Подобно Петти, Франклин формулирует трудовую теорию стоимости не специально, а в рамках аргументации по другому, более конкретному вопросу. Он стремится вдолбить в головы упрямых квакеров мысль о пользе бумажных денег, особенно в условиях, когда не хватает драгоценных металлов.

Для этого ему надо ниспровергнуть с пьедестала металлические деньги, и здесь его рассуждения напоминают не столько взгляды Петти, сколько страстную аргументацию Джона Ло. Основная мысль Франклина такова: не деньги являются истинным мерилом стоимости, а труд. Он пишет: «Трудом можно измерить стоимость серебра, как и всех других вещей. Допустим, что один человек занят производством зерна, в то время как другой добывает и очищает серебро. В конце года или в любой другой момент все произведенное зерно и все серебро представят естественную цену друг друга: и если первого будет 20 бушелей, второго 20 унций, то унция серебра стоит труда, затраченного на производство бушеля зерна. Если же, благодаря открытию более близких или богатых рудников, человек может добыть 40 унций столь же легко, как ранее 20, между тем как для производства 20 бушелей зерна необходим прежний труд, то 2 унции серебра будут стоить не больше, чем тот же труд по производству одного бушеля зерна, и этот бушель, который раньше стоил 1 унцию серебра, теперь caeteris paribus будет стоить 2 унции».[78]

Это место цитирует Маркс в работе «К критике политической экономии», где он дал первую и наиболее полную характеристику научных заслуг Франклина. Маркс отмечает, что он «сформулировал основной закон современной политической экономии»,[79] т. е. закон стоимости.

Свою высокую оценку вклада знаменитого американца в вековой поиск политэкономов Маркс подтвердил и в «Капитале», где Франклин характеризуется как «один из первых экономистов, который после Уильяма Петти разглядел природу стоимости».[80]

Прежде всего гениальные идеи Петти нуждались в том, чтобы их талантливо распространяли, пропагандировали, применяли к конкретным вопросам экономики. Именно это делал Франклин. Но этого мало. Франклин ближе, чем Петти, подошел к идее о равенстве, общезначимости всех различных видов конкретного труда. В отличие от Петти он не приписывал труду по добыче драгоценных металлов каких-то особых свойств. Напротив, преследуя свою практическую цель, он всячески доказывал, что этот труд с точки зрения создания стоимости ничем принципиально не отличается от любого другого вида труда.

Постепенное движение научной мысли к уяснению двойственного характера труда, заключенного в товаре, представляет собой развитие трудовой теории стоимости и в связи с этим развитие всей классической школы в политической экономии. То был долгий и трудный путь. Молодой Франклин сделал шаг на этом пути.

Борьба Франклина за бумажные деньги имела под собой политическую и классовую основу. С одной стороны, она была направлена против великодержавной политики Англии, которая задерживала экономическое развитие колоний, навязывая им жесткую, ограничительную систему металлических денег. С другой стороны, Франклин выступил защитником интересов фермеров и городского простого люда против ростовщиков и купцов, которые хотели, чтобы отданные ими в ссуду деньги возвращались к ним в звонкой монете. Такие деньги они называли «честными» в противовес «нечестным», бумажным деньгам. Должники же, чтобы добыть серебряные деньги (золота в колониях почти не было), вынуждены были залезать в новую долговую кабалу или соглашаться на низкую заработную плату. Как показывают более поздние сочинения Франклина, он хорошо отдавал себе отчет в классовых интересах, которые были затронуты в споре о деньгах.

Ругая металлические деньги, Франклин увлекался и перегибал палку, что вело к теоретическим слабостям. Правильно отмечая, что с точки зрения создания стоимости нет разницы между серебром и зерном, он решил, что между ними нет разницы и по роли, выполняемой в обмене, в обращении товаров. Он игнорировал специфическую общественную роль денежного товара. Серебро было в то время в Америке всеобщим эквивалентом, т. е. товаром, выделившимся из всего необъятного товарного мира в итоге длительной эволюции. Зерно таким товаром не было. Как и весь товарный мир, оно нуждалось в серебре, в полноценных деньгах, чтобы выразить свою стоимость. Иного способа выражения стоимости товарно-капиталистическое хозяйство не знает. В этом смысле серебро все же было «особым» товаром. Бумажные деньги могли существовать лишь как представители, заместители серебра. В этом качестве их обращение было экономически вполне «законно».

Деньги выполняют особую общественную функцию. В отличие от всех прочих товаров они выступают как всеобщее и непосредственное воплощение абстрактного труда. Им не нужно искать другой товар для выражения своей стоимости: она постоянно выражается во всем многообразии товарного мира. Возникновение и эволюция денег есть объективный и стихийный процесс, не зависящий от воли людей. Франклин же склонялся к тому, чтобы толковать деньги как искусное «изобретение», как техническое орудие для облегчения обмена. При таком толковании металлические деньги казались ему не закономерной формой развития денег, а лишь искусственным и навязанным внешней силой элементом.

В конечном счете причиной ограниченности анализа основных проблем политэкономии, данного Франклином, лежит неразвитость буржуазных производственных отношений в обществе, которое он изучал. Но если вспомнить, что его брошюра, вышедшая в свет в глухой провинциальной Пенсильвании, на полвека опережала «Богатство народов» Адама Смита, то научное достижение американца предстает в своем полном объеме.

Замечательные мысли 23-летнего автора, высказанные в брошюре-однодневке, не могли оказать прямого влияния на развитие экономической науки. В своих более поздних работах Франклин особо не ставил вопрос о природе стоимости, а если походя касался его, то решал по-разному. Иной раз — на основе той же трудовой теории; иной — в духе физиократии, под заметное влияние которой он подпал; а порой и в субъективном духе: при обмене товаров нет эквивалентности, так как каждый из участников сделки получает больше субъективной полезности, более высокое удовлетворение.

С разных сторон во многих своих работах Франклин подходил и к вопросу об «экономическом излишке», о нетрудовом доходе, — по существу, о прибавочной стоимости. Гуманист и рационалист, он видел «неразумность» общественного строя, при котором одни люди работают до седьмого пота, чтобы другие могли в праздности расточать плоды их труда. Сам неутомимый труженик, он воспринимал это как оскорбление человеческой справедливости. Франклин писал: «В чем же тогда причина повсеместной и вопиющей бедности? В том, что необходимые средства жизни, производимые тружениками, потребляются как мужчинами и женщинами, занятыми работой, которая не создает ни жизненно необходимых предметов, ни удобств жизни,[81] так и теми, кто вообще не работает… Один статистик подсчитал, что, если каждый мужчина и каждая женщина будут заняты ежедневно четыре часа полезным трудом, этого будет достаточно, чтобы получить все необходимые средства и удобства жизни; нужда и нищета будут изгнаны из мира, а остающиеся свободные часы суток будут часами отдыха и счастья».[82]

Разумеется, как осуществить этот золотой век, Франклин не представлял себе. Его благородные слова сродни, с одной стороны, утопиям всех времен, а с другой — трезвой критике паразитизма и непроизводительного труда в сочинениях Адама Смита и его последователей.

Возмущение Франклина вовсе не относилось к капиталистам. Он был сыном своего времени, когда полное развитие буржуазных отношений было еще впереди. Его нападки на паразитов и нахлебников не мешали ему считать процент на капитал законнейшим доходом, вознаграждающим бережливость. Таким же образом он рассматривал земельную ренту, ища количественные зависимости между размерами ренты с земли и процента на капитал. Он полагал лишь, что есть некая «справедливая» норма процента. Такой справедливой, или «естественной», нормой Франклин считал 4 % годовых. По его мнению, эта ставка примиряет интересы кредиторов и должников, способствует классовому миру.