? Заслуживают ли они лучшей участи? Ах, откуда нам знать, — но несомненно, что один из них — лицемер и притворщик, а другой — крохобор.

Вскоре после этих бесед и после того, как Лазар покинул лагерь, увидели Козликовы сторожевые приближающееся войско. Разбойники мигом забыли про пленников и шумно и поспешно принялись готовиться к битве. Сердца их пылали усердием. Уже видны верховые, королевская пехота уже выстраивается под холмом, и звенит рог герольда.

Разбойники плотнее прижимают к себе оружие, лук — к груди, меч — на уровне лица. От дыхания разъяренных фурий помутнели забрала; по доспехам рыцарей я мог бы чертить пальцем. Вы слышите, лучник коснулся тетивы, и она звенит, словно мушка в ваших сновидениях, словно обнадеживающее жужжанье игральной кости, вращающейся на игорном столе вокруг своей собственной оси. Выступайте же друг против друга!

Повествование наше возвращается назад, к тому, что уже было сказано.

И теперь случится то, что случилось.

Благородный Пиво приближается к холму и обнажает меч, королевский меч. Сердце старого графа Кристиана полнится восторгом. Любуйтесь вместе с ним этой надежной ратью. Брюхо у них вздымается при вздохе вместе с грудью, как брюхо мельника или какого другого представителя прочих честных цехов и ремесел. Карманы у них засалены, а возле воротников — лужицы пота. Они пригожи, будто корчмарь у святого Аполлинария. Это народ военный, и он пришелся по душе графу. Этот народец несет в своем зобу надежду, как птицы носят зерно.

Ах вы пузаны, вы — меха рева и храпа, до чего же вы милы! О, вы достойные гаранты прав!

Старый граф Кристиан не удержался от улыбки, видя подножие холма, покрытое усердными трудами этих молодцов, и снова пожелал, чтобы господь бог даровал им победу и вселил такую мощь, с которой не сравнится ничто. Вот ловкая шутка! Разбойники взяли меня в плен, а меньше чем через час сами окажутся в плену у королевских солдат. Господь бог надежно держит свой монарший скипетр и недурно правит своими графьями! Я вижу, как Пиво разворачивает наступленье. Вижу, что мозгляк, связавший мне руки, убит. (Да будет вам известно, господа, что это был Симон.) Я вижу, как дымится его разворошенное чрево. Вижу трехкратное паденье разбойников и свист солдатских мечей, опускающихся им на голову. Вижу маленькую девочку, что стремглав катится вниз, в средоточие королевского войска. Вот она выпрямляется во весь рост, эта ничтожная козявка, и размахивает ножом. Раздавите ее копытом! Да сгинет род чародейниц и хохлатых безумцев!

В этот миг скатилась с плеч голова девятилетней Драгомиры.

Кристиан затих на мгновенье, а обернувшись, увидал своего сына, который натягивает тетиву, но не выпускает стрелы. Вынужден я повествовать о делах неправдоподобных. Но пусть торжествует истина! Лучник плачет. По щекам его градом катятся слезы, и Александра отворачивается от него не с презрением — отнюдь, но со страхом. Ей померещилось, что это какое-то прискорбное безумие, передающееся от одного другому. Сейчас только видела она Маркету Лазарову, которая с кроткой улыбкой разглядывала окровавленный снег. Перекрестившись, схватила Александра обеими руками меч и ворвалась в гущу солдат. Не один воин пал в этой битве от ее руки.

«О боже, — сказал старый граф сыну, — и ты хочешь, чтоб эта ведьма стала твоей женой? Да если бы у меня не были связаны руки, я бы сам всадил копье в ее горло».

Кристиан ничего не говорит в ответ, разжимает кулак и роняет горсть стрел. Одна-единственная воткнулась в снег, остальные раскатились по земле. Кристиан растоптал их, и теперь они, ей-ей, уже к чему не пригодны.

Теперь отец обращается к сыну, как мужчина к мужчине. Расхваливает саксонскую землю и саксонские замки. От слова к слову раскрывает он перед ним всю силу отцовской любви, рассказывает о девушках, что живут затворницами.

«Несчастный, — говорит он, — вступай в права наследства и не дай мне умереть от страха».

Ладно, сын твой слышит тебя, и исполнит он твою волю. Бой разбушевался с новой силой, а значит, у графьев есть время.

Узы Кристиана разрублены, но старец просит, чтобы веревка, перехватывающая запястья, осталась нетронутой. Что, если это возбудит подозрительность разбойников? Дело сделано, а его зачинщик мчится без оглядки и не желает возвращаться. Схватил лук и стрелу, что выделила смерть, караулящая одного из королевских солдат. Вот он пускает стрелу. Вы видите струйку крови, видите выпученное от ужаса око и паденье. Уже завтра Кристиан в нескончаемом мучительном выяснении своих поступков припомнит именно эту минуту и завоет от смертной тоски. Пожелайте ему обрести утешенье, ибо для своих юных лет он очень несчастен.