Нам предстояло нанести удар без предупреждения и с подавляющей мощью. Град Песнопений не имел значения, равно как и вражеский флот. Нам нужно было позаботиться исключительно о клонирующих станциях и мастерах работы с плотью, которые трудились в этих помещениях над своей тайной наукой.
— Никаких затяжных сражений. Никаких отступлений с боем. Бьем, уничтожаем и отходим.
Пока Абаддон обрисовывал свой план, мы слушали. Не поднималось никаких возражений, хотя несколько из нас ерзали от некомфортности услышанного. Никому еще не доводилось участвовать в штурме, подобном этому.
В конце концов, он повернулся ко мне. Он сказал, что мне будет принадлежать честь нанести самый первый удар.
Затем он сказал, что мне понадобится сделать.
А потом сказал, чем мне нужно будет пожертвовать.
Я высадился на борту «Тлалока» вместе с моей волчицей и девой-воительницей, направившись в Ядро. Анамнезис приветствовала меня чуть теплым вниманием, встретив мое прибытие взглядом мертвых глаз. Она плавала внутри своего бака, и в насыщенной питательными веществами жидкости ее кожа выглядела такой же бледной, как и обычно.
Глядя на нее, я всегда видел мою сестру. Для меня не имело значения, что она представляла собой намного больше и намного меньше, чем в жизни. Женская оболочка, плавающая в консервирующей жидкости и подключенная ко всей этой аппаратуре жизнеобеспечения, все равно была Итзарой, пусть даже ее голова теперь вмещала в себя тысячи других разумов, а также то, что осталось от ее собственного.
Я сказал ей, чего от меня просил Абаддон. Пока я говорил, казалось, что она обращает на мои слова мало внимания, вместо этого обмениваясь взглядами с Гирой и Нефертари. Когда я сделал паузу в объяснениях, она обратилась к моим самым верным спутницам с лишенными интонациями приветствиями.
Закончив объяснять, я задал ей вопрос, казавшийся мне простым.
— Если я позволю тебе сделать это, ты сможешь победить?
Анамнезис медленно и плавно развернулась, глядя на меня сквозь молочно-белую слизь, и из воксов-горгулий по периметру вычурного помещения раздался ее голос.
— Ты просишь нас измерить неизмеримое, — произнесла она.
— Нет, я прошу тебя предположить.
— Мы не способны вычислить ответ на основании одного лишь предположения. Ты обозначаешь ситуацию с неясными параметрами. Как мы должны оценить возможные результаты?
— Итзара…
— Мы — Анамнезис.
Нефертари положила руку мне на предплечье, почувствовав, что во мне нарастает гнев. Сомневаюсь, что она ощутила мою благодарность, поскольку все мое внимание оставалось сосредоточено на Анамнезис.
— Если мы свяжем тебя с «Мстительным духом», оставшиеся следы его души-ядра могут поглотить твое сознание. Ты больше не будешь собой. Твоя личность окажется подчинена.
— Изложение той же ситуации другими словами, не является помощью для наших расчетов, Хайон. Мы не можем дать тебе ответ.
Я ударил обоими кулаками по баку-оболочке, подавшись вперед и глядя на нее.
— Просто скажи мне, что выдержишь, сколько бы силы ни осталось у машинного духа флагмана. Скажи, что можешь победить.
— Мы не можем делать утверждений о какой-либо из этих возможностей с определенностью.
Я ожидал этого ответа и боялся его. Ничего не говоря, я сел, прислонившись спиной к ее иммерсионной емкости, отказываясь от дальнейших тщетных требований успокоить меня. Какое-то время я был занят исключительно тем, что вдыхал и выдыхал, находясь на грани медитации, но не погружаясь в нее, и слушал, как крутятся машины систем жизнеобеспечения Итзары и пузырится окружающая ее жидкость.
— «Мстительный дух» был королем флота Терры, — сказал Абаддон в завершение инструктажа. — Его душа-ядро сильнее и агрессивнее, чем у любого другого боевого корабля, когда-либо плывшего среди звезд. Хайон, я хочу, чтобы ты был готов к тому, что может произойти.
Итак, нам требовались уникальные системы Анамнезис, ее способность контролировать звездолет при помощи разумного сознания. Установка машинного духа «Тлалока» на флагман позволила бы нам вновь разжечь его душу и двигаться без сотен тысяч необходимых членов экипажа.
Однако реактивация боевого корабля Абаддона могла означать, что душу моей сестры скормят машинному духу.
Сидя там, я раз за разом прокручивал в голове слова Абаддона, и в этом состоянии меня и нашли Леор с Телемахоном. Последние из дверей с грохотом открылись, пропуская обоих в самое сердце Ядра. Увидев их, я удивился трижды — во-первых, что они разыскали меня здесь внизу, во-вторых, что они вообще вместе, и в-третьих, что Анамнезис позволила им пройти к ней.
— Братья, — поприветствовал я их, поднимаясь на ноги. — Что вы тут делаете?
— Тебя ищем, — Леор был напряжен, левая рука подрагивала. — Вернулись помочь тебе с приготовлениями.
Они оба до сих пор были вооружены и облачены в доспехи и оба повернули лицевые щитки к Анамнезис, впервые созерцая уникальный машинный дух корабля во плоти.
— Приветствую, Леорвин Укрис и Телемахон Лирас, — произнесла она, паря во мгле перед ними.
Леор подошел к ней, глядя на обнаженную фигуру, погребенную в разреженной эмульсии аква витриоло. Он постучал пальцем по усиленному стеклу, как ребенок мог бы тревожить рыбку в аквариуме.
Разумеется, Анамнезис не улыбнулась, однако и не приказала ему прекратить. Она посмотрела на него сверху вниз, как будто его поведение являлось мимолетной диковинкой, странной игрой насекомого, не более того. Леор ухмыльнулся в ее внимательное лицо.
— Так ты его сестра, а?
— Мы — Анамнезис.
— Но ты была его сестрой до… всего этого.
— Когда-то мы были живы, как жив ты. Теперь мы — Анамнезис.
Леор отвел взгляд.
— Как будто споришь с машиной.
— Ты и споришь с машиной, — произнесла стоявшая рядом со мной Нефертари. Леор, как всегда, проигнорировал ее. Он уже набирал воздуха, чтобы заговорить, когда нашу сбивчивую беседу нарушили слова Телемахона.
— Ты прекрасна.
Мы все обернулись. Телемахон стоял перед Анамнезис, прижав ладонь к окружавшей ее емкости. Она подплыла поближе к нему, несомненно, привлеченная ее редким поведением.
— Мы — Анамнезис, — сообщила она ему.
— Знаю. Ты прелестна. Невероятно сложное существо, воплощенное в этом прекрасном теле. Ты напоминаешь мне о наядах. Тебе известно о них?
Она снова наклонила голову. Я чувствовал, как ее мысли мечутся туда-сюда невообразимыми проблесками между короной из кабелей и сотнями капсул разумных машин по всему залу. Мозгами пленников, ученых, мудрецов и рабов, которые все были подключены к ней как совокупный коллективный разум.
— Нет, — наконец, произнесла она.
— Они были мифом Кемоса, моего родного мира, — сказал ей Телемахон. Серебристая лицевая маска выглядела в тот миг так уместно, взирая с безмятежным восхищением. Он был похож на человека, который глядит на образ райской жизни после смерти. Неудивительно, что когда-то человечество хоронило в таких масках своих королей и королев. — Возможно, их корни уходят глубже, на Старую Землю. Не могу сказать точно. Кемосийская легенда гласит, что на нашей планете были моря и океаны, в ту эпоху, когда солнце Кемоса горело достаточно ярко, чтобы в изобилии вдыхать жизнь. Наяды являлись разновидностью водяных духов, которым было поручено надзирать за океанами. Они пели тварям глубин, и их песни успокаивали душу нашего мира. Когда же их музыка, наконец, подошла к концу, океаны высохли, а солнце потемнело в пыльном небе. Сам Кемос скорбел об утрате их песен.
Глаза Анамнезис были широко раскрыты.
— Мы не понимаем.
— Чего ты не понимаешь? — спросил он с интонацией сказочника.
— Мы не понимаем, почему наяды прервали свою музыку. Их действия привели к глобальной катастрофе, тяжесть которой имела смертельный для многих видов уровень.
— Говорят, что их песнь просто подошла к концу, как бывает со всеми песнями. В тот день наяды пропали из нашего мира, исполнив свой долг и полностью прожив свою жизнь. И никогда уже не возвращались.