Дошло до того, что Людвиг после двух лет такой жизни, лишавшей его возможности писать музыку, подал прошение курфюрсту, сделав первый шаг к освобождению: он просил его светлость лишить отца содержания и переводить эти деньги ему. Его прошение было удовлетворено, указ подписан, но Людвиг не пошел до конца: отец валялся у него в ногах, и сын понял, какое символическое значение имело это лишение. Остатки сыновней любви или, возможно, буйный приступ отцовской власти, выродившейся в скулеж, убедили его отозвать свое прошение. Кроме того, похоже, Иоганн спрятал от сына указ, и Людвиг узнал об этом только после смерти отца, когда захотел получить эти деньги. Как бы то ни было, отец и сын заключили соглашение: Иоганн будет выплачивать Людвигу каждый квартал по 25 талеров из своего жалованья.

Кризис, наступивший в конце 1789 года, оказался плодотворным: Людвиг вновь начал писать музыку. Уже в начале 1790-го были созданы многообещающие произведения: циклы вариаций для фортепиано, фортепианное трио, романсы… И музыка к балету. «Рыцарский балет», написанный по заказу графа Вальдштейна, который приписал себе авторство во время его исполнения в Бонне в марте 1791 года, стал первым известным произведением Людвига для оркестра. Знатные друзья не всегда деликатны.

Самым замечательным произведением этого периода остается знаменитая Кантата на смерть императора Иосифа II. Император-музыкант скончался 20 февраля 1790 года. Бетховен тотчас взялся за исполнение заказа курфюрстского двора и лихорадочно писал кантату, которую должны были исполнить в Бонне во время траурной церемонии 19 марта. Но этого не случилось. Слишком трудно исполнять? Мало времени для репетиций? Первое исполнение кантаты состоялось только почти век спустя, в 1884 году в Вене. Другую кантату, на сей раз прославляющую восшествие на трон Леопольда II, ждала та же участь.

Унижение? Разочарование? Впрочем, репутация Бетховена — «доброго дорогого Бетховена» — как исполнителя-виртуоза ничуть не пострадала. В маленьком музыкальном мирке Бонна молодой человек теперь у всех на виду. Ему 20 лет. Становиться вторым Моцартом уже слишком поздно, остается быть самим собой.

Он упорно идет к этой цели, стараясь восполнить пробелы своего образования и при этом робко пытаясь ухаживать за женщинами. Он поступил на филологический факультет, чтобы прослушать курс литературы. Его профессор Евлогий Шнейдер, обладавший пылким умом, всей душой принял французскую революцию, а потом умер на гильотине в 1794 году. Бетховен часто прогуливал занятия, будучи склонен к этому по своей природе, а также в силу исполнения своих обязанностей. В основном он был самоучкой. Но жадно читал. Новые идеи оказались ему близки. Его отрочество прошло под влиянием Нефе, франкмасона и вольнодумца, принадлежавшего к самой радикальной ветви масонства — баварским иллюминатам. Это общество было распущено в Бонне в 1784 году после его запрета в Баварии и заменено Обществом любителей чтения («Lesegesellschaft»), в которое входило около сотни членов. Это общество вовсе не было очагом бунтарства, оно состояло из цвета аристократии, в него входили и граф Вальдштейн, и близкие друзья Бетховена. Но идеи, которые отстаивали иллюминаты (не следует их смешивать с последователями иллюминизма, эзотерического учения, основанного на внутреннем озарении), были по-прежнему живы: прогресс, братство, религия, вера в разум — и антиклерикализм, отметивший собой Бетховена. Происходя из глубоко католической семьи, в душе своей он более тяготел к духовности, основанной на человеческом образе Христа, а не к строгому следованию догмам.

В 20 лет Людвиг ван Бетховен был революционером по духу, если не в действии, ибо придворный слуга еще покорен. Он проникся идеями и духом своего времени, улавливая отзвуки событий, происходящих во Франции. И еще он читал всё, что подвернется под руку: немецкую литературу, Гёте и Шиллера, греческих и латинских авторов, эзотерические трактаты о богословии и науках. В области философии немецкая интеллектуальная элита тогда находилась под влиянием Иммануила Канта; Бетховен постигал его идеи в переложениях, точно также, как во Франции после Второй мировой войны люди охотно называли себя экзистенциалистами, не прочитав ни строчки Сартра. Из кантовского категорического императива он запомнил лишь призыв: «Поступай так, чтобы максима твоего поведения, на основе твоей воли, могла стать общим естественным законом». Или еще: «Две вещи на свете наполняют мою душу священным трепетом: звездное небо над головой и нравственный закон внутри нас». Нравственный закон… По Канту, человек является человеком лишь постольку, поскольку он свободен, и по самой этой причине вовсе не нуждается в боязни высшего существа по сравнению с ним, Бога, чтобы исполнять свой долг. Добродетель, свободно избранная мораль, вера в мудрость государя при условии, что он добр и справедлив, — вот кредо молодого Бетховена. Его представления о государях существенно изменятся на протяжении всей жизни. Ясно одно: как и многие соотечественники, он был заворожен французской революцией. А еще идеалом добродетели, в том смысле, какой вкладывали в него римляне, который станет основой его поведения как человека и артиста.

Может быть, любовь к добродетели и препятствовала некоторым образом его отношениям с женщинами? Или его застенчивость, выражающаяся в грубости? Или он казался юным девушкам малопривлекательным физически? Молодого Бетховена, бесспорно, манил к себе прекрасный пол, но он не мог совершенно преодолеть свою робость. Пример? Некий Николаус Симрок, музыкант из Бонна, рассказывает, что в 1791 году, в одном ресторане, музыканты подговорили служанку, весьма аппетитную блондинку, проверить действие своих чар на Бетховене, «тот принял ее авансы довольно холодно, и поскольку она не унималась, поощряемая остальными, потерял терпение и в конце концов положил им конец пощечиной».

Он переживал бурные, но непродолжительные страсти. «Страдания юного Вертера» Гёте, имевшие оглушительный успех во времена «Бури и натиска»[3], еще довлели над умами, и Людвиг по большому счету оставался целомудренным. Он влюблялся по очереди в Жаннетту фон Гонрат, друга семьи Брейнинг, «красивую жизнерадостную блондинку с приятными манерами и ласковым характером», как говорит Вегелер, но, к несчастью, помолвленную с одним военным, за которого она потом выйдет замуж; в Марию Анну фон Вестерхольт, свою ученицу; в Барбару Кох, «идеал совершенной женщины», по выражению друга Вегелера, дочь владельца постоялого двора, где собирался весь цвет боннского общества, которая станет в замужестве графиней Бельдербуш, так и не ответив ни на одно из пылких писем молодого музыканта. Наконец, Людвиг испытывал нежную склонность к Элеоноре фон Брейнинг, дочери своей второй семьи, которая впоследствии выйдет замуж за блистательного Вегелера. Но до самого конца жизни образ Элеоноры, его «Лорхен», будет жить в памяти. Робкая переписка между ними не оставляет никаких сомнений по поводу их глубоких чувств, в особенности пожеланий на новый, 1791 год. «Будьте столь же счастливы, как и любимы», — написал Людвиг. «Да сможет твое счастье сравниться с моим», — ответила Лорхен. Однако похоже, что природа их чувств не была одинаковой. На день рождения Людвига Лорхен написала: «Я желаю твоей благосклонности. А тебе в отношении меня — снисходительности и терпения».

Снисходительность и терпение… Это говорит не о пылкой любви, а скорее о глубокой дружбе. Много лет спустя, в 1826 году, Бетховен напишет Вегелеру такие меланхолические строки: «У меня сохранился силуэт твоей Лорхен; говорю это тебе, чтобы ты знал, как дороги мне любовь и счастье моей юности».

Эти неудавшиеся, несвершившиеся, едва наметившиеся романы не случайны: в глубине пламенной души Людвига жил один побудительный мотив, одно глубокое, властное желание: добиться величия, смыть горести детства, вознестись так высоко, как только сможет. И был только один способ этого добиться: музыка.