К сожалению, наборщики французской типографии вовремя не забастовали и антисоветский роман «Попов» Поля-Лу Сулитцера вышел в свет, да еще и получил громкую рекламу масс-медиа правого толка. Еще бы, ведь роман формирует очень выгодный буржуазной идеологии имидж «экспансионизма СССР». Главный герой романа — «красный банкир» Попов — проник с «советским капиталом» в 450 тыс. западных фирм (!), воздействуя этим капиталом на биржу, вызывая панику, финансовые кризисы в странах Запада, а следовательно, и инфляцию, и безработицу… Вот такой незатейливый идеологический сюжет: и своих капиталистов и политиков, не сумевших справиться с экономическими трудностями 1980-х годов, обелили, и «красных» очернили.

Еще один удобный жанр — научная фантастика… Но поскольку новых романов, несущих в своих бумажных недрах нужные буржуазной идеологии имиджи, не хватает, изыскивают полузабытые старые и, если они «соответствуют», широко рекламируют. Но при продаже подержанного товара, в том числе и идеологического, как известно, не обойтись без конфуза. Такой конфуз произошел с попыткой преподнести в качестве «гениально сбывшегося пророчества писателя» роман Джорджа Оруэлла (настоящее имя Эрик Артур Блэр) «1984», написанный в 1948 году (некоторые критики высказывали предположение, что время действия было выбрано автором произвольно: он просто переставил две цифры, взяв за основу год издания книги). Незадолго до того Оруэлл разразился антисоветским романом «Ферма животных». Однако роман этот прошел как-то незаметно, не принеся ни славы, ни денег, ни творческого удовлетворения. А вот второй — антиутопия «1984» — стал, по свидетельству «ниспровергателей марксизма», «выдающимся антикоммунистическим трактатом».

Роман сделали даже обязательным чтением для американских школьников. Очень уж близки были организаторам антикоммунистического «крестового похода» зловещие пророчества Оруэлла. И тут произошла необычная метаморфоза: то, что одним показалось пророчеством относительно развития социалистического общества, в 1984–1986 годах многим представилось калькой с общества капиталистического. Ибо зловещие сцены чудовищной бездуховности, давления властей на психику рядовых граждан, отсутствие элементарных свобод, преследование инакомыслящих, — все, о чем Оруэлл писал как будто применительно к будущему коммунистическому обществу, сегодня воспринимается уж очень близким тому, что творится в «свободных» США. «Кошмары Оруэлла обернулись явью в обществе потребления» — таково было авторитетное мнение составителей сборника «Побываем в 1984-м», выпущенного в Нью-Йорке. Даже газета «Вашингтон пост», которую в прокоммунистических симпатиях обвинить трудно, писала в связи с наступлением 1984 года: «Придуманное Оруэллом «двоемыслие» (имеется в виду созданная фантазией писателя картина сосуществования в сознании человека регламентированного, обязательного для всех мышления и остатков собственных мыслей, — так, во всяком случае, это происходит с сознанием главного героя романа Уинстона Смита. — Г. М.) давно стало официальным языком и образом мышления в Вашингтоне».

«Книги, вот кто враг. Они извращают факты, приукрашивают реальность, заставляют размышлять, искажают сознание…»

Горькая ирония этих слов особенно понятна сегодня, когда книга оказывается в самом центре идеологической борьбы. Для наших идейных противников книга и враг, если она несет в себе правду, и сообщник, если под призывные звуки «золотых труб» формирует выгодные буржуазной идеологии имиджи. Пропагандистские имиджи, которые мы должны уметь распознавать.

Фред Уайтхед, Джон Кроуфорд

Взаимоотношения между прогрессивной литературой и официальной идеологией в любой период времени были у нас сложны. Наш американский опыт свидетельствует о том, что экономические и политические кризисы приводят к созданию массовых оппозиционных движений, и движения эти рождают литературу, близкую их идеалам. За последние 100 лет это наблюдалось во время популистского взрыва 1980-х годов, в пору «золотого века» социалистического движения — с 1905 по 1920 год — и в период Великой депрессии 1930-х. Были, напротив, и «добрые времена», когда верх брал консерватизм: «джазовых 1920-х», молчаливого поколения 1950-х и так называемого «Я-поколения», перешагнувшего из 1970-х в 1980-е. Можно, разумеется, говорить лишь об относительной стабильности этих периодов, ибо «добрые» эти времена были, каждое по-своему, отмечены известным цинизмом, интеллектуальной робостью, в науке — отвлеченным академизмом, а в политике — подготовкой к войне. Но даже в годы репрессий создавалась прогрессивная литература: левая литература времен маккартизма и литература угнетенных национальных меньшинств в наши дни.

Подобного рода парадокс всегда следует принимать во внимание: разломы надстройки могут время от времени сопровождаться вспышками творческой энергии — свет литературы способен пробиваться и сквозь пелену неблагоприятных условий. Поэтому очень важно отдавать себе отчет в преемственности периодов культурной жизни, тем более что сегодняшняя картина ее чрезвычайно фрагментарна.

Нынешнюю ситуацию в США легче понять, если учитывать маккартизм 1950-х, который, наложив своего рода социальный запрет на радикальные идеи и все наследие радикализма, почти искоренил движение левых, вынудив его к отступлению на широком фронте. Можно привести тому множество примеров: массовые увольнения преподавателей школ и колледжей, киноработников и издательских редакторов; «черные списки» деятелей культуры; высылки, тюремные заключения коммунистов. Все это наложило глубокий психологический отпечаток на культуру Америки, вот почему и возникшее в 1960-е годы движение «новой левой», с его пафосом борьбы за гражданские права и против войны, никак не осмысляло себя в контексте национальной истории, оно было как бы лишено всякой опоры в прошлом. «Новые левые» нажимали на стихийность «хеппенинга» — в литературе это отозвалось «ротапринтной революцией»: кустарное производство книг, отпечатанных на мимеографе, выпуск малоформатных подпольных газет анархистского содержания. Продукция эта зачастую отличалась низким литературным качеством.

Хотя крупные коммерческие издательства публикуют время от времени прогрессивные книги, как правило, они остаются — в лучшем случае — в пределах либерализма. В 1950-е годы существовали реальные «черные списки» писателей-радикалов, сегодня книги откровенно левого толка просто объявляются «неприемлемыми для публикации». То, что произведения немногих талантливых писателей, выступающих за мир, таких, как поэт Уильям Стаффорд, прозаик Курт Воннегут и другие, выпускаются крупными издательствами, является лишь исключением, подтверждающим правило. Вот почему за рамками этой статьи останутся, сколь бы интересными они ни были, течения, охватываемые коммерческим книгоизданием — то есть монополистическими издательствами, располагающими огромными средствами для рекламы и сбыта своей продукции.

В периоды массовых движений — популистского 1890-х годов, социалистического 1910-х и коммунистического 1930-х — существовала широкая сеть распространения газет, книг и журналов. Почти непрерывно, начиная с 1910-х годов, действовала так называемая «малая пресса» — типично авангардистская, нечто вроде «надомного производства» для мелкой буржуазии, распространявшаяся тиражами в несколько сот экземпляров. Неровная в творческом смысле, склонная к манерности и самолюбованию, она привлекала тех, кто мог при случае восстать против пуританской традиции и ценностей истеблишмента. В то же время в рамках «малой прессы» работали и радикально и даже пролетарски настроенные писатели — среди них те, кто сотрудничал в издававшихся в конце 1920-х — в 1930-е годы журналах прозаика и публициста Джека Конроя «Поэт-мятежник. Интернационал песни», «Наковальня» и «Новая наковальня».

Конрой провозглашал: «Мы предпочитаем грубую силу изысканной банальности», выступая, таким образом, как решительный противник буржуазного нарциссизма и искренний сторонник пролетарской литературы. Позднее, в 1960-е годы, мы стали свидетелями учреждения Национального фонда помощи развитию искусств, включавшего и Программу по литературе, которая предусматривала содействие «малой прессе», видя в ней существенный резерв национальной культуры. Конечно, средства фонда отпускаются главным образом на осуществление замыслов самовлюбленной мелкой буржуазии, не имеющей, разумеется, ничего общего с интересами пролетарского искусства, но кое-что перепадает порой и различным прогрессивным начинаниям. Например, одна из финансированных Фондом программ стала свидетельством признания достижений ветеранов — Джека Конроя, Томаса Макграта, Меридел Лесур, Джона Бичера.